Чак-Чак прекратил вертеться в кресле. Воцарилась тишина, от которой звенит в ушах. В такой тишине сердцебиение кажется оглушительным.
- Палисси, да ты рехнулась, - произнес качок почти нараспев и почти дружелюбно. Чертово «почти» портило все. – Тебе горы золотые предлагают, а ты носом ворочаешь.
- Я и не знала, что у тебя есть абонемент.
Это озадачило бритоголового, и он притормозил:
- Какой еще абонемент?
- В городскую библиотеку, конечно же. Где бы еще ты разнообразил свой хреновый словарный запас? И, так уж и быть, я отвечу, почему я ворочаю носом от непомерных благ, предлагаемых твоим господином. Слушай внимательно, Чак-Чак. Все до смешного просто: мой брат у вас. Можно ли при таком раскладе построить крепкие и доверительные отношения? Ответ: нет, нельзя.
- Маргарита права, - неожиданно заявил Человек-Цыпленок. Чак-Чак к этому моменту сжимал и разжимал руки в кулаки и тяжело дышал, будто собирался взорваться. Жилы на его шее вздулись. – Это мое упущение. Я недооценил ее связь с братом. Гнусно с моей стороны держать ее в неведении. Особенно теперь, когда, боюсь, она уже приняла решение. Неверное решение.
У меня дыхание перехватило.
- Насильно мил не будешь.
- Я знаю, - вздохнул он. – Именно поэтому до последнего рассчитывал на ваше благоразумие. И вообще, насилие – это не по моей части.
- А по моей, - издевательски пропел Чак-Чак и поднялся из кресла. Его пиджак был расстегнут. В руке на уровне бедра, как в каком-нибудь старом вестерне, он держал пистолет. – Опусти пушку, пирожок. Ты на прицеле.
- Ты тоже, - парировал Эдуарда.
- Нет, пирожок, ты не понял. Ты на прицеле, - выразительно повторил качок.
И тут я поняла: целился Чак-Чак не в Эдуарда, а в меня.
- Брось пистолет. Руки за голову. Только без глупостей, - прозвучал новый голос. Вернее, не такой уж и новый. Мне уже доводилось слышать его раньше. Это был Григорий – тип с вытатуированной слезой.
Человек-Цыпленок сложил ладони в молитвенном жесте и попытался скрыть улыбку, но ничего у него не вышло. Он выглядел как добрый папочка, который смотрит, как его дражайшее чадо разворачивает подарки. Гадость.
- А, Гриша! Как я рад, что ты заглянул к нам на огонек!
- Брось пистолет, - ледяным тоном повторил Григорий.
Эдуард подчинился и выронил пистолет.
- Руки за голову, - напомнил татуированный тип.
Я посмотрела на Чак-Чака. Все так же держа пистолет на уровне бедра, он в три шага пересек комнату и подошел ко мне. Я узнала пистолет – «беретта», которую вручил мне Влад. Что, пришлась по вкусу? Частичка меня клятвенно пообещала разбиться в лепешку, но застрелить ублюдка из этой же «беретты». Несомненно, громкое обещание.
Схватив за сгиб локтя, Чак-Чак потащил меня к дивану. Там он отпустил меня, а пистолет сунул в наплечную кобуру. Я позволила себе бросить быстрый взгляд на Эдуарда и Софию. Оба стояли со сложенными за головой руками, будто собрались делать вечернюю зарядку. Григорий тем временем, не выпуская из руки ствол, обыскивал Эдуарда. Наверное, неудобно, когда у тебя в распоряжении всего одна рука, плюс ты постоянно должен следить за тем, как бы обыскиваемый не выкинул никакого фокуса. Но Григорий справлялся как нельзя лучше.
- Что, Палисси, не ожидала?
У меня чуть колени не подогнулись, когда тяжелые лапищи Чак-Чака легли мне на плечи.
- Чушь собачья, - выдохнула я. – От тебя разит предсказуемостью.
Он заставил меня снять кофту. Я осталась в майке. Прохлопал мои штанины. Бьюсь об заклад, от его прикосновений останутся синяки.
- Что, никаких подарочков?
- Не-а, - улыбнулась я.
- Чисто, - объявил Чак-Чак.
Григорий поддакнул. Его лицо, в отличие от предвкушающего, светящегося лица Чак-Чака, было отсутствующим, пустым. Лицо безжалостного убийцы. Такого не пронять слезливыми просьбами о пощаде.
- Изумительно! А теперь, если вы не против, мы немного прогуляемся, - сказал Человек-Цыпленок.
Этап вежливой болтовни закончился. Мы перешли на качественно новый уровень общения, где слова больше не играли такой важной роли, как ранее.
Эдуард и София возглавляли шествие. По правде говоря, они не выглядели испуганными или мало-мальски растерянными. В отличие от меня. Я знала, что мои эмоции читаются на моем лице не хуже, чем в сочинении на сию тему. Григорий выполнял роль пастуха, только вместо прутика у него была пушка.
