Выходят из кузницы. У самых дверей — плита черного мрамора. Гринька любовно ощупывает ее гладкие грани. Цокает языком.
(Насмешливо.) Глянется?
Г р и н ь к а (сдержанно). Богатый камень! Небось с купецкой могилы?
К л а в д и я. Бери выше. Учителка сказывала, в давние времена везли его в дар тобольскому губернатору, да в болото сронили, а вытянуть не могли. Болото усохло, и находка мне досталась. Такой находке цены нет!
Г р и н ь к а (с деланным равнодушием). Уголок-то отбит.
К л а в д и я (разжигая). Ты не на уголок, на весь камень смотри. Вон как искрится! Увезу в город — много охотников сыщется.
Г р и н ь к а (подавив тайный вздох). Мне что, мне это без интереса.
К л а в д и я. Ой врешь, парень! Глазенки вон как разгорелись! Заело…
Г р и н ь к а. Нисколечко даже.
К л а в д и я. У, твердолобый какой! Весь в родителя своего! Ладно, бери за так… вас не перекуешь.
Подъехала подвода с зерном, с ней Н и к и т а, он прислушивается к разговору.
Г р и н ь к а. Не шутишь? Мой камень-то?
К л а в д и я. Твой, твой, дарю. Фаркоп скоро сварите?
Г р и н ь к а. Да мы мигом, тетя Кланя! Мы в два счета!
К л а в д и яя. Сразу обходительный стал. Эх ты, мантуленок!
Пока в кузнице кипит работа, Клавдия сидит на плите, потом зовет Игната. Гринька, доверившись ей, потерял бдительность.
И г н а т. От дела отрываешь, Клавдия. Нас сеяльщики ждут.
К л а в д и я. Подождут маленько. (Встала, подошла к Игнату.) Глаза-то у тебя чисто озера. В зрачках себя вижу. Ма-аленькая я в твоих зрачках! В душе, поди, еще того меньше.
И г н а т. Зачем звала?
К л а в д и я. Пожаловаться хочу, Игнаша.
И г н а т. Жалуйся. Ежели в силах, помогу.
К л а в д и я. Ведь я на тебя жалуюсь.
И г н а т. Ну!
К л а в д и я. За то жалуюсь, что жизнь мою исковеркал, как вот этот фаркоп. Поманил, а сам на другой женился.
И г н а т. Не манил я тебя, не выдумывай.
К л а в д и я. А помнишь, на покосе-то? Ты под зародом стоял, я вершила и прямо на руки к тебе съехала. Как ты глазами-то засверкал тогда, кадыком задвигал!
И г н а т. Не помню такого случая.
К л а в д и я. Зато я помню. Помню, как голос твой очужел, как руки задрожали… (Удивленно.) Гляди-ко, они и сейчас дрожат!
И г н а т (почти нежно). От усталости, Кланя. День кувалдой машу, вечер на солонцах ковыряюсь. Лопатка не плуг, а я не трактор, сама понимаешь.
К л а в д и я. Вон что! А я уж подумала… Не забываешь Наталью?
И г н а т. До смерти не забуду.
К л а в д и я. Ох, Игнаша! Как я завидую ей!
И г н а т (хмурясь). Ты эти разговоры оставь! У тебя муж есть.
К л а в д и я. А, муж! Только что живем под одной крышей. Со злости за него вышла, когда ты на Наталье женился. Уж лучше бы в девках сидела. Обманываю его… себя обманываю.
И г н а т. Живи по правде, без обмана.
К л а в д и я. По правде, говоришь? По правде-то мне с тобой жить следовало бы.
И г н а т. Не выйдет у нас, Кланя. Между нами сын и Наталья.
К л а в д и я. О-ох!
И г н а т. На этом и крест поставим.
К л а в д и я. Пересудов боишься? Так ведь уехать можем.
И г н а т. Опять то да потому. Не ясно, что ли? (Идет.)
К л а в д и я. Постой! Ты вот что, ты не бойся меня! Живи без огляда. А думать о себе не воспрещай. Пока живу, не могу не думать. Уйду от Никиты, буду потихоньку стариться, вспоминать, чего не было.
И г н а т. Это уж совсем ни к чему.
К л а в д и я. Надо же к берегу прибиваться. А Никита не берег, зыбь мертвящая. Так что живи, Игнат, и я… попробую. Всяк по-своему будем. Может, вытравлю тебя из сердца, успокоюсь. Живи.
И г н а т. Там Гринька ждет.
К л а в д и я. Не задержу. На солонцы-то больше не ходи с лопаткой: перепашу и посею, только место укажи. Все не вручную.
И г н а т. Вот это ладно! Вот ладно дак ладно! Я и зерном запасся уже. (Уходит.)
К л а в д и я (горько). Дождалась благодарности.
Н и к и т а приближается.
Подслушивал?
Н и к и т а. Теперь я знаю твою присуху! Теперь все знаю!
К л а в д и я. Знай.
Н и к и т а. Не я буду, ежели не вышибу его из Бармы!
К л а в д и я. Вышибешь — и я следом уеду.
