Таня порывисто обняла ее.
– Берегите себя, Кристина. Я тоже уезжаю сегодня. Мне недалеко, а я очень соскучилась по своему малышу. Было очень приятно с вами познакомиться, у вас есть мои контакты – если вдруг захотите снова со мной связаться.
– Мне тоже было приятно познакомиться, – искренне ответила Кристина. Ей действительно нравилась Таня, ее простота и открытость, ее отношение к ребенку. А еще было здорово знать, что она тоже прибегала к помощи донора.
– Вы довольны тем, как все обернулось для Закари?
– Да, а вы?
– Более чем, – Таня покосилась на Маркуса, – как по мне – совершенно не имеет значения, как приходит в этот мир ребенок, главное – что он рождается. Я очень счастлива, что у меня есть сын. И желаю вам всего самого лучшего.
– И вам тоже. – Кристина надеялась, что Маркус тоже мог оценить мудрость этих слов Тани.
– Вы сегодня совершили поистине великий поступок. – Таня улыбнулась, ее улыбка просияла даже в темноте. – Вы будете потрясающей мамой, я уверена.
– Спасибо. – Кристина улыбнулась в ответ, но ее все еще потряхивало, особенно когда она повернулась к Грифу. – Я буду скучать по вам, учитель.
– Я тоже буду скучать по вам. – Гриф криво улыбнулся. – Нам обязательно обниматься?
– Вы же понимаете, что обязательно. – Кристина распахнула объятия и заключила в них Грифа, затем выпустила его на свободу. – Пожалуйста, берегите себя, хорошо?
– Хорошо. И вы.
– И будьте на связи, ладно? Я хочу знать, как пройдет ваша операция.
– Без проблем. Я вам пришлю письмо по электронной почте! – Гриф крякнул, довольный собственной шуткой.
Кристина улыбнулась.
– Смейтесь не смейтесь, а вам придется впустить это в свою жизнь. Будущее уже наступило.
– Не пугайте меня, – Гриф снова крякнул и взглянул на Маркуса, потягивая руку, – берегите ее, молодой человек. У вас есть ангел-хранитель. Я скучаю по своей жене каждый день.
Кристина не сдержала слезы, услышав эту неожиданную нежность в голосе Грифа. Было слишком темно, и она не могла рассмотреть хорошенько выражение его лица, но она хорошо себе его представляла. И она знала, что никогда его не забудет – и не забудет тот урок, который он ей преподал.
Маркус пожал руку Грифу.
– Обязательно, сэр. А вы будьте здоровы и продолжайте бороться за правое дело.
– Не-а. Я же всего-навсего адвокат.
Гриф рассмеялся первым, потом к нему присоединились остальные.
Маркус повернулся к Кристине, все еще смеясь.
– Милая, ты готова ехать?
– Готова, – ответила Кристина и помахала Грифу и Тане. – Все, до свидания!
– Осторожнее за рулем! – крикнул Гриф им вслед. – И держитесь подальше от чертова телефона!
Кристина смеялась, садясь в машину и отъезжая от тюрьмы. Было здорово понимать, что она уезжает из этого места, уезжает и от Закари тоже. Потому что теперь она понимала, от чего именно уезжает, что оставляет у себя за спиной.
Вот только что ее ждет впереди – она не знала.
Кристина сидела на пассажирском сиденье, Маркус вел машину, оба молчали. Они ехали по дороге, ведущей обратно в Вест-Честер. Кристина знала Маркуса очень хорошо и прекрасно понимала, что сейчас он напряженно обдумывает все, что узнал, и формулирует мысли. Ему нужно было четко знать, что он хочет сказать, когда они приедут в отель и им придется остаться наедине. И она очень надеялась, что их брак не развалится в эту ночь.
– Ты голодная? – спросил Маркус, когда они выехали на кольцевую дорогу.
– Да, но я не хочу останавливаться и есть где-то сейчас, я слишком устала.
– Я думаю, – Маркус замолчал.
Кристина откинула голову на подголовник сиденья, повернулась к окну, хотя там ничего особо не было видно. На этой двухполосной дороге не было фонарей, а луну закрыли темные облака. Она видела только пролетающие мимо тени и лошадей, сбившихся в кучу, вернее, их силуэты. Она вдруг поняла, что уж чего-чего, а лошадей за этот день навидалась столько, что ей хватит на всю жизнь. Теперь она хотела видеть лодки. И пляж.
– Тебе больно?
– Нет, – ответила Кристина, хотя вопрос был довольно трудный. Она сама не знала на него ответа. Она вообще теперь не была ни в чем уверена. Единственное, что она знала точно – она будет знать что-то только после их разговора в отеле.
– Они тебе вкололи «Адвил» или какое-нибудь другое обезболивающее?
– Нет, и так хорошо.
– А кто тебе держал волосы сегодня утром, когда тебя тошнило? – Голос Маркуса звучал мягко, и Кристина засмеялась.
