Ленка сказала, что приедет в понедельник, когда растуркается с бистро. А Алла сказала, что квартира к понедельнику будет готова. «Жгу мосты, Дусеныш! — кричала она мне в трубку. — Здравствуй, новая жизнь!» Надо же, как иногда все волшебно меняется в жизни. Раз — и сложилось. Десять лет не складывается, а за одни сутки — раз! — и сложилось. Действительно, как в сказке.
И еще одна странная вещь: у меня, как я уже сказала, сложилось (черт с ней, с тавтологией) такое впечатление, что Алла читает мои мысли. Началось все с того, что она угадала ту самую Тютчевскую строчку в моей голове, насчет «Она сидела на полу…». А потом совпадений было столько, что я даже перестала удивляться. Например, я подумала: «Прав был Аладдин: все как в сказке». Алла — как ни в чем не бывало — тут же: «Кстати, Аладдин прилетает сегодня в десять вечера». Я про себя: «До чего же мягкий ковер». Алла, не торопясь отхлебнув коктейля: «Я этот коврик в Индии нарыла, в Джайпуре. Это Раджастан. Отличное место. Там лавки есть, называются „Пещеры Али-Бабы“. Мы с тобой, Дусь, туда съездим. Обязательно съездим. Ой, как там хорошо! Накупим тамошнего антиквариата. Обставим тут все всякими Шивами и Ганешами. Тебе в Индии, Дусь, понравится. Хорошему человеку Индия не может не понравиться».
— Слушай, — сказала я наконец. — Ты мои мысли читаешь. Ал, ты что, эктрасенс?
— Я-то? — она улыбнулась одними глазами. Брызнула изумрудной зеленью. — Я не экстрасенс. Я ведьма. Добрая, не бойся.
— То есть…
— Вот то и есть. Я, Дусь, профессиональная ведьма. Профессия у меня такая.
— Слушай, Ал…
— Знаешь, Дусь, я тебе потом все подробно расскажу. Постепенно, по мере твоего, так сказать, вхождения в материал. Вернее — буду рассказывать. Тут долгая история. А сейчас пока пойми одно: ты попала… в не совсем простое место, понимаешь? И заниматься ты будешь не совсем простым делом. То есть ничего особенного ты делать не будешь. С людьми разговаривать, «Мартини» пить. Но это все — особстатья. Понимаешь?
— Не понимаю.
— Тимур — не простой человек, он… Ну, потом поймешь. А я работаю на Тимура. «Трансмед», магазины, лес, успокоинчики — все это так, накипь. Оболочка.
— Что такое «успокоинчики»?
— Ну, антидепрессанты. Их так Тимур называет.
— А…
— По сути дела, мы занимаемся… Как тебе сказать, чтоб ты поняла? Покупкой и продажей человеческих связей. В более широком смысле — информации. Сечешь?
— Не совсем. То есть — совсем не. Детективы про это пишут, а как это все в жизни бывает — я не очень знаю…
Я действительно не знала и не понимала. И тем не менее предположила:
— Пиаром, что ли, коммуникациями?.. Маркетингом, или как его?..
— Вроде того. Но только не этой ахинеей, которую изучают в наших вузах, а потом в офисах размазывают. Они там любят надеть пиджаки за две с половиной тысячи евро и стрелки на брейнстормах рисовать с умным видом. «Брейнсторм» — это «мозговой штурм», когда сто лоботрясов в европиджаках собираются и делают вид, что они умные. Видишь ли, у нас пиаром занимаются миллионы людей. А толку — чуть. Просто ситуация такая, что миллионы дармоедов получили образование. Якобы. И они уже уборкой сараев, как честные и бедные таджики, заниматься брезгуют. Их надо чем-то занять. Вот они стрелки и рисуют. В Индии, когда ты в машину садишься, один тебе машину открывает, другой — моет, третий — в моторе копается, четвертый — за руль садится, пятый — смотрит, чтоб тот, кто моет, в моторе не копался, шестой — чтоб тот, кто открывает — не мыл, седьмой — чтоб тот, кто следит за тем, чтоб тот, кто моет, не следил за тем, чтоб тот, кто открывает, не мыл, восьмой — наоборот, девятый тебе улыбается, а десятый, чтоб тот, кто в моторе копается, тебе не улыбался, и чтоб тот, кто тебе улыбается, в моторе не копался, ну и так далее. До бесконечности. Народу много, и всех надо занять. И у нас то же самое. Один стрелку налево рисует, другой — направо, третий следит, чтоб левострелочник стрелку направо не рисовал. Скучно все это. А КПД при этом — 1 %.
У меня приятно плыла голова от «Мартини» и Аллин спич ложился в голову мягко и как-то слоями, как туман. Красиво.
— И?.. — спросила я.
