и нужны, то не для спасения человечества, а для выколачивания из него денег, что они уже успешно делают со всеми своими пенициллинами и стрептомицинами и что сделали бы и с вашими прививками, попади и они им в руки. Подарить ваше открытие этим торгашам — уже преступление перед государством. Как вы не понимаете? Но вы решились сделать вещь во сто раз худшую: ваш метод приготовления чудовищно заразных микробов, который для вас только теоретическая ступень, для них будет их военной практикой! Слепой вы человек!
Трубников. Надо быть поистине сумасшедшим, чтобы в голову могла прийти возможность такого чудовищного применения науки!
Макеев. Надо быть поистине сумасшедшим, чтобы это в голову не пришло! Вы что, хотите их мерить на наш образец и заставить их подчиняться нашим нормам морали?
Звонок телефона. Трубников берет трубку.
Трубников. Да. Я скоро вернусь… Да, разрешил. Допустите ее к нему… Какая температура?.. (Кладет трубку.) Температура все поднимается.
Макеев. Что собой представляет Окунев?
Трубников. Вы же его знали.
Макеев. Сейчас? Вашу книгу отвозил он?
Трубников. Да.
Макеев. Привез письма и взял технологию. Ну, хорошо, вы уперлись в одну точку и ничего не видели кругом. Ну, а он-то?
Ольга Александровна. Меня тревожит то, что и телеграммы и телефон…
Трубников. Ну, тут возможно просто совпадение.
Макеев. Одно совпадение, другое совпадение…
Трубников. Он глубоко порядочный человек.
Макеев. Да пусть он хоть сто раз порядочный! А вдруг он не получил ваших телеграмм? А вдруг он такой же сумасшедший, как вы, и может посоветоваться с третьим, таким же сумасшедшим? Наконец тысячи случайностей, происходящих с самым порядочным человеком: украли, потерял, забыл в трамвае… И последняя случайность: а что, если он не порядочный человек?
Трубников. Ну и что ж вы предлагаете делать?
Макеев. Что делать? Немедленно ехать, лететь в Москву! Не есть и не спать, пока эта технология не будет у вас в руках.
Трубников. Даже если согласиться в этом с вами, то и я и Ольга Александровна работали на той неделе с чумой. Ни я, ни она не имеем права выехать отсюда раньше, чем через пять дней.
Макеев. Хорошо. Я не работал с чумой, и я, кажется, имею право вылететь. Сейчас же садитесь и пишите мне записку к Окуневу с просьбой вернуть через меня вашу технологию.
Трубников. Ну это — уж вовсе сумасшествие! При чем тут вы? Ничего я вам не буду писать!
Макеев. Садитесь и пишите! (Ольге Александровне.) А ты пойди, сложи мой чемодан. Я полечу утром. (Трубникову.) Садитесь, пишите.
Трубников. Я не буду вам писать никакой записки.
Макеев. Так я полечу без вашей записки.
Трубников. Вы меня скомпрометируете перед Окуневым. Это будет выглядеть недоверием.
Макеев. А мне наплевать, как это будет выглядеть! Пишите! Для вас же хуже будет, если я приеду к нему без записки. (Ольге Александровне.) Ну, иди же, собери чемодан. Я ведь тебя просил.
Ольга Александровна. Утром.
Макеев. Нет, я не могу рисковать. Я поеду на аэродром ночью, до него еще добираться.
Ольга Александровна. А билет?
Макеев. Высажу кого-нибудь. Все равно сяду. Завтра ваша технология будет у меня в руках. Если только… Нет, просто не могу об этом думать!
Ольга Александровна выходит.
(Трубникову.) Вызовите мне машину.
Трубников. Андрей Ильич!
Макеев. Вызовите мне машину! Это же просто глупо! Неужели вы думаете, что я не найду машины без вас?
Трубников (подходит к телефону, набирает номер). Гараж… Мою машину. К подъезду… Нет, домой. (Кладет трубку.)
Макеев. Через сколько времени она здесь будет?
Трубников. Через пять минут.
Макеев. Садитесь и пишите!
Трубников (вынимая блокнот и самопишущую ручку). В конце концов мне просто неудобно перед тобой. Прилететь сегодня, и… я не могу принять такой любезности…
Макеев. Любезность! Черта с два я бы полетел из любезности к тебе! Я стараюсь спасти дело государственной важности, вот и вся моя любезность. Пиши! Потом сочтемся.
Трубников молча пишет.
(Прохаживаясь по комнате.) Страшно подумать, что у нас люди еще в состоянии делать такие вещи! А еще страшнее, что если все кончится благополучно и если замолчать эту историю с тобой, я боюсь, что через год ты будешь в состоянии ее повторить снова.
Трубников. А ты что, собираешься ее опубликовать?
Макеев. Об этом у нас еще будет время подумать. Кстати, советую и тебе подумать. Мне, например, сейчас вдруг стало просто странно, как ты с твоими взглядами мог пять лет пробыть в партии? Мне это начинает казаться каким-то недоразумением.
Трубников (отрываясь). Это мы будем обсуждать не с тобой и не здесь. Знаю только одно, что я дал бы отрубить себе правую руку за то, чтобы завтра же был наконец мир, в котором такие вещи, как мое открытие, только гуманное в сознании всякого не сумасшедшего человека, не могло бы, не имело бы права стать секретным.
Макеев. Такой мир? Мы строим такой мир, а ты тем, что только что сделал, пробуешь нам помешать в этом. (Молчание.) Написал?
Трубников. На. Адрес и телефон на обороте.
Ольга Александровна (входя с чемоданом). Сережа, я все хотела тебе сказать… Меня сегодня взволновало еще одно. Я днем на улице встретила профессора Рюрикова, и он мне сказал, что Окунев, который при мне говорил, что приехал по делам к ним в университет, а к нам только мимоходом, им в университете сказал, что он мимоходом к ним, а что дела у него в нашем институте.
Макеев. Час от часу не легче! Ну, что же машина?
Трубников. Вот она, гудит. (Макееву.) Прошу тебя об одном: будь поделикатнее с Окуневым. Он тут совершенно ни при чем. И не ставь меня по отношению к нему в двусмысленное положение.
Макеев. На твоем месте я бы меньше всего сейчас думал об этом. Двусмысленное положение перед Окуневым! Скажите пожалуйста, какая трагедия! Ты лучше подумай о своем двусмысленном положении перед правительством, перед теми, кто доверил тебе этот институт! (Идет к двери. Ольга Александровна за ним.)
Трубников. Ты тоже?
Ольга Александровна. Да, я его провожу. Я к ночи вернусь. А что?
Трубников. Нет, ничего. До свидания.
Ольга Александровна и Макеев выходят. Трубников один. Он медленно, в раздумье подходит к телефону, набирает номер.
Кто это?.. Трубников говорит. Какая температура?.. Так. Моя машина ушла, пришлите мне дежурную. (Кладёт трубку, опускается в кресло, смотрит на часы. Подходит к роялю, берет термометр, ставит себе подмышку и снова садится в кресло. Стук в дверь.) Войдите.
Входит Саватеев.
Саватеев. Здравствуйте.
Трубников.
