Комендатура вышла на славу! Низкое одноэтажное здание, сложенное из дикого камня, простоит, на мой взгляд, не один век и выдержит ядерный удар направленного действия. Шлиссельбургские казематы выглядят просто гостиницей рядом с камерами временно задержанных оленегубской комендатуры. Если бы всех революционеров сажали в кожакарскую тюрьму, революции бы не было, голову даю на отсечение! Мокрые гранитные стены, вечный холод, отсутствие нормального освещения и ржавые решетки оставляли неизгладимое, жуткое впечатление.
Вторым заметным этапом трудовой вахты молдавского новатора стала гауптвахта. К этому времени потуги коменданта были очень благосклонно встречены командованием дивизии, и на его чудачества просто закрыли глаза. Вот тогда-то, почувствовав вседозволенность, Кожакарь развернулся вовсю. Попутно отвоевав в свое подчинение КПП на въезде в закрытую зону возле Полярного, комендант развернул двойное строительство. Мой экипаж, сидевший на берегу без корабля, тем же «хап»-методом строил само КПП. А весь остальной гарнизон «оказывал посильную помощь» в возведении гауптвахты. Вероятно, работать с камнем Кожакарю к этому времени надоело. Творческий зуд заставил искать новые решения в дереве. Ну само-то здание, разумеется, сварганили из бесплатного гранита, а вот забор гауптвахты. По всей округе начались поиски отслуживших свой век столбов линии электропередачи и просто бревен. Их стаскивали, заостряли с одного конца, а другим зарывали в землю. Частокол вышел на славу. Снаружи губа напоминала, что-то среднее между фортом на Диком Западе, острогом старообрядцев и поселением древних славян. Название «острог» прилипло к ней навсегда. И после окончания этого строительства Оленья губа стала в обиходе просто царством Кожакарством.
Естественно, на гауптвахту необходим караул, и его, само собой, навесили вдобавок ко всем береговым нарядам на подводников. А принимая во внимание аппетиты Кожакаря, иногда одного арестованного охраняли человек тридцать. Патрульную службу комендант своим вниманием тоже не оставил. На каждые два жилых дома поселка выделялся один патруль, не считая старшего офицерского и прочих контролеров. Для сравнения скажу: в трехсоттысячном Северодвинске патрулей было меньше, чем в мизерной Оленьей губе. Вот что значит отношение к службе! Вот с кого пример брать надо!
Слава царства Кожакарства росла. На наш острог специально заезжали посмотреть, опыт позаимствовать. Дивизия исправно снабжала губу декабристами, перепуганные патрули выполняли план задержаний, Кожакарь млел от самодовольства. Правда, острог вскорости прикрыли. Заезжий московский генерал буквально онемел, узрев на въезде в гарнизон средневековый форт. Вознесенные в небо бревна ошеломили военачальника, привыкшего к паркетам Министерства обороны. Губу срочно ликвидировали, Кожакаря пожурили за инициативу. Тому, правда, все уже было по барабану: майорские погоны комендант к тому времени себе уже выбил.
С этого момента и начался закат легендарного царства Кожакарства. Потемкинские деревни комендант уже не строил, эпоха грандиозных проектов прошла. Но удивлять народ Кожакарь продолжал. Период строительных проектов сменился периодом активных боевых действий. Скорее всего, от потери ориентира на службе Кожакарь вспомнил, что слово «военный» от слова «война», и начал играть в войнушку по-настоящему. Как известно, любимое занятие многозвездных начальников — всевозможные учения. И вот к ним Кожакарь воспылал огромной целомудренной любовью. Чуть что на флоте объявят, Кожакарь сразу к комдиву. Мол, так и так, необходимо гарнизон с правого фланга прикрыть ротой поддержки, с левого фланга посадить засадный полк, вдоль всего берега наших ПДССников запрятать, для надежности сразу в аквалангах. По всему поселку пустить подвижные вооруженные группы, на КПП усиленный наряд с пулеметом. Короче, враг не пройдет!
По старой привычке все начинания Кожакаря находили живейший отклик командования. Оно и понятно! Пусть офицеры и мичманы лучше в сопках с пистолетами и автоматами посидят, чем без дела по казарме шарахаться. А после одного случая слава коменданта, даже среди соплеменных гражданских поселков, стала поистине общенародной. Дело было, по-моему, году в 1988. Когда славного покровителя легкой авиации министра Соколова сменил гений кадровой политики Язов, то по вековым правилам новый министр затеял монументальную проверку всего хозяйства. Когда очередь дошла до Северного флота, наш главком, естественно, учинил учения с самыми страшными вводными, какие только можно придумать. Начиная от ракетно-ядерных атак и кончая бесчинствами и провокациями вражеских лазутчиков и диверсантов.
