П а в е л. Я не курю… все ты врешь!
П а в л а. Не куришь, а спички при себе носишь.
П а в е л. Это ты подстроила… ты меня опоила!
П а в л а. Держись! Не будь бабой!
П а в е л. Хочешь в тюрьму запереть? А я не дамся!
П а в л а. Шибко-то не кричи… тебе кричать противопоказано.
Павел всхлипывает.
Тьфу, размазня! (Кинув матрац на пол, уложила мужа.) Спи и голоса не подавай!
А зарево ярче и ярче. Оно тревожит Кузьму.
К у з ь м а (отряхиваясь от сна). Дымом пахнет. И все красно…
П а в л а. Заря горит. Такие зори перед войной полыхали… Боялись их люди.
К у з ь м а. Не заря — огонь мотается! (Вскочил.) Кажется, археологи горят.
П а в л а. Доигрались! Сами себя изжарят!
К у з ь м а. Там же Сорока! Сорока!
П а в л а. Я разбужу их. Бей в набат! (Высунулась в окно, не слишком громко.) Пожар! Пожар! (Выпроводив сына, взвалила мужа на кровать, ушла.)
П а в е л. «Над Курскою дугою за-арево…»
Звонит колокол. Блажат, визжат свиньи на ферме.
Перед воротами Брусов кучка растерянных островитян.
П а в л а. Что ж вы стоите-то? Кругом горит, а вы как столбы!
П у т н и к о в. В самом деле… сломя голову кинулись… а в доме наши находки. Я опрометчиво поступил… Я должен вернуться. (Уходит.)
С о р о к а. Стойте! Вы без очков… вы ничего не найдете! (Остановив Путникова, бежит сама.)
П а в л а. Вон уж ферма занялась… свиней выпущу… (Уходит.)
П у т н и к о в. Виолетта Романовна! Виточка! Я прошу вас… Прошу… не ходите! Я сам, понимаете? Сам! (Убегает.)
Колокол замолкает.
Появляется П а в л а. Затем К у з ь м а.
К у з ь м а. Сороку видела? Где Сорока?
П а в л а (оглядываясь). Убежала. И тот за ней утянулся… Ну, будет там угольков!
Кузьма кинулся к огню.
(Схватила его.) Назад! Шкуру спущу, сопляк! (Уходит.)
К у з ь м а, таясь, убегает за ней.
Грохот и — тысячи искр в небо. Это обрушилась крыша. П у т н и к о в несет обгоревшую С о р о к у. За ними бредет удрученный К у з ь м а.
К у з ь м а. Вита! Витушка! Не сберег я тебя…
С о р о к а. Отвернись, пожалуйста… (Натягивает платье.) Я страшная?
К у з ь м а. Нет, нет! Ты красивая! Ты самая красивая!
С о р о к а. Ты, как всегда, сочиняешь… Вот и платье мое обгорело. Единственное нарядное платье.
К у з ь м а. Я куплю тебе сто… тысячу платьев… Только живи, живи!
П а в л а несет мешок с ценностями.
Появляются Л е г е з а, к о л х о з н и к и.
П а в л а. Явились? Долго же вы раскачивались.
Л е г е з а. Пока собрались… переправились…
П а в л а. «Собрались… переправились»… а тут люди чуть заживо не сгорели.
П у т н и к о в. Да, да! Нас Павла Андреевна спасла… Сама еще раз вернулась… Редкое мужество!
П а в л а. Ценности-то проверь. Вдруг что потерялось?
П у т н и к о в. Самая главная ценность — люди… А люди живы.
П а в л а. Живы… доставил ты мне хлопот! (Нервно рассмеялась.) В окно выталкиваю, он упирается… а крыша вот-вот рухнет…
П у т н и к о в. Я хотел Виту спасти… Виолетту Романовну. Но…
К у з ь м а. Ты не умрешь, Сорока? Ты не умрешь?
С о р о к а. Не имею права, Кузьма. Куда ж они без меня-то?
К у з ь м а. Ну и живи, живи!
С о р о к а. Спасибо вам, Павла Андреевна!
П а в л а. Долг платежом красен.
П у т н и к о в (проверяя мешок). Нет амфоры, кубка, двух браслетов…
П а в л а. Обронила, наверно. Сходить?
П у т н и к о в. Что вы, что вы! Это безумие.
С о р о к а. Я уеду, уеду… если вы хотите.
К у з ь м а. Уедешь! Обязательно! Вместе с Алешкой.
П а в л а. Насчет Алешки меня спросите.
К у з ь м а. Я про пожар сон сидел… жуткий сон. (Смущает Павлу долгим взглядом.)
П а в л а. Взбаламутили парня… сна доглядеть не дали.
Вбегает Н е д о б е ж к и н.
Н е д о б е ж к и н. Свиней кто выпускал?
П а в л а. Я. Кто больше.
