Между съемками «Звезды без света» и ее выступлением в «Л’Этуаль» однажды вечером она пела в «Клубе пяти». После освобождения столицы и окончания войны заведения подобного рода повылезали в Париже как грибы после дождя. Кабаре на Монмартре было основано пятью офицерами Первой французской армии. Оркестром там дирижировал композитор Мишель Эмер, и выступали известные артисты. Эдит понравилась непринужденная джазовая атмосфера этого истинно французского места. Освещение сцены позволяло выступающим видеть публику. Пока она пела, ее взгляд все время падал на Ива, который качался на стуле, сидя в баре в дальнем конце помещения. Золотой портсигар вспыхнул в свете лампы, когда он вынул сигарету. Эдит подарила его Иву в последний день съемок, чтобы поздравить его с первым фильмом, в котором он снялся. Она была рада увидеть, что он пользуется подарком. Но еще она видела, что он разговаривает с мужчиной, прислонившимся к барной стойке. Возможно, что Ив не просто говорил, а спорил с ним. Выражение его лица было далеко не дружелюбным.
— Я не позволю тебе меня затыкать, — прогремел голос незнакомца.
— Мсье, пожалуйста, — голос Ива также стал громче, но звучал достаточно вежливо. — Успокойтесь. Вы мешаете мадам Пиаф.
— Что мне за дело до этого воробья?
Хам захохотал над своей несмешной шуткой. Зрители в зале ощутили беспокойство. Они с любопытством повернулись к бару со своих мест за столиками. Эдит почувствовала, что теряет внимание публики. Ей самой уже захотелось прервать выступление.
— Заткнись! — рявкнул Ив.
— Давай выйдем, — потребовал незнакомец.
Ив соскользнул с барного стула, бросил сигарету в пепельницу и решительно зашагал к лестнице, ведущей на улицу. Часть посетителей, ухмыляясь, последовала за ним. Эдит посмотрела на мужчин и решила отказаться от одного куплета, чтобы закончить песню быстрее. В этот момент Ив развернулся и ударил своего противника по лицу. Пощечина прозвучала громко, как удар двух литавр. Эдит мгновенно замолчала, остановились музыканты. В помещении стало тихо. Страх, волнение и жажда сенсации, казалось, парализовали гостей.
— Молчи, когда поет мадам Пиаф! — сказал Ив человеку, который пошатнулся и схватился за щеку. Тот издал рев раненого быка и хотел наброситься на Ива. Но тем временем к нему уже подбежали два официанта, схватили за руки и выволокли на улицу. Ив спокойно вернулся на свое место у бара. Золотой портсигар снова засветился в полутьме. Эдит улыбнулась ему. Потом она подняла руки и захлопала. Ее аудитория тотчас тоже разразилась аплодисментами.
Она уперла руки в бедра и вздернула подбородок.
— Повтори то, что ты сказал, еще раз, Ив.
Он выпрямился на стуле. Его движение указывало на то, что он хочет придать своим словам больше веса, что не утратил ни убежденности в своей правоте, ни хладнокровия.
— Я не думаю, что у тебя хорошая программа. Я бы…
— О боже, нет, — прошептала Симона.
— Можешь засунуть свои «я, я, я» сам знаешь куда! — закричала Эдит.
Она увидела его недоуменное выражение лица и почувствовала себя еще более раздраженной.
— Если я когда-нибудь решу спросить у кого-нибудь совета, я дам тебе знать. А вот тебе я дам совет, если позволишь. Успех — ненадежный друг, он не вечен, приходит и уходит, как ему заблагорассудится. К этому приходится привыкать, достигнув больших высот. А теперь убирайся, с меня довольно.
Для нее было мучением смотреть, как медленно он встает. Его глаза искали ее взгляд, но она смотрела мимо него, выбрав точку на стене. Когда он ушел, она не почувствовала сожаления.
Там, где царила их любовь, уже ширилась пустота.
ГЛАВА 2
Конечно, они снова помирились.
Эдит размышляла, не стала ли она жертвой собственного недопонимания, а Ив попросил у нее прощения. Они страстно праздновали примирение в постели в отеле «Альсина», и это доставило обоим много радости, хотя от произошедшего и осталось какое-то слабое послевкусие.
