перебегает к другим.
Голохвостый. А хороши тут девчатки-мещаночки, доложу вам: чистое амбре! Думал, найду меж ними ту, что около Владимира видел — так нету, а она, сдается, с этого конца. Вот пипочка, просто — а-ах, да пере-ах! Одно слово — канахветка, только смокчи! Чуть ли я не влюбился даже в нее, честное слово: прямо из головы нейдет… Господи! Что ж это я? Не проворонил ли из-за нее главный предмет, Проню? Вот тебе и на! Побегу искать… (Быстро уходит оврагом направо).
Парубки (выходят на передний план, поют).
А я бідний, безталанний,
Без пари, без хати;
Не довелось мені в світі
Весело співати! / (2 раза)
Издалека слышно, как другая группа поет ту же песню.
Первый бас. А у нас басы лучше… у них точно битые горшки!
Второй бас. Или как старые цыганские решета.
Все (смеются). И правда!
Парубок. А какой теперь хор самый лучший? Семинарский или братский?
Первый бас. Известно, братский.
Второй бас. А я говорю — семинарский.
Первый бас. Ан брешешь.
Второй бас. Ан не брешу. В семинарском хоре один Тарас как попрет верхами, так о-го-го! Либо Орест — как двинет октавой ур-р-р, аж горы дрожат.
Первый бас. А в братском Кирило чего-нибудь стоит?
Второй бас. Ну, что ж? Кирило — и обчелся.
Первый бас. Э-э!
Степан. А кто, по-вашему, господа, всех умнее в Киеве: семинарист, или академист, или университант?
Парубок. Голохвостый!
Степан (хохочет). Ну и отколол!
Первый бас. Попал пальцем в небо!
Кто-то. Нашел умника на помойке! Ха-ха!
Парубок. А кто ж разумнее его? Говорит по-ученому, что и не поймешь ничего!
Степан. У тебя, часом, все клепки дома?
Парубок. Чего ты прицепился?
Степан. Глядите, люди добрые, как по-свинячьи хрюкает, так и умнее всех, значит!
Другие. А что, на самом деле, смеяться? Голохвостый и верно не лыком шит, умный, образованный, совсем барин, и ходит, и говорит по-господски!
Степан. Овва! Не видела роскоши свинья, так и хлев за палаты показался!
Кто-то. Да будет вам черт знает из-за чего вздорить!
Степан. И то правда, тьфу!
Кто-то. От мещан отстал, а к панам не пристал.
Степан. А как же! Натянет узкие брючки, обует сапоги со скрипом, да еще на голову напялит шляпу, ну и пыжится, как лоскут кожи на огне! Какие были у отца деньги — промотал, а теперь что на нем, то и при нем.
Первый бас. Верно; батько его, бывало, на базаре брил, кровь пускал да банки ставил, вот и копейка водилась, а он, вишь, уже цирюльню по-модному…
Степан. Не знаю, стрижет ли других, а что себя обстриг — это так!
Первый бас. А уж до девчат лаком, кружит головы — беда!
Второй бас. Так через то же Степан на него и ярится.
Кто-то. Опасается, значит, чтоб не отбил дивчину.
Степан. Печенки я б ему отбил!
Другие. О! Он таковский!
Первый бас. А у тебя есть уже милая?
Степан. Что ты их слушаешь? Вздор несут!
Кто-то. Есть, есть…
Первый бас. А кто?
Парубок. Галя Лымаришина.
Первый бас. Красивая?
Парубок. Чудо, как хороша!
Степан. Ты гляди у меня, честь знай, а то язык и окоротить можно!
Парубок. Что ж я такого сказал? Вот напасть!
Другие. Тсс! Вон Голохвостый идет!
Те же и Голохвостый.
Кто-то. Здравствуйте, Свирид Петрович, а мы вас как раз вспоминали…
Голохвостый. А, добре-хорошо…
Степан (в сторону). Жаль, что не слышал!
Голохвостый (кое-кому подает руку, остальным кланяется свысока). Меня таки везде вспоминают: значит, моя персона в шике!
Степан (в сторону). Как свинья в луже!
Голохвостый (вынимает портсигар). Нет ли у кого иногда спички?
Парубок. Вот у меня есть. (Зажигает.) А мне, Свирид Петрович, можно одну взять?
Голохвостый. На! Может, угодно еще кому? Папиросы первый сорт!
Кто-то. Давайте, давайте! (Закуривает.) Ничего себе!
Голохвостый. Ничего! Понимаете вы, как свиньи в пельцинах! Это шик — не папиросы! Каждая стоить пять копеек; значит, примером: затянулся ты, а уже пяти копеек и нет.
Парубки. И дорогие же!
Степан (в сторону). Брешет гладко!
Кто-то. Вы таки швыряете силу денег!
Голохвостый. Чего мне денег жалеть? Главное дело — себе удовольствие! Может, у меня их перегорело иногда сколько тысячов, так зато ж вышел образованный, как первый дворянин!
Степан (тихо остальным). Такой дворянин, что только под тын!
Другие. И правда: надел жупан, так уж думает, что пан.
Голохвостый. Теперь, следственно, меня везде и всюду первым хвасоном принимают, а почему? Потому, что я умею, как соблюсти свой тип, по-благороднему говорить понимаю!
Степан (громко). А по-собачьи, господин, случаем не умеете?
Кое-кто смеется.
Голохвостый. Еще нет! Придется разве, что ли, от вас науку получить!
Степан. Вы таки моей науки дождетесь!
Голохвостый (свысока). Наведите себя сначала политурою!
Степан. Что с дурака взять!
Другие. Да будет вам!
Голохвостый. Невежество неумытое! Что тут с вами фиксатурничать? Еще увозишься в мужичестве!
Парубок. А скажите-ка, будьте добреньки, хоть что-нибудь по-хранцузскому!
Голохвостый. Да что вы можете понимать?
Парубок. А какое платье на вас, Свирид Петрович, — чудо! Верно, дорогое?
Голохвостый. Известно, не копеечное! Хвасонистой моды и загрянишного материала, да и шил, можно сказать, первый магазин. Вот вы думаете, что платье — лишь бы что, а платье — первое дело, потому что по платью всякого встречают.
Степан (к остальным). А по уму провожают!
Голохвостый (не обращая внимания). От возьмем, примером, бруки: трубою стоят как вылиты, чисто аглицький хвасон! А чего-нибудь не додай, и уже хвизиномии не имеют! Или вот жилетка, — сдается-кажется, пустяк, а хитрая штука: только чуть не угадай, и мода не та, уже и симпатии нету. Я уж не говорю про пиньжак, потому что пиньжак — это первая хворма: как только хвормы нету, так и никоторого шику! А от даже шляпа, на что уже шляпа, а как она, значит, при голове, так на тебе и парад!
Кто-то. Хорошо в этом разбирается, ничего не скажешь!
Парубок. А материя какая! Рябая, рябая да крапчатая, вот бы и мне такого на штаны!
Голохвостый. Крапчатая?! Шаталанская!
Парубок. А что ж это значит — шарлатанская?
Голохвостый. Э, мужичье! Что с тобой разговаривать.
Парубок. Да я так!
Кто-то. Расскажите нам лучше что-нибудь! Вы ж везде бываете, умных людей видаете.
Голохвостый. Не все то для простоты интересно, что для меня матерьяльно.
Кто-то. А все же может, и нам любопытно будет. Вот идемте на гору: споем, побеседуем.