Н и к и т а. Сделаю так, что не уедешь. И жить со мной будешь.
К л а в д и я. Уж лучше в омут.
Н и к и т а. Смотри, только это и останется.
К л а в д и я. Два мужика на всю Барму. Баб и девок — хоть пруд пруди. Неуж по сердцу себе не выберешь?
Н и к и т а. Мне ты нужна. Одна ты!
К л а в д и я. А мне Игнат нужен.
Н и к и т а. Игната забудь. Он здесь лишний. Да и кто он, Игнат? Простофиля, который молотом машет. А я через год, от силы через два председателем стану. Сниму тебя с трактора, будешь гулять, наряжаться… мне в утеху. Ты же у меня красавица!
К л а в д и я. Не у тебя, Никитушка! Я ничья теперь, сама по себе.
Н и к и т а. Нет, Клавдия! Нет! Я тебя никому не отдам! Уйдешь к Игнату — его и тебя… решу. Слышь? Останься подобру! Живи, как жила, а?
К л а в д и я. Досыта нажилась… ищи другую. А Игната не тронь. Это я тебе не шутейно говорю! (Уходит.)
Из кузницы появляется И г н а т.
И г н а т. Ну вот, Кланя, готово. (Увидев Никиту, смутился.) Здоров, полчанин!
Н и к и т а. Крепко ты обознался! Кланя, какая она тебе Кланя?
И г н а т. С детства так называю.
Н и к и т а. А я не велю.
И г н а т. Ты кто таков — запреты мне учинять? Ишь, вознесся! Власть голову кружит?
Н и к и т а. Оставь Клавку, Игнат! Мало ли их, кошек в юбках? Любой мурлыкни — на твой зов кинется. А Клавка одна у меня, свет в окошке. Не касайся ее, слышь? Не касайся! (Узкогрудый против крупного кузнеца, встряхнул его за грудки.)
И г н а т. Не балуй, парень. А то я тебя так тряхну — по частям не соберут. (Отталкивает Никиту.)
Никита, отлетев, медленно подбирает шкворень. Со шкворнем в руке наступает. Из кузницы с клещами вышел Г р и н ь к а.
Г р и н ь к а (ударил Никиту клещами). Развоевался, вояка!
И г н а т. Шибко уж ты… неаккуратно! Вишь, обмер.
Г р и н ь к а (встряхивая Никиту). Живой, дядя Никита?
Никита очнулся, шарит вокруг себя.
Шкворень ищешь? Не рискуй, а то опять припечатаю.
Н и к и т а. Змееныш!
Г р и н ь к а. Ругается — стало быть, живой. Пошли обедать, тятя!
И г н а т. К чему ссору-то затеял? Нам в мире жить надо, фронтовики же. А ты на голос берешь. (Подает руку, хочет помочь.)
Никита отталкивает его руку. И г н а т, пожав плечами, уходит, явно сожалея о случившемся.
Н и к и т а. Ты мне дорого заплатишь за этот удар! Попомни! (Поднявшись, заходит в кузницу и вскоре выносит солдатский мешок Игната.)
Возвращается Д о м н а.
Д о м н а. Привез?
Н и к и т а. Привез. Да вот и еще кое-что нашел вдобавок. (Развязал мешок.) Овес давала на трудодни?
Д о м н а. Нет, не давала.
Н и к и т а. А у него овес в кузне. Поняла?
Д о м н а. Да ты что, Никита? Ты что говоришь? Игнат сроду не позарится на чужое.
Н и к и т а. И я бы головой поручился, да ведь глаза свои не выколешь!
Д о м н а (задохнувшись). Неужто… неужто он мог, а? Неужто посмел?
Н и к и т а. Не растерялся полчанин! И то сказать: времена голодные, трудные. Даровой мешок зерна не обременит.
Д о м н а. Погоди, Никитушка, погоди, не горячись. Вдруг ошиблись? Человек, поди, ни сном ни духом не знает.
Н и к и т а. Овес на трудодни не выписывала. Так? Старых запасов у него быть не могло. Гринька-то у тебя жил. Вот и смекай.
Д о м н а. Это что же получается? Мы ради баб да сирот добрым именем рискуем, а он о брюхе своем печется?
Н и к и т а. То-то и оно. Ведь я на него как на себя полагался. Слышь, Домна, все-таки солдат. Давай уж на первый раз простим?
Д о м н а. Не будет этого! Не будет! Один украл, другой украдет, от колхоза рожки да ножки останутся! Нет, жуликам пощады не будет!
Н и к и т а. А с привезенным зерном как быть?
Д о м н а. Раздадим, пока Лужков не пронюхал.
Н и к и т а. Мировая ты баба, Домна Сергеевна! Моей бы Клавке у тебя поучиться!
Д о м н а. Ты Клавдию не хули. В ту уборочную две похоронки враз получила — на отца и на братца. А с трактора не сошла. Сидит за рулем — глаза белые, дикие, кровь на губах — крик закушен. Даже выреветься не дали: страда шла. Нет. Я про Клавдию худо не скажу. Хоть и своевольная, а человек безотказный. (Уходит.)
