Бравин был молод, полон веры и энтузиазма. Он рассказывал мне обо всем этом с простодушием и наивностью мальчика. Слушая его, я еще глубже понимал ту мрачную трагедию, которую пережила итальянская молодежь, трагедию, за которой я следил и которую знал лишь по рассказам товарищей, эмигрировавших во Францию, в страну, где вынуждена была искать прибежище также и моя семья (тогда мне было всего четыре года) и работать на шахтах, вдалеке от родины.
Из простых слов Бравина и других молодых людей, которых я знал, я начинал понимать, к чему стремится итальянская молодежь. Она в течение двадцати лет жила под игом фашизма и воспитывалась в его атмосфере. Фашистская демагогия затуманивала умы молодых итальянцев, бросала их из войны в войну. Они чувствовали, как у них в сердцах зреет возмущение, но не могли ясно понять, какой им избрать путь, не сразу могли найти подходящую форму, чтобы выразить свои убеждения.
Конечно, за последние годы многие из них сумели и смогли найти правильный путь, поняли многое, чего раньше не могли осознать. Боевая жизнь сблизила их с людьми, которые никогда не складывали оружия в борьбе с угнетателями и на себе испытали пытки, тюрьмы и ссылки. Бравин говорил мне, что он хочет учиться, познакомиться с основами марксистского учения.
Я слушал его и чувствовал, что меня волнуют и трогают его простые и страстные слова. Я думал, что фашизм уже проиграл битву. И не только потому, что он потерпел военное поражение, но и потому, что не выдержал ударов, которые наносил ему сам итальянский народ. Я гордился этими юношами, тем, что они вместе со мной сражались в отрядах ГАП.
По призыву коммунистической партии они вступили в борьбу и жертвовали жизнью во имя свободы своей родины. Это самоотверженное участие итальянской молодежи в столь трудной и опасной борьбе — в отрядах ГАП, в горах, на заводах — было верным залогом победы.
Мы с гордостью могли сказать, что лучшая часть итальянской молодежи сумела сплотиться и повести борьбу, чтобы навсегда покончить с фашизмом и завоевать себе лучшее будущее. Для старых борцов против фашизма, несомненно, было большим утешением видеть рядом с собой эту молодежь в той тяжелой и опасной борьбе, которую им приходилось вести.
Уже стемнело, а мы все еще беседовали. Прощаясь, мы снова уточнили некоторые детали операции, которую Бравин и его отряд должны были провести 18 марта.
V. Отряды ГАП действуют
Утром 18 марта я отправляюсь к нашему технику, чтобы помочь ему в изготовлении мин. В 19 часов 45 минут Нучча и Инес должны принести их в условленное место, на улицу Вольто, 5, в дом, поврежденный воздушной бомбардировкой.
В назначенный час мы все уже были в сборе, прячась в развалинах разрушенного здания. Тем временем я в последний раз осматриваю объект — небольшое кафе, которое нам предстоит взорвать. За столиками сидят человек пятнадцать немецких офицеров и столько же итальянских фашистов. Они громко разговаривают между собой, смеются и провозглашают тосты за здоровье Гитлера и Муссолини, за победу германского оружия. Одни из них пожилые, другие совсем юные. Все они воспитаны в гитлеровских школах, в духе ненависти к народам, взрощены на идеях превосходства «высшей расы».
Я сразу же отдаю себе отчет в том, что трудно с ходу начать нашу операцию, так как беспрерывно взад и вперед ходят патрули, контролирующие весь район Порта Нуова. Тогда я приказываю Марио предупредить нас, как только патрули удалятся от кафе. Примерно минут через двадцать он прибегает и говорит, что патрули далеко. Тогда, не теряя ни секунды, мы поджигаем фитили и сворачиваем на улицу Сан Квинтино; у всех нас в руках портфели. Какой-то немец смотрит на нас, но ничего не подозревает, а мы тем временем через улицу Венти Сеттембре выходим на площадь Палеокапа. Закладываем мины в заранее намеченные места. Вдруг Марио, который стоит на карауле, подает нам знак: патруль возвращается. Мы быстро удаляемся поодиночке, чтобы не привлекать внимания. Инес остается поблизости от кафе, ей поручено проследить за результатами нашей операции.
