П а в е л. Сколько их там полегло… веселых, крепких… Помянуть бы… душа иссохла.
К у з ь м а. Ты свой лимит давно выбрал.
П а в е л. Если чуть-чуть, а? В тайничке-то, поди, припрятано? Ну-ка, наведи, сын, ревизию!
К у з ь м а (лезет на чердак, оттуда). Пусто! Даже никакого намека.
П а в е л. Хоть помирай. Голова пухнет…
К у з ь м а (спускается вниз). Маешься… было бы из-за чего!
П а в е л. Ты у меня умник, сын. А тут промахнулся. Вот послушай. Илья сказывал. Призвал как-то князь русский проповедников разных. Они всяк свою веру хвалят. Как же, Русь — кусок лакомый! Один толкует: мы-де сала не едим. Другой тоже нашел чем хвастать: у нас, мол, плоть обрезают. Третий вовсе зарапортовался: дескать, хмельного на дух не принимаем. А четвертый по-нашенски рубит: «Мы не обрезаемся, а водку салом закусываем». Прогнал князь трех проповедников. С четвертым стал пить да приговаривать: «Питие есть Руси веселие».
К у з ь м а. Он, князь-то, поди, в меру пил.
П а в е л. Кто устанавливал ту меру? Наша мера: пей, пока ноги держат.
К у з ь м а. Ты как-то сказывал, омуток приглядел… свозил бы! Мне порыбачить охота.
П а в е л. Правда, что ли?
К у з ь м а. Раз говорю, значит, правда.
П а в е л. Тогда поплывем… это как раз у выпасов. Заодно и подпаска моего сменим. (Уходит.)
Выходит П а в л а.
П а в л а. Копачи-то уж на кургане шарятся… Че их понесло?
К у з ь м а. Профессор карту отыскал древнюю. В той карте указано: клад на кургане. (Уходит.)
Павла, откупорив дупло, ищет золотую лошадку.
П а в л а. Нету… нету лошадки! Кузьма! Кузьма! Лошадка где?
К у з ь м а. Какая еще лошадка?
П а в л а. Которая здесь была спрятана.
К у з ь м а. А, медяшка-то эта!
П а в л а. Медяшка? Да она из чистого золота! Из червонного!
К у з ь м а. Ну? А я и не знал… Ковырнул случайно сучок… смотрю, медяшка. Тут археологи появились. Я им и отдал. Думал, ничья.
П а в л а. Ничья… моя это! Моя! Я на кургане ее подобрала. Лети к этой сове! Отними!
К у з ь м а. Отдал… как же я отниму?
П а в л а. Как отдал, так и отнимай. Этой лошадке цены нет!
К у з ь м а. Ты ж ее на кургане нашла… курган государственный. Стало быть, и лошадка государству принадлежит.
П а в л а. Ага, значит, про курган ты довел копачам? Ты! Ну, сказывай! Врешь тут про карты…
К у з ь м а. Я только сказочку рассказал… про чудака одного. Они сами сообразили.
П а в л а. Сами?! Сами?! Все ты, ты, змей подколодный! Они бы до второго пришествия рылись в ложбине! (Дает Кузьме пощечину.)
К у з ь м а. За безделицу эту?! За игрушку?!
П а в л а. Золотая игрушка-то… из чистого золота!
К у з ь м а. Что, что из золота? Разве оно человека дороже? Вон тятя… не так, не так рассуждает! Все рукоделья свои — даром… А они в сто раз лучше твоей лошадки! В тысячу! Тятя — талант, самородок! Так все говорят. Он в жизни меня не ударит… а ты…
П а в л а (собрав в груду все вырезанные Павлом фигурки). В огонь их… в печку! Все до единой в печку! А инструмент его — туда же!
К у з ь м а. А руки его… руки-то тоже в печку?
П а в л а. Для вас же стараюсь… для вас коплю! Расхитители!
К у з ь м а. Заодно и меня кинь в печку. Кинь, я сам на шесток залезу. (Лезет.)
Павла, отмахиваясь, пятится от него.
9
Возле дома Брусов — П а в л а, П о п о в.
П о п о в. Скрывать не хочу — тянет, закручивает, как воронка в реке. Но тропки у нас разные, Павла Андреевна. И вряд ли сойдутся.
П а в л а. Тянет — не выплывешь. И не старайся. Я в той же воронке… И не робею…
П о п о в. Не надо, Павла Андреевна. Не привык я на чужих костях топтаться.
П а в л а. Ты про Павла? Оставь! Мы с ним давно чужие. А сейчас и вовсе уходить собрался. Сойдемся — жизнь-то под горку катится.
П о п о в. Заборчик во мне… небольшой такой заборчик, Павла Андреевна. А переступить его не могу. Ты уж не обижайся. (Уходит.)
Входит П а в е л. Он с котомкой.
П а в е л. Решила с Поповым устраиваться?
П а в л а. С кем-нибудь да устроюсь. Не печалься.
