обесценивания, утверждение как воля к власти, воля как утверждающая воля. Оставаясь в стихии негативного, не имело бы смысла изменять или упразднять ценности, не имело бы смысла убивать Бога: ведь сохраняется его место и его атрибут, сохраняются священное и божественное, даже если место оставляют пустым, а предикат – неатрибутированным. Но только с изменением стихии – тогда и только тогда – можно говорить о том, что все
на сегодняшний день познанные и познаваемые ценности ниспровергнуты. Нигилизм побежден, деятельность восстанавливает свои права, но только в отношении и в сродстве с более глубокой инстанцией, от которой они происходят. В мире обнаруживается становление-активным, но оно тождественно утверждению как воле к власти. Вопрос в следующем: как победить нигилизм? Как изменить саму стихию ценностей, как поставить утверждение на место отрицания?
Возможно, мы куда ближе к его разрешению, чем можем предположить. Отметим, что для Ницше все прежде проанализированные формы нигилизма, даже крайняя или пассивная его форма, составляют незавершенный, неполный нигилизм. Если же, напротив, заявить, что трансмутация, побеждающая нигилизм, – это единственная завершенная и полная форма самого нигилизма? В самом деле, нигилизм побежден, но побежден самим собой [515]. Мы приблизимся к решению, когда поймем, почему трансмутация образует завершенный нигилизм. – Можно упомянуть первое основание: только изменяя стихию ценностей, мы можем разрушить те ценности, которые зависят от прежней стихии. Критика известных по сей день ценностей бывает радикальной и абсолютной, исключающей любые компромиссы, только если ее ведут во имя трансмутации, исходя из трансмутации. Итак, трансмутацию можно назвать завершенным нигилизмом, поскольку она придает критике ценностей завершенную, «обобщающую» форму. Но подобная интерпретация еще не объясняет нам, почему трансмутация нигилистична не только по своим следствиям, но также в себе и сама по себе.
Ценностями, которые зависят от этой древней стихии негативного, ценностями, которые подпадают под радикальную критику, являются все познанные или познаваемые до сегодняшнего дня ценности. «До сегодняшнего дня» – значит до дня трансмутации. Но что значит фраза «все познаваемые ценности»? Нигилизм – это отрицание как качество воли к власти. Но это определение остается недостаточным, если не учитывает роль и функцию нигилизма: воля к власти обнаруживается в человеке и познается в нем как воля к ничто. И, вообще говоря, мы мало знали бы о воле к власти, если бы не знали, как она проявляется в ресентименте, нечистой совести, аскетическом идеале, в нигилизме, принуждающем нас к ее познанию. Воля к власти – это дух, но что мы знали бы о духе без духа мести, открывающего нам эти причудливые силы? Воля к власти – это тело, но что мы знали о теле без болезни, заставляющей нас его познавать? Таким образом, нигилизм, воля ничто – это не только определенная воля к власти, одно качество воли к власти, но и ratio cognoscendi [516] воли к власти в целом. Все познанные и познаваемые ценности по природе являются ценностями, которые происходят из этого мотива. – Если нигилизм заставляет нас познавать волю к власти, то она, напротив, учит нас, что мы знаем ее в единственной форме, в форме негативного, которое составляет в ней лишь лицевую сторону, качество. Мы «мыслим» волю к власти в форме, отличной от той, в которой ее познаем (тем самым мысль о вечном возвращении превосходит все законы нашего познания). Далекий отголосок тем Канта и Шопенгауэра: то, что мы узнаём о воле к власти, оказывается также болью и наказанием, но воля к власти – это еще и неведомая радость, неведомое счастье, неведомый бог. Ариадна поет в своей жалобе: «Я гнусь и извиваюсь, терзаемая всевозможными вечными муками, пораженная тобой, о жесточайший из охотников, тобой, бог – неизвестный <…> Заговори же наконец, о ты, сокрывшийся за молниями! Неведомый! Заговори! Чего хочешь ты? <…> О, вернись, мой неведомый бог! Мое страдание! Мое последнее счастье» [517]. Иное, неведомое, лицо воли к власти, иное, неведомое, качество: утверждение. А утверждение, в свою очередь, является не только определенной волей к власти, определенным качеством воли к власти, оно – ratio essendi [518] воли к власти в целом. Оно – ratio essendi всякой воли к власти (следовательно – основание, изгоняющее из этой воли негативное) в том же смысле, в каком отрицание было ratio cognoscendi всякой воли к власти (следовательно, основание, не упускающее случая устранить утверждающее из познания этой воли). Из утверждения происходят новые ценности, дотоле неведомые, то есть до того момента, когда законодатель занимает место «ученого»: созидание – место познания как такового, утверждение – место всех известных отрицаний. – Следовательно, мы видим, что между нигилизмом и трансмутацией существует более глубокая связь, чем та, на которую мы указывали вначале. Нигилизм выражает качество негативного как ratio cognoscendi воли к власти; но он не может завершиться без трансмутации в противоположное качество, в утверждение как ratio essendi этой самой воли. Дионисийская трансмутация боли в радость, та самая, которую Дионис, отвечая Ариадне, возвещает с подобающей случаю таинственностью: «Если должно себя возлюбить, то не должно ли сначала возненавидеть себя?» [519] Это значит: не должна ли ты познать меня как отрицательное, если тебе предстоит претерпеть меня как утверждающего, сочетаться со мной как с утверждающим, мыслить меня как утверждение?
Но почему в таком случае трансмутация является завершенным нигилизмом, если она действительно довольствуется заменой одной стихии на другую? Здесь должна вмешаться третья причина, которую мы рискуем не заметить, настолько различения Ницше становятся тонкими и скрупулезными. Вернемся снова к истории нигилизма и его следующих друг за другом этапов: негативному, реактивному, пассивному. Реактивные силы обязаны своим триумфом воле к ничто; как только свершается этот триумф, они разрывают союз с этой волей, оценку собственных ценностей они хотят производить сами, и только сами. Вот великое и громкое событие: реактивный человек на месте Бога. Исход нам известен: последний человек, который воле к ничто предпочитает ничто воли, пассивное угасание. Однако это исход для реактивного человека, но не для самой воли к ничто. Она продолжает свое дело, на этот раз в тишине, по ту сторону реактивного человека. Реактивные силы разрывают союз с волей к ничто, а воля к ничто, в свою очередь, разрывает союз с реактивными силами. Она прививает человеку новый вкус – вкус к саморазрушению, но к саморазрушению активному. Совершенно невозможно спутать то, что Ницше называет саморазрушением, активным разрушением, с пассивным угасанием последнего человека. Невозможно спутать – если прибегнуть к терминологии Ницше – «последнего человека» и «человека, который хочет погибнуть» [520]. Один является последним продуктом реактивного