Но у Эдит не было времени думать об этом. Следовало подготовить Ива к премьере да и самой порепетировать перед турне в Северную Францию и Бельгию — она отправлялась туда через несколько дней. Впервые Эдит путешествовала без партнера. Ее охватило какое-то щемящее чувство, но она решила, что не может себе его позволить.
Вместо того чтобы беспокоиться о собственном будущем, она вернулась к своей роли наставницы Ива. Хотя бы раз в день она звонила Марселю Карне, чтобы очередной раз порекомендовать Ива на главную роль в фильме «Врата ночи», и наконец-то добилась согласия. Она хвалила Ива за его трудолюбие: он репетировал до дрожи в коленях, до боли в горле. Вместе они снова и снова прорабатывали репертуар Ива, репетируя, меняя названия и снова репетируя. В итоге они выбрали шестнадцать номеров, драматические шансоны чередовались с лирическими песнями. Все это перемежалось одной или двумя джазовыми композициями. Эдит была уверена, что получилась тщательно продуманная программа.
Снова приехала из Марселя семья Ива, на этот раз наконец с братом Джулиано, который настоял, чтобы Эдит называла его Жюльеном. Но и тут в отношениях что-то изменилось, причем причиной тому было, пожалуй, не только присутствие брата. Никто больше не называл Эдит «фиданцатой», Ливи относились к ней с робким уважением. Это заставило ее еще активнее выполнять функцию наставника, сопровождающего подопечного на экзамен на аттестат зрелости.
Когда занавес поднялся, она не пошла ни в зал, ни в ложу, где находилась семья Ива. Она осталась за кулисами, напряженно следя за выступлением, которое, с одной стороны, несло на себе отпечаток ее участия, с другой — было чем-то совершенно отдельным, особым. Целых два часа она простояла, напряженно сжав кулаки.
Для Ива наступило время триумфа. Публика аплодировала и раз за разом вызывала его на бис. За кулисы он вернулся мокрый от пота. Он раскинул руки и притянул Эдит к себе, уткнувшись лицом в ее волосы.
Она чувствовала его сердцебиение, вдыхала его запах…
— Мсье Монтан, — позвал его кто-то, — выйдите, пожалуйста, на сцену. Публика хочет увидеть вас еще раз.
Со смесью гордости, отчаяния и радости Ив отстранился от Эдит. Он одарил ее своей лукавой улыбкой, пожал в трогательной беспомощности плечами, а затем решительно отвернулся. Медленно он удалялся от нее. Она наблюдала, как он вытер тыльной стороной ладони лоб. Знакомый жест, показавшийся вдруг бесконечно чужим.
Бурные аплодисменты, которые встретили его на сцене, докатились до нее.
«Я ему больше не нужна, — пробормотала она про себя. — Теперь он может летать один».
Эдит сидела на двуспальной кровати в отеле недалеко от Гран-Плас в Брюсселе. Она едва не утонула среди множества мятых газетных листов, присланных ей Андре из Парижа. Переезд самого известного военнопленного Франции с материка на атлантический остров Иль-д’Ю стал главной темой газетных заголовков: маршал Филипп Петен — герой Вердена в Первую мировую войну и глава правительства Виши во время Второй мировой войны — был приговорен к смертной казни после сенсационного судебного процесса, однако де Голль заменил приговор восьмидесятидевятилетнему Петену на пожизненное заключение в тюрьме форта Пьер-Леве.
Эдит пролистывала политические новости, пока не находила ту часть издания, которая была посвящена культуре. В этих разделах главную роль играл Ив. Эдит медленно читала статью за статьей. Самая сдержанная похвала из всего ей прочитанного звучала так: «Ив Монтан — одна из самых ярких личностей, когда-либо появлявшихся на сцене мюзик-холла». Большинство же критиков так или иначе разделяли мнение журналиста Юбера Малафосса о том, что Монтан «достиг ранга суперзвезды». А в театральном журнале Орёга было написано: «Этот молодой удивительный певец открывает нам дверь в новый мир». Эти комментарии очень сильно отличались от того, что совсем недавно писали об Эдит.