Едва я дохожу до Корсо Витторио Эмануэле, как раздается страшный грохот. Люди с криками бегут в разные стороны, не понимая, что происходит. Затем взрывается вторая мина.
На следующее утро встречаю Инес, которая докладывает мне о результатах проведенной операции. Успех полный. Более десятка немцев и фашистов убито, много ранено. Врагу нанесен серьезный удар. Утром 20 марта на стенах городских домов появляется обычное сообщение для населения, в котором говорится, что в кафе на площади Палеокапа взорвались мины с часовым механизмом, принеся смерть многим «доблестным» немецким воинам. Жителей города призывали «сотрудничать» с германскими и итальянскими властями в деле розыска и поимки «преступников», обещая миллион лир тому, кто сообщит о них сведения или укажет, где они скрываются.
Борьба гапистов продолжается.
В районе Порта Суза 22 марта взлетает в воздух локомотив. 24 марта еще один немецкий офицер убит выстрелом из пистолета. (Немецкое командование обещает очередные сто тысяч тому, кто выдаст «бандитов».) 30 марта такая же судьба постигает сержанта итальянских эсэсовских войск. Горстка людей заставляет дрожать от злобного страха сотни фашистов.
Не помогли ни репрессии, ни посулы. Не помогли и шпики: они не обнаружили «логова» этих «бандитов». Фашистам не удалось подавить благородного патриотического порыва борцов за свободу, не удалось подорвать их боевой дух. Ни батальоны «М» [20], ни чернорубашечники не смогли их остановить. Борцы за свободу были неуловимы.
О гапистах распространялись самые невероятные лживые слухи. Нас обвиняли в преступлениях, пытались возбудить у народа ненависть к нам и нашим действиям.
Несмотря на аресты и расправы, которые производились не только над партизанами и другими антифашистами, но и над их семьями, гаписты, опираясь на помощь населения, не давали врагу передышки. Турин не склонился перед захватчиками, Турин не забыл боевых традиций 1917, 1920, 1921 и 1923 годов. Турин верил борцам-антифашистам, он верил Комитету национального освобождения и коммунистической партии — зачинателю и руководителю народного движения против захватчиков.
31 марта рано утром я назначил свидание с Бравином у Порта Суза.
Ожидая его, я сел в саду в беседке как раз напротив вокзала и стал наблюдать за прохожими. Несколько нищих собирали милостыню. Двое часовых шагали взад и вперед с винтовкой за плечом с усталым и безразличным выражением лица. Вот и Бравин. Он, как всегда, пунктуален. Мы сразу начинаем говорить о том, что волнует каждого из нас. Сообщаю ему, что получен приказ командования завершить март месяц, столь насыщенный героической борьбой туринского пролетариата, какой-нибудь крупной операцией.
По-прежнему оставался нерешенным вопрос о махровом фашисте — редакторе газеты «Гадзетта дель Пополо», члене руководства фашистской партии. Надо было разделаться с этим фашистским негодяем. Задача была не из легких, но продажный писака все равно должен был поплатиться собственной шкурой за оскорбления народа, за преступное подстрекательство к ненависти и жестокости. Этого видного фашиста всегда охраняло множество телохранителей, но наш замысел непременно должен был быть осуществлен. Для этого необходимо было тщательно продумать план действий. В своих статьях этот зверь в образе человеческом призывал немцев наносить как можно более сильные удары по тем, кто не склонял голову перед врагом. Мы сумели узнать, что, когда он возвращался домой — примерно в час дня, — его сопровождал в машине лишь один человек, помимо шофера. Это был подходящий момент. Мы во что бы то ни стало должны были свести счеты с этим предателем.
Операция была назначена на 31 марта. По условленному сигналу мы вдвоем с Бравином должны были подойти к машине, из которой выйдет у подъезда своего дома фашистский журналист. Каждое наше движение было выверено по хронометру. Вот ровно в час дня к подъезду подкатывает машина, и из нее выходит Петтинато. Мы уже поджидаем его: семь выстрелов в упор из пистолета — и с фашистом покончено. Сопровождавшего его телохранителя постигает та же участь.