П а в е л. О сынах печалюсь… не о тебе.
П а в л а. Ну вот, опять за рыбу деньги. Прими посошок да ступай. (Наливает ему водки.)
П а в е л (выпив). Зарок ведь давал… воздерживаться. Да чего там! Плесни-ка еще для смелости! (Пьет.) Знаешь, чем взять! Инструмент мой зачем сожгла?
П а в л а. Опять куражишься? Водка смелости придает?
П а в е л. Я и трезвый теперь не трушу. Терять нечего, всего лишила: сыновей, дела… А я выпрямлюсь… напрасно старалась. Ежели вниз покачусь — тоже не жди добра: подпущу тебе красного петуха! (Уходит.)
П а в л а (задумчиво). Петуха, значит? Ну посмотрим. Еще неизвестно, кого клюнет этот петух.
В избе.
К у з ь м а вернулся домой с аккордеоном.
Где шляешься, полуночник? Скоро светать начнет.
К у з ь м а. У костра веселились. У-ух, здоровски! Профессор плясал, фокусы показывал. Сорока пела.
П а в л а. Пир на весь мир.
К у з ь м а. Не без причины. Клад откопали: браслеты, бляхи, утварь всякую.
П а в л а. Такое богатство дуракам привалило! Ложись давай! Взял моду шляться.
К у з ь м а. В школу завтра. Перед школой могу повольничать?
П а в л а. Спи. А я по острову прогуляюсь. Костер-то где развели?
К у з ь м а. Под горкой… возле школы. Тятя куда ушел?
П а в л а. Опять шлея под хвост попала.
К у з ь м а. Он слово мне дал… поклялся.
П а в л а. Клятвы для того и дают, чтоб нарушать.
К у з ь м а. Такую нельзя… солдату… другу… (Засыпает.)
Накрыв сына, П а в л а собирает со стола. Ставит графин спирта, закуску. Услыхав песню, поспешно уходит.
Г о л о с П а в л а.
«Над Курскою дугою зарево,
Огня лавина, скрежет, вой,
Кромешный ад перед глазами…
А я живой, а я живой!
Победу празднует страна.
Ушла война, ушла война.
Примерь свой китель, старина!
Надел — не спится старику:
Он снова, он снова увидел Курскую дугу».
П а в е л (входя). Тсс! (На цыпочках прошел к кровати, сел у изголовья и неотрывно смотрит на уснувшего мальчугана.) Кузя! (Шепотом.) Кузя! А я того… согрешил… Слаб, слаб!
К у з ь м а (сквозь сон). Солдату… другу… вечная память…
П а в е л. Вечная, сын, вечная! Помянем Илюху… (Раскупорил графин, понюхал.) Спиртяга, кажись? Я самую малость приму, сынок! Ты уж не осуди. (Пьет.)
Во двор вбегает П а в л а. Отдышавшись, перешагивает порог уверенно, властно.
П а в л а. Все еще здесь? Я думала, давно ветром сдуло.
П а в е л. Склеило нас… склинило… нет сил оторваться.
П а в л а. Оторвешься, когда выпьешь. Знала, что вернешься.
П а в е л. Многовато, но выдержу, ежели поднатужусь.
П а в л а. Никудышный мужик пошел, мелкий! Отец мой полведра мог выпить, потом всех на кругу переплясывал.
П а в е л (выпив). Мелкий, верно. Крупных повыбили. (Взял огурец, понюхал.) «Над Курскою дугою зарево… огня лавина…»
П а в л а. Тише ты! Парня разбудишь. Налить? (Наливает.)
П а в е л (откашлявшись). «Огня лавина… скрежет, вой… кромешный ад перед глазами. А я живой…» Зачем живой? (Осовев, уронил голову на руки.)
Павла, достав сажи из печи, вымазала ему руки, лицо. Рассыпала на столе спички.
За окном зарево.
(Бормочет.) Не тронь! Не прикасайся!
К у з ь м а (сквозь сон). Там огонь… Огонь? Откуда взялся?
П а в л а. Спи. Наверно, археологи жгут костер.
К у з ь м а. Спят они… спят… костер залили.
П а в е л. Спички… зачем они?
П а в л а. Я тоже спрашиваю себя: зачем некурящему спички? И лицо в саже, и руки. Увидят — сразу заинтересуются. Хотел нас сжечь с Поповым, да, видно, перепутал спьяна?
П а в е л. Ты что говоришь? Что говоришь?
П а в л а. Сажу-то давай смоем. И спички в печку… чтобы следов не осталось. (Смыла, наливает спирта.) Пей да держи язык на привязи.
П а в е л. Не поджигал я! Не поджигал!
П а в л а. А кто сказал, что поджигал? Я не говорила. Сам себя выдал.
П а в е л. Не поджигал я! Не поджигал…
П а в л а. Стало быть, прикуривал неаккуратно: все лицо закоптил.
