грел озябшие руки, а его доспех грудой железа валялся поодаль. – Они и думать не могли, что мы в бой вернёмся. Клянусь Феарком, мы не меньше трёх десятков потопили, не считая аркаирских, а там глядишь и шторм кого заберёт.
– Славная, вот только и мы потеряли немало, – заметил Эвримедонт, подсаживаясь к огню.
– А кто тебе виноват? Не ты ли нам велел вернуться? Что вообще на тебя нашло? Нет, я понимаю, эферияне ‒ те ещё свиньи, сам их не люблю, но всё же утопающие...
– При чём здесь люблю не люблю? – устало вздохнул стратег. – Ты знаешь про эферский закон о спасении сограждан?
– Ну да, в общих чертах. Командир обязан сделать всё для спасения гибнущих граждан, и у нас тоже похожий есть.
– А Никарх их спасти не смог.
– Ну, ему помешали: сперва мы, потом шторм.
– Посмотрим, как он это объяснит это эферским демагогам. «Семена раздора приносят сладкие плоды, если сеешь на чужом поле», так гласит «Размышление». Даже поражение можно обратить себе на пользу, юный Зевагет.
– Мы не проиграли! – тотчас вскинулся наварх.
– Не проиграли, но и не выиграли. Впрочем, вы сделали всё, что могли. Ты славно потрудился сегодня, наварх Зевагет. Я напишу твоему отцу, что он может гордиться.
Их разговор был прерван появлением сенхейского диерарха, закутанного в плотную войлочную накидку, и грузного седеющего мужчины в насквозь вымокшей жёлто-синей одежде.
– Наварх, это Брахион. Ты просил доставить, если захватим. Сняли с доски.
– Хорошо Евмил, можешь идти, – сказал Зевагет. – Проходи, Брахион, обогрейся у огня. Евмил, вели принести наварху сухую одежду.
– Да, наварх, – диерарх кивнул и скрылся в дождливой пелене. Аркаирский флотоводец нерешительно зашёл под навес. То ли от холода, то ли от пережитого его била лёгкая дрожь.
– Проходи, старый знакомый, не стесняйся, – сказал Эвримедонт, указывая на место рядом с собой. – Что, удача отвернулась?
– Б-благодарю наварха Зевагета з-за спасение, – пробормотал аркаирец, садясь к огню. – Чистая п-победа.
– Держи, наварх, – Зевагет, ухмыльнувшись, протянул поверженному врагу флягу. Тот шумно выпил и закашлялся, пахнуло мойранским крепким вином на травах. Всё так же улыбаясь, сенхейский наварх предложил огненный напиток Эвримедонту и Хилону.
– Что будет с моими людьми? – спросил Брахион. Вода ручьями стекала с его хитона и обвислых чёрных с проседью усов.
– Как водится по обычаю, – пожал плечами Зевагет. – Кто сможет – выкупится или обменяется, другим предложим перейти к нам, из оставшихся одиннадцать, по жребию, в жертву Морю, а прочих – на продажу. Зверствовать не станем.
– Благодарю, – аркаирец отхлебнул из фляги. Его слегка обрюзгшее лицо с обвисшими, как у сказочного зверя моржа, щеками выражало искреннее облегчение. После всего, что было сказано и сделано между аркаирцами и сенхейцами за последний год, от последних вполне можно было ожидать мстительности.
– Ты ведь понимаешь, Брахион, что теперь тебе в Аркаиру путь заказан? – сказал Эвримедонт. – Парон тебе не простит.
– Понимаю ли я? – невесело улыбнулся Брахион. – Конечно понимаю. Только куда мне тогда идти?
– Куда мы все пойдём, вот вопрос? Со мной ясно: до ближайшего берега – мне ещё войско обратно в Сенхею вести. А вот куда вы пойдёте? Зевагет? Хилон?
– Я думал добраться до Неары, – сказал Хилон. – Я получил известие от друзей, что неарцы готовы примкнуть к нам, нужно лишь немного подтолкнуть. Ну... и у меня там другие дела.
– Неара это хорошо, – кивнул Зевагет. – Удобная гавань, подойдёт для починки кораблей. Мы проводим тебя, а оттуда в Сенхею.
– Ну вот, Брахион, всё и решилось. Вы все идёте в Неару, – Эвримедонт рассмеялся, и не по возрасту могучим глотком прикончил флягу.
– Слава царице! Слава роду Аэропидов! – шум, свет и красно-белый град розовых лепестков обрушились на Кинану, едва она миновала длинную воротную арку. Толпы народа, счастливые лица, серые флаги и пучки дубовых ветвей – Ордея радостно встречала победоносную царицу, дочь их возлюбленного царя Пердикки. Таких восторженно-счастливых обывателей можно было встретить не на всяком праздновании начала года или священных сагвений.
Царица, в доспехах, шлеме с чёрным султаном и чёрно-сером плаще, верхом на статном Ониксе вступила в город, и её войско следовало за ней. Впереди герои Эгоры: Белен, Аркипп и семеро уцелевших всадников из охраны царицы, все в новеньких плащах и хитонах, но порубленных и измятых доспехах, тех самых, что носили, обороняя в одночасье ставшую знаменитой крепость. Отцы указывали на героев сыновьям, а девушки так и млели, при виде прославленных храбрецов. Эгорский отряд в двадцать человек под командованием Эльпинида вызвал не меньший восторг, ну а последними в крепость вступили сто педзетайров, отряженных номархом Грейи Пселлом – жизнерадостным толстячком, то охавшим и ахавшим, слушая рассказы о подвигах Кинаны, то хватавшимся за сердце при мысли о том, какой беды избежали он сам и его город. Грейцы шагали чинно и важно, счастливые хоть таким образом приобщиться к великой победе. Шла в триумфальной процессии и Диена – простоволосая, босая, в сером хитоне, с зелёным платком вольноотпущенника на голове. Она нарядилась так по собственной воле, невзирая на возражения Кинаны. Всякий раз, когда бывшая наставница, заливаясь слезами, порывалась поцеловать руку или припасть к ногам, царице хотелось провалиться сквозь землю и затеряться в мрачном царстве Урвоса среди безмолвных теней.
Пока Кинана без малого месяц лежала пластом в Грейе под несколько назойливым, но сердечным попечением гостеприимного номарха Пселла, по стране неудержимой лавиной неслись слухи. Царица с тысячей бойцов разбила сто тысяч варваров, царица лично сразила десятерых вождей, по просьбе царицы Даяра обрушила на врагов огонь и камни... Слухи облетели всю страну, а уж в спасённой от нашествия Равнинной Герии восхищение вышло за все разумные пределы. В деревушке под Грейей Кинана собственными глазами видела необычайно уродливую деревянную статую, подписанную её именем, там был даже жертвенник с подношениями и цветами. Одно из подношений – тёмно-красное, наливное яблоко – девушка не выдержала и взяла, после чего имела неприятный разговор с храмовым сторожем, не вдруг сообразившим, кто перед ним. Собравшиеся на шум селяне безусловно согласились, что взять яблоко с посвящённого тебе же алтаря не зазорно, а заодно и пообещали, как сбудут урожай, нанять резчика с прямыми руками и
