Страх — источник жизни, он также естественен, как дыхание или прием пищи. Это инстинкт выживания. Те, кто жертвует собой за принципы, восстают против самой природы. Для них смысл жизни не в выживании, а в сохранении человеческого достоинства.
Когда Борису Пастернаку в тридцатые годы принесли на подпись письмо с требованием расстрела «врагов народа», беременная жена валялась у него в ногах, умоляя, чтобы он подписал — ради ребенка. Он сказал: «Если я подпишу, я буду другим человеком. А судьба ребенка от другого человека меня не волнует».
Это не героизм, это что-то другое. Невозможность перестать быть собой.
За месяц до своей гибели Борис Немцов сказал в интервью: «Каждый должен сам для себя решить, готов он к рискам или нет. Могу сказать лишь про себя. Я счастлив, что могу говорить правду, быть самим собой и не пресмыкаться перед жалкими, вороватыми властями. Свобода стоит дорого».
Эти люди — не жертвы. Они каждый раз осознанно выбирают себе свободу. Сколько раз имея возможность отказаться от себя, они всегда сами делали свой выбор, даже если выбирали тюрьму и смерть. Они — самые свободные люди.
Элиас Канетти однажды спросил: «Найдется ли среди тех, кто строит свое безмятежное, надежное, покойное академическое существование на жизни писателя, проведшего свою жизнь в нищете и отчаянии, хоть один, которому стыдно?»
У меня ощущение, что все они — и те, кто вышел в 68-м на Красную площадь, и Анна Политковская, и Борис Немцов, и Ашраф Фаядх, и
Малини Субраманиам, и многие-многие другие спрашивают нас всей своей жизнью: вам не стыдно?
Эти люди — неудобны, как совесть. Эти люди и их судьбы — живой укор каждому.
Мне стыдно.
Именно потому, что нельзя выразить благодарность и признание всем им, известным и неизвестным, нужно сделать это для конкретных людей, и в лице палестинского поэта и индийской журналистки наше признание, восхищение и благодарность получают все те, кто выходил, выходит и всегда будет выходить на площадь «за нашу и вашу свободу», как бы опасно это ни было. Это благодарность тысячам и тысячам прекрасных мужественных людей, даже если мы никогда не узнаем всех их имен.
«Семь человек на Красной площади — это, по крайней мере, семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских», — написал один чешский журналист о демонстрантах 68-года. Продолжая свою борьбу, даже без надежды на победу, такие люди во все времена и в любой стране делают очень важное дело: они спасают честь своего народа и честь всего человечества. Своей борьбой они оправдывают существование всех нас на этой земле. Они делают это для того, чтобы доказать, что ценности, за которые они страдают — настоящие. Они делают это из любви к жизни.
https://www.facebook.com/borisakunin/posts/764500017033347
Вольное историческое общество:
“новый социальный контракт: общество дарит власти лояльность в обмен на гордость за «тысячелетнюю историю»
В нынешней «официальной истории» тема борьбы за свободу замалчивается. Герои восстаний объявляются разбойниками или заблудшими либералами. В народе подчеркивается не тяга к воле и чувство собственного достоинства, а холопская преданность и «благодарность за скрепы». Из биографий писателей изымаются их конфликты с властями.
История российской власти подается как история непогрешимости и благолепия, деяний и свершений, подвигов руководства и окормления народа. В этой логике получается, что в бунтах и революциях повинны только злоумышленники, а не сама власть, которая допустила возникновение революционной ситуации. Государство подается в ореоле святости, и это распространяется и на власть сегодняшнюю.
На задний план уходит все, что связано с модернизацией. Ключевыми героями становятся консерваторы и реакционеры. «Даже в истории СССР едва ли не весь позитив все чаще сводится к военной мобилизации и сплоченности, тогда как научно-техническая модернизация стыдливо обходится новым поколением эффективного менеджмента».
Переписывается история взаимоотношений России с внешним миром. Неоднозначность европейской, западной ориентации России пытаются подменить «примитивным антизападничеством». «Абсурдный и неграмотный тезис “Россия не Европа”, который пытались заложить в основу государственной культурной политики, — образец ложного патриотизма».