Мы с Чак-Чаком и Человеком-Цыпленком замыкали процессию. Лысый детина топал рядом. Пистолет в кобуре. Честно говоря, у него было оружие помощнее ствола – его руки. Ему достаточно было обхватить меня за талию и сдавить, и я была бы вне игры. Он прекрасно понимал, что на раз плюнуть справится со мной. Я уступала ему по всем физическим характеристикам. Человек-Цыпленок, видимо, тоже считал меня не самым опасным членом его сколоченной на скорую руку Лиги друзей. На его губах играла приятная улыбка, словно он думал о чем-то, доставляющем ему колоссальное удовольствие.
Двери в зал с гостями были распахнуты. Развлекательная программа, судя по аплодисментам и смеху, наполняющим анфиладу, была в самом разгаре.
Мы остановились напротив ничем не примечательной двери, находящейся левее от ведущей на второй этаж лестницы. Вернее, дверь была сделана так, чтобы казаться примечательной. В действительности же это была укрепленная, мощная дверь с кодовым замком. Если не присматриваться, ее можно не заметить.
За дверью была лестница, уводящая в темноту. Дьявол, я так и знала! Лестницы и темнота – лучшие помощники плохишей. Я сдержала поползновение хлопнуть в ладоши. Наполнявший анфиладу свет растекся по верхним ступенькам, остальные ступени тонули в тени и, чем глубже, тем гуще эта тень становилась. Я не люблю темноту. Нет, не боюсь, но не люблю. Именно поэтому сплю с включенным ночником.
Мы начали спускаться. Когда дверь захлопнулась, все погрузилось в кромешную тьму. Сама лестница была не шире полутора метров. Чтобы кубарем не покатится вниз, я расставила руки в стороны, ладони скользили по шершавым стенам. Чак-Чак спускался следом за мной, тихо мурлыча под нос новогоднюю песенку, какую обычно поют ребятишки на утренниках в детских садах. Не знаю, что расстраивало меня больше: тьма, застрявший в горле пульс или его немелодичный голос.
Внизу забрезжил свет. Я не слышала ничего, кроме шуршащего дыхания, шагов и детской новогодней песенки. Через сорок-пятьдесят ступеней мы приблизились к свету вплотную. Я видела квадрат бетонного пола. Еще пару шагов – и новый коридор.
Эдуард и София скрылись из виду, за ними – Григорий с пистолетом в руке. Либо он знал эту лестницу как свои пять пальцев, потому и не нуждался в опоре при спуске, либо у него была блестящая координация. В любом случае, его осанка была идеальной, а пистолет – на месте.
Часто моргая и щурясь, я стояла в длинном, с низким потолком и гудящими лампами, коридоре. Это был бункер. В Пороге много бункеров. Большинство из них были выкуплены и переоборудованы под магазины, склады, кафе (да-да, даже такое). Этот же не был переоборудован. Словно темная сторона Луны. В данном случае – Церкви механизированных. Вряд ли кто-либо из резвящихся сейчас на новогодней вечеринке Церкви знал об этом бункере. Я догадывалась, что такие места показывают не от широты душевной. Более того, если вы попадаете в находящуюся глубоко под землей берлогу не по воле своей, вероятность того, что она станет для вас перевалочным пунктом в иной, загробный мир, значительно возрастает.
Коридор упирался в железную дверь. Она была распахнута. Кажется, нас ждали. Наша Лига друзей Человека-Цыпленка за полминуты покрыла оставшееся расстояние, и мы вошли в помещение.
У дальней стены был мягкий уголок: огромный кожаный диван, цветастый ковер, парочка торшеров, книжный шкаф, журнальный столик. Образцовая гостиная, окруженная голым стылым бетоном. Я оценила такое разнообразие: то пентхаус, то бункер.
На диване, раскинув руки и ноги, полусидел-полулежал Стефан. На нем не было ничего, кроме черных брюк. Босой, с закрытыми глазами и запрокинутой головой. Он тяжело дышал, будто пробежал стометровку. Перед ним, на ковре, была кучка каких-то тряпок. Стефан открыл глаза и поднялся нам на встречу. На пальцы правой руки был надет кастет. Он моргнул и улыбнулся. Весьма доброжелательная улыбка.
Человек-Цыпленок улыбнулся в ответ:
- Извини, что заставили тебя ждать, Стефан.
- Без проблем, - эхо усилило его голос. – Вижу, Маргарита привела с собой друзей. Это только к лучшему. Как дела, Марго?
Я не ответила, глядя на шевелящуюся горку изодранной одежды перед ним. Крови не было. Да и где взяться крови в мертвом почти неделю теле?
Это был Константин.
Константин был туристом. Живым мертвецом. И в этом обстоятельства я была склонна винить себя.
Я вскрикнула. Мне удалось сделать шаг в сторону Константина, когда Чак-Чак схватил меня за шкирку и притянул обратно. Я бы непременно упала, если бы он не дернул меня вверх, словно куклу, ставя прямо.
