и жадно прислушиваюсь к едва различимым голосам из гостиной.
– Свидетели утверждают, что удары вы наносили с особой жестокостью, – чужой скрипучий голос пропитан безразличием и скукой. – И даже, когда вас просили остановиться, вы продолжали бить потерпевшего, пока тот не перестал подавать признаков жизни.
– Неправда, – волнение Савы передаётся и мне. – Булатов был в сознании, когда я ушёл.
– Савелий! – а вот и папа. Как всегда, жёсткий и строгий. – Мой сын отвечать на ваши вопросы будет только в присутствии адвоката.
Впервые его суровый нрав приходится мне по душе, а брошенное, как в порядке вещей, слово «сын» и вовсе вызывает улыбку.
– Не хотите с нами по-хорошему, – гнусавит очередной страж порядка. – Значит, гражданин Ветров, проедет с нами. Адвоката в отделение присылайте.
– Какое ещё отделение? Что вы меня за дурака держите! – повышает голос папа. – Савелий несовершеннолетний!
– И что? Вот постановление, ознакомьтесь, – усмехается первый полицейский и шуршит бумагами. – Сколько у тебя приводов в полицию было, а, парень? По тебе давно колония плачет. А за то, что сына губернатора на больничную койку уложил, никаких поблажек не жди. Считай, собственноручно подписал себе приговор.
– Ах, вот оно, откуда руки растут! – голос отца эхом отдаётся от стен. – Ну так, на пару с сыночком губернатора и сядет. Или думаете, я спущу этому уроду с рук попытку изнасилования моей дочери?
– Какого ещё изнасилования? – говорит в нос один из полицейских.
– Где доказательства? – пренебрежительно усмехается другой.
– Будут вам доказательства! – вздрагиваю от отцовского баса. – За это не переживайте! Лучше Алексея Михайловича предупредите, что если на тормозах побои своего щенка не спустит, то жизнь парню сильно подпортит, как и свою репутацию – не отмоется!
– Если у вас есть что предъявить пострадавшему, пожалуйста, пишите заявление – разберёмся. А пока это просто слова, гражданин Ветров отправится с нами.
– Савелий, сядь обратно! – командует папа, а я мысленно умоляю Ветрова не перечить. Хватит, показал уже свой характер! – Я повторяю: мой сын не покинет стен этого дома. И ваши писульки мне по барабану.
– Это не проблема, Игорь Александрович, – нахальный смешок слетает с губ полицейского. – Мы и вас заберём. За воспрепятствование следствию. Статья 294…
– Ты мне, что ли, угрожать вздумал? – вскипает папа. – Ну давай, попробуй – забери!
Не знаю, что там происходит, но помимо ругани слышу какой-то грохот.
– Не надо, Игорь Александрович, пожалуйста, – вступается за отца Сава. – Мне не впервой. Всё нормально. А вы здесь Нане нужнее.
– Парень дело говорит, – скрипит гнусавый голос. – Поехали, Ветров.
– Нет! Постойте! – верещу не своим голосом и ватными ногами перебираю ступени. – Я была там. Я свидетель!
– Марьяна! – сквозь зубы рычит отец. – Я тебе что велел?
– Папа, – вместо слов выходит неразборчивый писк. – Сава ни в чём не виноват.
Меня колотит, когда возле прихожей замечаю Ветрова, понуро опустившего голову. В окружении двух здоровенных лбов в форме Сава кажется безмерно одиноким и беззащитным. Как и отец. Тот тоже выглядит потерянным и беспомощным. Зато уверенные в своей правоте невменяемые рожи полицейских полны решимости арестовать ни в чём не повинного парня. И даже мой внешний вид не трогает их душ. Впрочем, я не уверена, что они у них есть.
– Я знаю, милая! – запустив пятерню в поредевшие и местами поседевшие волосы, отец подходит ближе и прижимает меня к себе.
– Сава просто за меня заступился, – чёрт, как же сложно кричать в пустоту. – Если бы не он…
Нервное напряжение даёт о себе знать ручьями горьких слёз, бесцеремонно стекающим по щекам. Я так хочу помочь, но по равнодушным глазам церберов вижу, что бесполезно.
– Тише, дочь, тише! – отец размашисто водит широкой ладонью по моей спине. И если поначалу мне кажется, что он пытается меня успокоить, то уже в скором времени понимаю: нет! Таким образом папа просто удерживает меня на месте. Чувствует, как я рвусь к Ветрову, и не даёт сделать ни шагу.
– Свою версию, гражданочка, будете озвучивать, когда вас об этом попросят, – самодовольно хмыкает один из незнакомцев, попутно хлопая Саву по плечу. – Ветров, живее одевайся, а то босиком побежишь!
– Папа, сделай что-нибудь! – только сейчас понимаю, что спустилась зря: вместо того, чтобы биться за Саву, теперь отец защищает меня.
– Не волнуйся, Нана! – на мгновение повернувшись ко мне, просит Ветров. – В отделении во всём разберутся, вот увидишь.
В любимых глазах не замечаю страха, лишь лёгкое беспокойство. Мне бы его уверенность! Чувствую себя виноватой и совершенно бесполезной: что бы я сейчас ни сказала – всё мимо. Меня не послушают. Не услышат. Саву всё равно заберут.
– Я люблю тебя, – шепчу, глотая слёзы, и продолжаю тонуть в бездне его отчаянных глаз. В эту секунду, разделяющую нашу жизнь на «до» и «после», это единственное, что имеет для меня значение.
– И я тебя, Нана, – улыбается краешком разбитой губы Сава. – Очень.
– Ветров! Живее! – как бездомного щенка, блюститель порядка хватает парня за шиворот и выталкивает из квартиры.
– Папа! – истошный визг срывается в неразборчивый хрип, а истерика накрывает меня с головой. – Сделай что-нибудь, папа!
Смутно помню, как на мои крики выбежала мама, как губ касалась вода с привкусом перечной мяты и пустырника. Сквозь пелену беспрестанных слёз никак не могла разглядеть отцовского лица, да и не хотела. Он отступил, сдался, предал! Я что-то кричала , наплевав на приличия, обвиняла во всём себя, Булатова, отца, а потом тихо скулила и умоляла помочь Саве, не бросать его одного. Оглушаемая бешеным биением собственного сердца, я почти не слышала слов, а потом провалилась в какую-то вязкую темноту, уснув на руках мамы, как когда-то давно.
Не знаю, как долго я спала, но прихожу в себя всё там же, в гостиной. В воздухе витает аромат свежесваренного кофе и удушающий запах табака. Неловко сажусь, кутаясь в плед, и осматриваюсь: в комнате идеальный порядок, на кухне в деловом костюме и при полном параде сидит отец и, уперевшись взглядом в экран смартфона, спокойно завтракает. А мама, как обычно, суетится, нарезая ветчину и помешивая шкворчащий на сковороде бекон. Всё как всегда. Только Ветрова до дрожи не хватает.
– Где Сава? – осипшим голосом разрываю привычную тишину