Из официального дискурса исключены диссиденты и инакомыслящие. Профанация исторических событий приводит к казусам: множество россиян не понимают, как относиться к событиям 1991 года, из которых родилось наше государство. Вроде как появилась нынешняя Россия, а с другой стороны похоже на «оранжевую революцию».
Страх перед нарастающим кризисом и образами падения режима породил интенсивное переосмысление истории официозом. «В понимании причин политических кризисов стала преобладать конспирология, особую популярность приобрели концепция злонамеренного вмешательства извне».
Словом, политический режим и архаично-авторитарные технологии управления страной легитимируются прошлым. Отсюда новый социальный контракт: общество дарит власти лояльность в обмен на гордость за «тысячелетнюю историю».
Упрощенный культ Победы — это «способ легитимизации сегодняшнего авторитарного режима, превращения его в наследника Победы по прямой». Режим становится как бы таким же «священным» и неприкосновенным.
Национальная история понималась и понимается исключительно как история государства. «И государственная история оказалась едва ли не единственной состоявшейся формой, конструирующей национальную идентичность русского человека». Необходимо рассказывать другую историю — историю свободы. Свобода из отрицательного героя должна превратиться в положительного. «Иначе неизбежна дальнейшая архаизация массового сознания, чрезвычайно губительная для креативного потенциала нации, для развития страны».
Сформированная с помощью официальной историографии идентичность русского человека раз за разом возвращает нас к прежней матрице: гиперцентрализация, монархический характер верховной власти, бесправие широких народных масс, компенсируемое растущими имперскими амбициями.
Отсутствие империи в настоящем с учетом традиционной историографии может восприниматься лишь как временная случайность. И возможность существования российского государства вне имперской матрицы исключается. «Хотя совершенно очевидно, что время империй прошло скорее всего безвозвратно и русским необходимы идентичность и политическая структура, позволяющие успешно и счастливо существовать после империи, без империи».
Честное, свободное и ответственное отношение к прошлому — залог того, что и будущее страны может быть выбрано свободно. Поэтому необходимо стремиться к академической свободе для ученых, развести историю и мифологию, демилитаризовать историю, деперсонифицировать ее. В том числе необходима работа по пропаганде качественной и объективной исторической литературы, критика лженауки, разоблачение политических и идеологических спекуляций.
https://www.znak.com/2017-01-23/doklad_liberalnyh_istorikov_kakoe_proshloe_nuzhno_buduchemu_rossii_glavnye_tezisy
Владислав Иноземцев:”гражданам России предписано не заботиться о своем материальном благополучии, а предаваться лишь укреплению собственного духа и мыслям о величии Отчизны. Некоторые статистические наблюдения указывают на то, что стратегия имеет успех: социологи с удивлением констатируют привыкание россиян к кризису, когда почти половина населения экономит на самом необходимом, располагаемые доходы сократились от максимальных уровней почти на 1/6, а народ и не думает роптать — напротив, все большая его часть называет существующее положение «нормальным». Соответственно, все менее заметна в России предпринимательская активность; продолжает сокращаться число малых и средних предприятий; все больше молодых людей стремятся стать чиновниками или служащими госкомпаний; все больше законов принимается во имя абстрактного «государства», а не конкретных людей.
Однако такая политика в исторической перспективе обречена. Можно — как это делали многие авторитарные режимы — поддерживать в людях мессианские идеи на протяжении одного-двух десятилетий, но отмахиваться от их проблем постоянно невозможно. Сильное государство не может существовать без здорового, строящегося снизу общества — потому что оно должно служить людям, а не подчинять его себе. Причем именно людям, а не «народу», который существует разве что в воображении вождей разного рода Volksparteien. А именно к людям российские политики во все времена относились с плохо скрываемым пренебрежением — и тут «демократические» 1990-е как две капли воды похожи на «авторитарные» 2000-е, а все они вместе — на историю большей части ХХ, да и предшествующих веков.