Я в тот день имел несчастье заступить дежурным по нашему военному гарнизону. Слушая на инструктаже восторженные речи Кожакаря о грядущих боевых действиях, я тоскливо думал о том, что вахта у меня будет что надо. И не ошибся. Сразу после заступления в комендатуру пригнали человек сорок бербазовских матросов, увешанных автоматами, касками, котелками, скатками и прочей дребеденью. Матросы береговой базы в большинстве своем всегда были выходцами из Средней Азии, и комендатура мгновенно наполнилась степным запахом немытых тел, нестираных портянок и свежей кирзы. Голова заболела сразу и надолго. Дежурный взвод непринужденно разлегся по всем коридорам и мгновенно заснул. До утра было сравнительно тихо, не считая ежеминутных докладов по рации всевозможных постов и засад. Утро началось бурно. В дежурку вбежал дневальный матрос, дежуривший на входе в комендатуру, и почему-то шепотом, выпучив глаза, просипел:
— Тащ! Там Кожакарь на танке! Вас зовет. Срочно!
Насчет танка я как-то не сильно поверил, но рванул на улицу. А там.
Напротив комендатуры, пуская клубы дыма, ревя мотором, ерзала самая настоящая БМП с развевающимся военно-морским флагом на борту. В том, что матрос перепутал БМП с танком, ничего удивительного, у страха глаза велики. Но вот откуда эту БМП раздобыл Кожакарь? В нашем-то флотском мире! Талант! Из маленькой башни торчал сам Кожакарь с надетой набекрень каской, в портупее, с биноклем на груди и мегафоном в руках. Ну просто генерал Доватор!
— Белов! Ко мне!
Делать нечего. Пришлось вскарабкаться на машину.
— Держи!
Кожакарь сунул мне в руки бинокль.
— Туда смотри!
Кожакарь маршальским жестом вытянул руку по направлению к озеру. Я посмотрел. В бинокль было видно, как по тропинке поперек замерзшего озера, от насосной брели, отстояв смену, три или четыре гражданских мужика спешили на рейсовый автобус.
— Видишь диверсантов?
Спорить было бесполезно, и я кивнул.
— Десять человек ко мне на броню! Остальные с тобой. Я от штаба, ты отсюда. Цепью по озеру! Взять диверсантов, и по камерам. Потом допросим. С богом!
Я спрыгнул и пошел командовать. Через пять минут бронированное чудо снова взревело и умчалось заходить сбоку, вместе с десантом. Я, выстроив своих басмачей, в доступной для них форме объяснил боевую задачу, рассыпал их в цепь и пошел в атаку. Понимая, что если водопроводчики попадут в лапы Кожакаря, дома им до конца учений не побывать, я своим абрекам приказал громко кричать «ура!». Что они и сделали с жутким азиатским акцентом, очень напоминая Дикую дивизию.
Представляю себе, каково было бедным работникам труб и насосов, когда они достигли середины озера! Ревя и чихая клубами дыма, из-за кустов, на берег озера выползла облепленная бойцами БМП под развевающимся Военно-морским флагом. Над озером, усиленный мегафоном, разнесся волевой приказ:
— Группе захвата задержать диверсантов! Вперед орлы!
И взлетела сигнальная ракета.
Фигурки на озере остановились. Видимо, соображая, что к чему. В этот же момент с другой стороны водоема раздался дикий вопль «ура!!!», и в атаку ринулся мой отряд, рассыпавшись цепью и продираясь вперед, по пояс в снегу. Рабочие еще стояли. Наверное, они думали, что случайно попали в какой-то эпицентр военных забав, и озирались вокруг в поисках настоящих диверсантов. Кожакаря, судя по всему, непонятливость «условного врага» обидела, и для полного прояснения обстановки комендант прорычал в мегафон:
— Группе на озере предлагаю сдаться без сопротивления! Разрешено применение оружия!
И шарахнул холостыми в воздух.
Вот тут-то рабочие и прозрели! Осознав, что причина заварушки они сами, и зная нашего коменданта не понаслышке, рабочие приняли самое верное решение — драпать, и как можно быстрее. Что они и сделали с огромным энтузиазмом. Догнать беглецов наши объединенные силы не смогли. Рабочие развили околосветовую скорость и, не обращая внимания на снег по пояс, мороз и скорое наступление сумерек, ударно углубились в сопки. Поговаривали, что они за пятнадцать минут достигли завода «Нерпа», что километров в шести от Оленьей губы, а это, учитывая зимние условия и отсутствие дороги, практически невозможно. Вот что значит настоящий испуг!