— И вот, — Алла отхлебнула, облизнулась алым (аллино-алым) язычком и продолжила. — Есть, Дусь, другой уровень. Объясняю. Проработал какой-нибудь дядя десять лет, скажем, министром. Не будем говорить чего. Чего угодно. Десять лет — это примерно 3650 дней. Предположим, три тысячи из них он работал. А это значит, что каждый день у него было минимум по десять деловых встреч. Я условно говорю. И в отпуске, и на выходных он с кем-нибудь водку пил и в бане парился. Например, с другими министрами, или с коммерсантами, или с женами министров, или с любовницами коммерсантов, или еще с кем-нибудь. Разговоры с ними разговаривал, перегаром они друг на друга дружески дышали. И вот он тридцать тысяч раз встретился с разными людьми официально и еще десять тысяч раз неофициально. А потом министр этот уходит. И ждет. Это называется «сидеть в шкафу». Что есть у министра, пока он сидит в шкафу до нового назначения? Опять же — условно: у него есть записная книжечка. В книжечке — телефончики. Что делает министр? Торгует телефончиками. Звонками. Очень-очень дорогими. В принципе можно с такой книжечкой и на пенсию уходить. Счастливая старость. А сколько в мире таких книжечек? А? Много, очень много, Дусь. И суть в том, чтобы клиент «X» из Гондураса во время «Y» набрал нужный номер, один из четырех тысяч, клиенту «Z» в Гонолулу. И если комбинация «X-Y-Z» срабатывает, то, например, можно начать какую-нибудь очередную мировую войну, если она кому-нибудь выгодна, а можно ее закончить, если это опять же кому-нибудь выгодно. Можно какой-нибудь Советский Союз или Евросоюз организовать, а можно и развалить.
— Евросоюз развалить? — улыбнулась я.
— Легко. Там и разваливать-то нечего… Только это сейчас никому не нужно. Не пришло время «Y». И «X» «Z»-y не звонит, потому что этим пока вплотную не занимается Дуся Русакова. Я — условно. «X», «Y» и «Z» должны собраться в одной точке «Ру». А там прекрасная леди, леди Ру сделает свое дело — и мир немножко изменится. Или даже множко. Но ты, Дусь, представляешь какая должна быть проделана предварительная работа?
Я вздохнула:
— Это уже, Ал, геополитика какая-то. Не люблю я все это.
— И правильно. О геополитике только недалекие мужчины рассуждают. Извини, а знаешь почему они так долго в туалетах сидят? Потому что они там думают о геополитике. Штаны приспустят, сядут на стульчак, тужатся и думают, думают о геополитике. Как Евросоюз Америку делает, а Китай делает Евросоюз, как мы делаем Китай, а нас — обратно Америка и так далее, в том же унитазно-задумчивом духе. Ястребы голожопые. Извини за грубость. Геополитиков сейчас — как пиарщиков. А пиарщиков — как индусов вокруг машины. Это все, как говорят эфэсбешники — «для людей».
— А Тимур — эфэсбешник?..
— Всенепременно. А как же! И я тоже. Как же без этого. Тимурыч — рука Кремля. Правая. А я — нога. Левая.
Алла приподняла юбку до колена:
— Видала?
Нога у Аллы была стройная. Я сказала:
— Я серьезно.
— И я серьезно. И ты — эфэсбешница.
— Я — не эфэсбешница… — сказала я. Получилось слегка неуверенно.
— Это тебе так кажется. А на самом деле (ненавижу я это выражение!) я тебя давно уже завербовала.
Алла улыбнулась. Я тоже. Она сказала, улыбаясь опять одними глазами:
— Я не шучу. Ты думаешь, для этого нужно вписать тебя химическим карандашом в амбарную книгу, выбить подпись под пыткой и поставить кот-бегемотовскую печать «уплочено»? Нет. Все проще. Я же тебе сказала: «Я — ведьма». Ведьма — она на то и ведьма, чтобы вербовать.
Алла взяла мобильный, пощелкала, сказала:
— Слушай.
Из мобильника раздалось:
«Он завтра… то есть — сегодня в шесть приедет осматривать помещение. Я на встречу не пойду. Я уже все подписала.
Пауза.
— В шесть?
— Ну.
— Вечера?
— Нет, утра.
— Обана. Спасибо за информацию.
— Федь, ты что?!. Федь, ты… Федь, ты не дури…
— Все нормально. Я им устрою свидание.
— Федь, не надо…
— С предками, сука. Значит, в шесть?..»
Алла выключила мобильник. Она по-прежнему улыбалась:
— Дусь, ты не думай, это никакой не шантаж. Ты не виновата. Все нормально. С этим твоим Храпом, конечно, вышел прокол. Вовремя не прослушали. Тимур три пули получил. Навылет, слава богу. Бывает.
Я мгновенно, вспышкой, отрезвела. Я не чувствовала ничего, кроме искреннего удивления. Скорее — изумления с оттенком отчаяния. Я не понимала главного.
— Слушай, — сказала я. — Скажи мне: зачем вам я? Я толстая. Мне уже за тридцать. Я — провинциалка. Я тихо торговала пивом. У меня неустроенная личная жизнь. Я устала. Мне всю жизнь не везет, — слезы подкатили, и заломило в горле. — Вон в метро сколько красивых… стройных. А я… Я уже… Я уже пять лет не читала ничего…