– Мне пришлось справиться с этим самостоятельно.
– Отстой. Кстати, Лорен передавала тебе привет. Она беспокоится за тебя. Я позвонил твоей маме – не хотел, чтобы она узнала наши новости по телевизору. К счастью, они застали только самый конец игры.
– Спасибо. – Кристина почувствовала себя виноватой.
– Она в порядке, но очень просила позвонить ей вечером. Мы можем это сделать из отеля.
– Спасибо, что позвонил ей.
– Без проблем, – неожиданно Маркус сбросил скорость и свернул на обочину дороги, шины зашуршали по гравию.
– Что ты делаешь? – удивилась Кристина.
– Мне нужно поговорить с тобой, и я не хочу ждать.
– Ладно. – Кристина почувствовала, как сжалось у нее сердце. Она посмотрела Маркусу в глаза – он был очень расстроен, вокруг губ его залегли горестные морщины, особенно резкие в голубоватом свете, идущем от приборной панели.
– Я… был не прав, и я прошу прощения, что все пошло вот так, кувырком. – Маркус замялся, у него заходили желваки. – Я не должен был отпускать тебя сюда одну. Я был полным придурком и ублюдком, с самого начала, с того момента, как мне поставили диагноз – я вел себя как козел. Ты все правильно сказала тогда, у нас на заднем дворе, все это правда. Я делал все это из-за себя. Все из-за меня.
Кристина сглотнула, она была удивлена.
– Но когда ты уехала… когда я увидел, что ты сделала, на что ты готова пойти ради этого ребенка… нашего ребенка… – Глаза Маркуса подозрительно заблестели, но он моргнул, чтобы спрятать слезы. – Это заставило меня задуматься. И понять. Я женился на тебе потому, что люблю тебя, и потому, что хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь. Я не хочу больше быть без тебя, не могу быть без тебя. Мы должны быть вместе, что бы ни случилось, но для того, чтобы я это понял – тебе пришлось уйти.
Кристина не верила своим ушам. Маркус никогда не говорил так раньше, с такой страстью. И она чувствовала, как на душе у нее теплеет, как смягчается сердце, как ослабляется ее броня.
– И еще я понял, что значит быть родителем – что это значит на самом деле. Быть родителем, быть отцом – это значит думать о ком-то в первую очередь, о нем – не о себе. Но я никогда раньше не был отцом и, если говорить откровенно, никогда не думал ни о ком в первую очередь, даже о тебе. Всегда о себе.
И все-таки глаза Маркуса наполнились слезами.
– Но все изменится, все уже изменилось, и поэтому я бросился сюда утром, даже до того, как позвонил Гриф. Я должен был быть со своей женой и ребенком, должен был забрать их домой – туда, где им и положено быть.
Кристина чувствовала, как ее с головой затапливает волна любви к нему, грозя вот-вот излиться наружу, любовь текла по ее венам, словно живая вода, но она не перебивала его, потому что ей не хотелось, чтобы он замолкал.
– Я хочу быть лучшим отцом, чем был мой отец, хочу не позволять своему эгоизму и гордости управлять моей жизнью, рушить все и причинять боль людям, которых я люблю больше жизни – тебе, например. Милая, я шел к этому очень долго, может быть – слишком долго, но я наконец понял, кто отец этого ребенка. Это я. Я его отец.
– О, Маркус…
Они одновременно потянулись друг к другу и обнялись, муж и жена, прошедшие через испытания, одни, в темноте, где-то на краю земли. Но впервые в их объятии участвовал ребенок.
Пришло время возвращаться домой.
Это был типичный для Коннектикута январь, снаружи бушевал уже третий за сезон ураган, силы которого вполне хватало на то, чтобы окна в доме ходили ходуном. Снег засыпал дороги, крыши и машины, под его тяжестью ломались ветви деревьев и рвались провода линий электропередач, но Кристине было тепло и спокойно. Она свернулась калачиком в их спальне. Маркус настоял на том, чтобы купить генератор, чтобы не зависеть от стихии ни при каких обстоятельствах, когда появился на свет Брайан Пол Нилссон, девять фунтов две унции весом, который родился две недели назад с улыбкой на лице.
И вокруг все тоже улыбались.
Кристина ожидала, что схватки будут причинять ей невыносимую боль, и ей, конечно, пришлось немало потрудиться, но Маркус все время разговаривал с ней во время родов, говорил ей, когда надо тужиться, когда не надо, он перерезал пуповину, когда Брайан наконец появился на свет Божий – очень тихо и спокойно, так, что они оба заволновались, все ли с ним в порядке. Но в скором времени Брайан издал такой громкий басистый рев, что все успокоились. И Кристина наконец смогла исполнить мечту всей своей жизни – когда ей дали на руки ребенка и она, утомленная и мокрая после потуг, смотрела и не могла насмотреться на его синие глазки, маленькие губки и довольно густые для только что родившегося младенца коричневые волосики, смешно топорщащиеся в разные стороны.