Н е д о б е ж к и н. Аглая пропала…
П а в л а. Пошел ты… со своей Аглаей! Тут человеку худо, а он о свинье скорбит.
С о р о к а (бредит). Подол… подол обгорел…
К у з ь м а. Она помирает! Дядя Легеза! Она помирает!
Л е г е з а. Я вертолет вызвал… вот-вот быть должен.
Н е д о б е ж к и н. Будто сквозь землю провалилась! Лучшая свиноматка!
Слышен рокот вертолета.
П у т н и к о в (указывая вверх). Они готовятся… готовятся! Они посылают сюда импульсы…
С о р о к а. Больно… не рвите мне волосы! Больно!
П у т н и к о в. Пойду… я должен написать ноту. Пусть знают, что мы действуем. Земля — первейшая наша забота. (Уходит.)
С о р о к а. Падаю… падаю! О-ох!
К у з ь м а. Врача бы сюда! Врача бы!
Л е г е з а. Вон вертолет садится… Пусти-ка, я отнесу ее.
К у з ь м а. Как же я Алешке в глаза посмотрю! (Уносит вместе с Легезой Виту.)
Н е д о б е ж к и н. Хоть бы свиней собрал… все разбежались.
П а в л а. В лес кинулись через протоку. Зверье соберет.
Слышно: рокочет улетающий вертолет.
Л е г е з а и К у з ь м а возвращаются.
Л е г е з а. Не убивайся, Кузьма. Ты здесь ни при чем.
К у з ь м а. Может, как раз я и при чем. Может, я во всем виноватый: спал, а тут такое… творилось.
Л е г е з а. Павел где? Что-то не вижу.
П а в л а. Снова лыка не вяжет.
Л е г е з а. Дела… Жена на пожаре, муж — в лежку.
П а в л а. Такой уж век бабий.
К у з ь м а (с яростью). Ты… ты. (Не договорив, сник.) К Петьке пойду. (Уходит.)
Л е г е з а. Расстроился… Взрослый не по годам. Надо бы к ребятишкам его, к ровне.
П а в л а. На школу надеялся, интернатских ждал…
Л е г е з а. Не знаешь, отчего загорелось?
П а в л а. Археологи костер разожгли… ветерок поднялся. Видно, донес искру.
Л е г е з а. Разберемся. (Уходит.)
Входит П у т н и к о в.
П у т н и к о в. Скажите, а где Виолетта Романовна?
П а в л а. Ты что, с луны свалился? Улетела она…
П у т н и к о в. Как — улетела?
П а в л а. Вот блажной! При тебе вертолет садился. Забыл, что ли?
П у т н и к о в. Не помню. Ничего не помню. Пожар был, потом — провал…
П а в л а. Ты спасать ее побежал, сам чуть не изжарился… Потом заговариваться начал… грозить кому-то…
П у т н и к о в. Это со мной случается. Извините. Она цела?
П а в л а. Обгорела, но не так уж сильно. Выздоровеет. Женился бы ты на ней.
П у т н и к о в. Она вашего сына… любит.
П а в л а. Мало ли кто кого любит! Я бы за того, кто на сердце пал, костьми легла… весь мир перевернула.
П у т н и к о в. Мир в наше время нетрудно перевернуть… Сохранить трудно.
10
Остров пуст, страшен. У останков школы, на пепелище, несколько парт. Слева — внушительный, незыблемо прочный, — морщится белым срубом дом Брусов. Неподалеку К у з ь м а и Т о н ь к а.
Т о н ь к а. Значит, решил с отцом на заработки?
К у з ь м а. Нам так или иначе нужно уехать.
Т о н ь к а. Уедешь… может, не увидимся больше! (Совсем по-бабьи обняла, всхлипнула.)
К у з ь м а (скривив губу). Иди ты!
Т о н ь к а. И уйду. Совсем уйду! Пожалеешь! (Уходит.)
К у з ь м а. Тонь… я напишу тебе после… все напишу.
Т о н ь к а (вернувшись). Ох, Брус! Как же ты меня измучил! (Чмокнула Кузьму в щеку.)
Приближается П а в е л.
К у з ь м а. Н-ну, присосалась! Любите вы лизаться! (Увидев отца, высвободился, пошел к нему.)
Т о н ь к а. Кузьма… ты изверг! Ты мучитель!
К у з ь м а (отмахнувшись, подошел к отцу, заглянул в скорбные глаза, ища в них проблеск надежды. Вместо надежды — непроглядное чугунное отчаяние.) Больно тебе, тятя? Шибко больно?
Гудок теплохода.
П а в е л. Теплоход причалил. «Родина», что ли?
К у з ь м а. Нет, «Чернышевский». Слышишь, гудок сипловатый?
П а в е л. Сейчас бы взять билет и закатиться на край света!
К у з ь м а. Возьмем. Я уж решил. Возьмем и уедем.
