(Выходит из комнаты и быстро возвращается с маленьким чемоданчиком в руках.) Докторский чемоданчик я беру с собой, а полотенце и прочую мелочь я тебя попрошу собрать в мой желтый саквояж и до ночи прислать ко мне.
Ольга Александровна. Я имела в виду не тебя.
Лена. А я имела в виду себя. У тебя есть какие-нибудь причины возразить мне?
Ольга Александровна молчит.
Война сделала меня достаточно опытной. Через мои руки прошли тысячи больных. Будет еще один — человек, которого я люблю, которого я не пыталась увидеть, пока мне говорили: «Нельзя», и к которому сейчас пойду я, раз кто-то должен пойти.
Ольга Александровна. Подожди хоть отца.
Лена. Я спущусь вниз и подожду его в подъезде, а то он может отправить машину.
Ольга Александровна. Он не пустит тебя.
Лена. Пустит. (Пауза.) Только одна просьба. Я хочу быть там спокойной, и поэтому…
Ольга Александровна. Что?
Лена (взглянув на Макеева). Поэтому ты должна сейчас же рассказать Андрею Ильичу все, что здесь произошло с отцом. Я не могу спокойно уйти, если (Макееву) вы тоже не будете знать этого. Я вас еще мало знаю, но верю вам. (Ольге Александровне.) И не завтра, а сейчас же. Обещай мне.
Ольга Александровна. Обещаю.
Лена пожимает руку ей, потом Макееву и уходит. Ольга Александровна провожает ее в переднюю и возвращается.
Макеев. Это опасно?
Ольга Александровна. Наша прививка не могла отказать.
Макеев. Ну, а если это все-таки чума?
Ольга Александровна. Ну, а если все-таки чума… то чума — это все-таки чума… Но повторяю, я в это не верю.
Молчание.
Макеев. Что у вас случилось? О чем она просила тебя рассказать мне?
Ольга Александровна. Об этом тяжело говорить. Я хотела отложить до завтра. Ну, хорошо, давай сядем… Или нет, ты сядь, а я буду ходить, мне так легче. Дело очень простое. Полгода назад Сергей Александрович по просьбе своих американских коллег отправил в Америку теоретическое обоснование наших десятилетних опытов — свою книгу.
Макеев. Вашу книгу?
Ольга Александровна. Он отправил ее без моего ведома, сказал мне об этом уже потом, и когда я стала возражать ему, оскорбил меня так, что я дала себе слово никогда больше не говорить с ним об этом.
Макеев. Глупо все, с начала и до конца. Но почему ты говоришь об этом сейчас?
Ольга Александровна. Потому, что пять дней назад он отправил туда же и первую часть технологии.
Макеев. По которой уже можно готовить ваши прививки?
Ольга Александровна. Нет, прививки можно будет готовить только по второй части технологии. В первой части отражена лишь предварительная часть нашей работы — технология усиления микробов.
Макеев. То есть как усиления?
Ольга Александровна. То есть подготовительная опытная часть, когда мы усиливали микробов до наивысшей заразности. Мы сначала научились делать это и только после этого и через это пришли к нашему нынешнему умению ослаблять микробов. По первой части технологии нельзя приготовить наших препаратов для прививки, но знание ее сокращает путь дальнейших исканий по крайней мере на несколько лет.
Макеев. О каком пути ты говоришь? Или я сумасшедший и неверно вас понимаю, или сумасшедшие вы. Кому он передал это? Когда? Где эта технология сейчас?
Ольга Александровна. Подожди, не волнуйся. Я сама встревожилась и заставила его, пока эта технология еще в Москве, потребовать вернуть ее.
Макеев. Ну?
Ольга Александровна. И пока это еще не удалось.
Макеев. То есть как не удалось?
Входит Трубников.
Ольга Александровна. Ты встретил Лену?
Трубников. Да.
Ольга Александровна. Ты согласился?
Трубников. Да, я согласился. Если не иду я или ты, то пусть, по крайней мере идет моя дочь. У него уже тридцать восемь и шесть.
Пауза.
Ольга Александровна. Я рассказала все Андрею Ильичу.
Трубников. Что — все?
Ольга Александровна. Все, что ты просил не рассказывать до завтра.
Трубников. Спасибо. Мне только этого сегодня не хватало!
Макеев. Я хочу спросить вас…
Трубников (садясь, насмешливо). Слушаю вас, товарищ следователь. Что вы хотите у меня спросить?
Макеев. Кому вы отдали эту вашу технологию?
Трубников. Человеку, которого вы должны помнить еще с университета: Окуневу. Он привез мне письма из Америки, и я просил его…
Макеев. Что же, он опять едет в Америку?
Трубников. Нет, он должен передать эту рукопись одному из членов американской медицинской делегации, которая сейчас в Москве. Впрочем, он еще посоветуется.
Макеев. С кем?
Трубников. Не знаю, это его дело. Я хотел послать без всяких советов.
Макеев. Ниже вашего достоинства?
Трубников. Да.
Макеев. Однако вы…
Трубников. Однако я передумал и решил не посылать этого в Америку. То есть, чтобы быть честным до конца, я по-прежнему считаю, что я как ученый имею на это право. Но мои родственники и друзья подняли здесь такой шум, что теперь я предпочитаю не связываться с этим. Я уже отправил Окуневу несколько телеграмм, чтобы он вернул рукопись. К сожалению, пока почему-то нет ответа. Не дозвонился и по телефону. Буду еще звонить, сегодня ночью. И давайте оставим эту тему. Честно говоря, все это мне отчаянно надоело.
Ольга Александровна. Чем больше я думаю, тем больше не понимаю, как ты мог решиться на это так опрометчиво, так легкомысленно и, прости меня, даже глупо.
Трубников (вставая). Ну, это уж слишком!
Макеев (поднимаясь ему навстречу). Если слишком, то только слишком мало! То, что вы сделали, это не опрометчивость, не легкомыслие и не глупость. То, что вы сделали, то, что, я надеюсь, вы еще не успели сделать, — государственное преступление.
Трубников. Что?!
Макеев. То, что я говорю. Вы своими руками хотели передать в чужую страну секрет государственной важности. А может быть, уже и передали?
Трубников. О каких секретах идет речь? Даже если согласиться с вами, что я не должен был это делать, то все-таки о каких секретах, позвольте спросить, идет речь? Я хотел передать только первую часть своей технологии, в которой нет ровно никаких секретов. Я дал только технологию усиления заразности микробов, но я не дал дальнейшего — технологию ослабления их для прививок.
Макеев. Дальнейшего? А им и не нужно дальнейшего. Им вполне достаточно того, что вы им даете. Вы уткнулись в вашу проблему и вообразили, что во всем мире все только думают, что о спасении человечества от болезней. А там, в их мире, о спасении людей думают в десятую, в сотую очередь, а в первую очередь думают об уничтожении. Об уничтожении нас. Им не нужны ваши прививки. А если
