class="p1">— Да как какая, обычная, — пожимает плечами Марья Гавриловна. — Красивая девчоночка, умненькая. Мать её гордилась очень, когда она в колледж медицинский поступила. Я тоже помню, порадовалась тогда — это ж как хорошо, когда среди соседей есть к кому обратиться, хоть укол поставить, хоть давление померить. А Динка всегда вежливая, отзывчивая была, и поможет, если что нужно, и в магазин сбегает. Хорошая девочка, не чета нынешним свиристелкам, — вздыхает женщина, некоторое время молчит, а потом сдержанно говорит:
— Ты уж прости меня, старую, я ж не знала, что с памятью у тебя так приключилось. Но врать не буду — все мы, как она из больницы вернулась, решили, что подло ты с ней тогда поступил.
— Из какой больницы, господи? — опять сжимаю голову руками, не от боли, а от того, что мысли, как тараканы, разбегаются в разные стороны.
— Мать её в больницу попала, — продолжает Марья Гавриловна, — и одновременно с ней Динка. Сама знаю, у меня их запасные ключи были. Позвонила она мне тогда, голос мёртвый, попросила документы её забрать и привезти ей. Неделю пролежала, а как вернулась — не Динка это уже была, — сокрушённо качает головой. — Видно плохо ей стало из-за матери. Алевтина тогда, правда, говорила, что беременная она.
— Что?!
— Да-а, — женщина торжественно кивает пару раз. — Алевтина, царствие ей небесное, рассказывала, что видела твою мать с Динкой. Шумели в подъезде, грузчики из твоей квартиры вещи выносили, освобождали видно для новых жильцов, ну она и дверь открыла, попросить, чтоб потише вели себя, вот и увидела. Мать твоя развернулась и ушла сразу, а Динка как села на ступеньки, так и сидела. Алевтина к ней подошла, помочь хотела. Вот и увидела, что деньги у неё были в руке, да палочка эта новомодная — во всех сериалах знаешь, показывают, дескать, полоски там появляются.
Марья Гавриловна вздыхает, а я чувствую, как к горлу поднимается тошнота.
— Но только тут я утверждать не берусь, чего не знаю — того не знаю, это только с Алевтининых слов. Ну а потом Динка квартиру продала и уехала, мне сказала, деньги нужны матери на операцию. Если и был ребёночек, я уж не в курсе.
Голова у меня разрывается на части. Нет… Нет, не может этого быть…
Надя
Время уже переваливает за шесть вечера, мне нужно ехать домой — завтра дежурство, а Володи до сих пор нет.
Я и злюсь, и уехать не могу — обещала же Игнатьеву, что всё сделаю. Да только с этим «нашим пациентом» одни сплошные хлопоты. Ещё и Виолетта всё время капает мне на мозги, и у меня уже с трудом получается сдерживаться — до того хочется послать её подальше и хлопнуть дверью.
Сочувствие к женщине после её недавнего вранья утекло, как вода через решето. И я держусь только за счёт собственного профессионализма и принципов. Но принципы тоже дают трещину, когда Виолетта в очередной раз просит поменять не угодивший ей чем-то чай. Ещё и высказывается на тему моих способностей.
Я чуть было не открываю рот, готовая сказать всё, что думаю, но сжимаю зубы и иду в холл. Хватит с меня!
Поднимаюсь наверх. Вспомнив, наконец, достаю привезённую с собой форму, над которой трудилась утром, вешаю её в шкаф в кабинете. Он пустой, вряд ли Володя хранит там одежду, но не в спальню же к нему мне идти. Потом скажу, заберёт. Поправляю рукава, провожу ладонью по плотной ткани, и тут до меня доносится хлопок входной двери. Ну наконец-то, приехал!
Торопливо закрываю створки и начинаю спускаться, но уже наверху лестницы до меня доносится разговор на повышенных тонах. Господи, что там у них опять? Не хочу я ничего слышать даже случайно. Зайду вот сейчас и скажу…
Но в дверях гостиной я замираю. Володя стоит над матерью, сжавшейся в кресле.
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила?!
Он не просто говорит, повысив голос. Это скорее похоже на рычание.
— Как ты могла?! Как, мама?! Даже твоя ложь, ладно мне, хотя я твой родной сын! Но девочке! Девочке, которая наверняка ничего не понимала, которая… — у него срывается голос.
— Сынок… — Виолетта умоляюще протягивает к нему руки.
— Ты понимаешь, что у меня где-то может быть ребёнок, а я об этом не знаю?! Понимаешь, мама?! Мой ребёнок! Твой внук или внучка!
Меня словно прошивает молнией, я прирастаю ногами к полу. Сделать шаг вперёд нет сил, ни на что нет сил, но заставляю себя открыть рот.
— Никакого ребёнка у тебя нет. Не кричи на мать.
Володя поворачивается ко мне с перекошенным лицом.
— Что? — ошеломлённый хриплый шёпот.
— Ты слышал, что я сказала.
Мужчина смотрит на меня во все глаза.
— Надя?
— Дина, — поправляю его, и он крупно вздрагивает. — Так меня звали в восемнадцать лет. Сокращённое от Надежда, Надин.
Перевожу взгляд на скорчившуюся в кресле, всхлипывающую Виолетту. Потом опять пристально гляжу на Володю. Если бы воспоминания к нему вернулись, он бы наверняка вёл себя по-другому, значит…
— Ты так и не вспомнил меня, — качаю головой. — Тебе кто-то рассказал. Кто?
— Соседка, — отвечает хрипло. — Марья Гавриловна.
— Как она? — спрашиваю почему-то.
— Нормально, — он растерянно пожимает плечами. — Вполне бодрая.
— Надо же, ей ведь уже далеко за восемьдесят, — бормочу себе под нос.
— Надя, я… То есть, Дина… — Володя явно теряется, не зная, что сказать. — Что произошло? Что с тобой случилось… тогда?
— Я дала тебе деньги! — вдруг отчаянно выкрикивает Виолетта, срывает с себя очки, вытирая слёзы, текущие по щекам. — Ты… ты пришла тогда с тестом на беременность! У тебя ведь нет детей! Ты сделала аборт!
Мужчина меняется в лице, впивается в меня взглядом. А я смотрю на его мать, на умоляющее выражение на её лице, на потускневшие слепые глаза, на дорожки слёз, и брезгливость во мне смешивается с жалостью к этой женщине. А ещё… ещё я вспоминаю слова моей мамы. «Человек, который станет причиной, даже невольной, разрыва отношений между мамой и сыном… это ляжет тяжким грузом на его совести».
Пусть так. Достаточно быть честной самой с собой.
— Я не делала аборт, — отвечаю тихо.
Виолетта вскрикивает, закрывает лицо ладонями. Опускает плечи. Ждёт, что я вобью последний гвоздь в крышку её гроба. Если я сейчас скажу, что потеряла ребёнка… Её сын никогда ей этого не простит.
— Я соврала тогда, — сама удивляюсь, как равнодушно звучит мой голос. — Беременности не было.
Почти правда. Почти. Но Виолетта немного расслабляется. Отвожу от неё взгляд, гляжу
