К и р и л л. За чечевичную похлебку первородство не продаю.
Ж д а н. Не везет мне, не везет: мал!
Ф е д о р. Не переживай, Даня! Мы твой урок выполним.
На дворе.
Д е м и д. Вросло колечко-то! Ввек не снимешь.
А н н а. Для того и надевала.
Д е м и д (целует ее). Добрая моя! Верная!
А н н а. Отпусти, родной! Неловко! Там сыновья.
Д е м и д. А я только-только в охотку вошел. (Посерьезнев.) Что-то грызет меня, Аннушка. Вроде как совесть. Грызет и грызет.
А н н а. Ты про Кирьшу?
Д е м и д. Про нас, моя умница. Кирьша-то наш сын, стало быть, про нас. И получается, что Стешу не он, а мы обидели. Не по-людски получается. А я привык с людьми по-людски.
А н н а. Говори, коль начал.
Д е м и д. А что говорить? Тут и говорить нечего. Все сказано. Эй, мужики! Кажите языки!
П а р н и выходят. Ставят стол. Помогают Анне собрать застолье.
Пойду соседей кликну.
А н н а. Дёма!
Д е м и д. Могу и не звать, ежели ты против.
А н н а. Зови, зови.
Д е м и д уходит.
Вскоре появляются д е д С е м е н и Т о н я. Тоня принимается хлопотать у стола, стараясь быть поближе к Федору. Руки их соприкасаются. Федор, точно от огня, отдергивает руку, переходит на другую сторону стола.
Тоня, за груздями в погреб слетай.
Т о н я. Там темно. Посветил бы кто. (Смотрит на Федора.)
Ж д а н. Я посвечу.
Т о н я и Ж д а н уходят.
За воротами Т и м о ф е й Р я з а н о в. Он перевязан.
Навстречу — Е в с е й.
Е в с е й. Эк тебя разукрасили! Не Кирька случайно?
Т и м о ф е й. Я тоже в долгу не остался.
Е в с е й. Я в суд на него подал. Там и это приплюсуют.
Т и м о ф е й. Опоздал, батя. Воевать он уходит.
Е в с е й. Спасся, зараза! Ну ничего, его и там пуля найдет. Слезы-то наши отольются.
Т и м о ф е й. А мамкины слезы кому отольются? Уйду — одна останется.
Е в с е й. Сама виновата. Здорова была — много чего вытворяла. Помню, на заработки уезжал. Ты в зыбке — у ней хахалей полна горница.
Т и м о ф е й. Довольно, отец, довольно! Она свое сполна получила.
Е в с е й. За муки мои, за обиды ей бы и на том свете в смоле кипеть. Да нет его, того света.
Т и м о ф е й. Не ярись. Было и быльем поросло. Мать без твоих проклятий едва ползает.
Е в с е й. Поросло?! Нет, не поросло. Болят мои язвы, сочатся! Проснусь ночью — пустынь в доме. Сверчки и те вымирали. А я живу, маюсь… За что? Женой обманутый, людьми обиженный В тридцатом выселили… За что? За что? Разве я помещик какой? Уполномоченного стукнул… Так он же с Авдотьей моей блудил.
Т и м о ф е й. Ну, хватит. Разобрались… вернули.
Е в с е й. Вернули, а душа там померла. Этих вот не тронули. Они правильные! Ишь как горланят! Сынок их надо мной изгиляется. Вражина!
К и р и л л (выйдя за ворота). А, здорово, душа на костылях! Ну, у кого синяков больше?
Т и м о ф е й. Чего их считать? Мало — новых наставим.
К и р и л л. Вот это по мне. Держи петуха! Мама, чарочку Тимохе.
Т и м о ф е й и К и р и л л входят во двор. Е в с е й уходит.
Появляются Д е м и д, С т е ш а, затем К а т е р и н а.
Д е м и д. Ступай крепче! Земля-то своя, сибирская! И мы на этой земле родня.
К а т е р и н а (сестре). Ты зачем к ним тащишься? Милостыню выпрашивать?
С т е ш а. Сама себе хозяйка. Куда хочу, туда иду.
К а т е р и н а. Не ходи, Стешка! Не ходи, прокляну!
Д е м и д. Белены, что ль, объелась?
Появляется Б у р м и н.
К а т е р и н а. А, и ты к ним? И ты? Бежишь — пальцем манить не надо. Я знаю, к кому бежишь! Зна-аю!
Д е м и д. Черт — не баба. Ее бы в оглобли, потянет за коренника. Айда, Стеша!
К а т е р и н а. А я не велю! Не велю!
Б у р м и н. Остынь уж. Хватит уж. Людей посмешила. (Проходит во двор.)
К а т е р и н а (тянет его назад). И ты не пойдешь. А пойдешь, хоть шаг сделаешь — удавлюсь! Бог свят, удавлюсь!
Б у р м и н. Демид, веревка в хозяйстве найдется? Принеси, нужда появилась.
За ворота вышел К и р и л л.
К и р и л л. Кому тут веревка понадобилась?
Б у р м и н. Да вот гражданка в петлю просится.
К и р и л л. Намылить или сухой обойдется? (Скрывается и тотчас появляется с веревкой.) Долго-то не тяни. Мне выпить охота… на твоих поминках.
К а т е р и н а. Будь ты проклят, гаденыш! Будь проклят! Не минуй тебя первая пуля.
А н н а (вышла к гостям, услышав слова Катерины). Отсохни язык, с которого пакостные слова сорвались.
К а т е р и н а убегает.
К и р и л л (Стеше). От сестры-то не отставай. Теперь твой черед погибели мне кликать.
С т е ш а. Живи… живи кому-то на радость.
Демид, бросив на жену многозначительный взгляд, удерживает сына. Все прочие уходят в глубь двора.
Д е м и д. Так вот враги заводятся. А разобраться — какие они враги? Просто обиженные люди.
К и р и л л. Осуждаешь меня?
Д е м и д. Себя ставлю на их место. Ты не пробовал?
К и р и л л. Резона не было.
Д е м и д. Теперь появился. (Властно приподняв подбородок сына.) За людей идешь воевать. За тех людей, которых обидел. Вот и подумай: стоило ли обижать? (Уходит.)
Кирилл один. Раздумывает, опустив голову. Затем проходит в глубь двора. Здесь все в сборе — гости и хозяева. Наяривает на гармошке Ждан. Ему подпевает Тоня. Веселая песня сменяется грустной, более подходящей ко времени.
С е м е н С а в в и ч. Ночесь беляка во сне видел, который сеструху мою порушил. Явился злыдень — нагайкой свись! А лампа не гаснет. Лампа-то ярче да ярче! «Не усердствуй! — ему втолковываю. — Все одно не погасишь». Освирепел он, на меня кинулся. Тут Агаша вышла. «Не бойся его! — говорит. — Он сам себе враг». А нагайка змеей, змеей. Что ни замах, тот и по офицеру. Весь авторитет ему искровенила. Пал в корчах наземь, завыл. И я от того воя проснулся. Сон-то, выходит, вещий.
Стеша заплакала.
Б у р м и н. Не плачь, Степанида! Молчи, не сыпь соли на рану.
И Анна не удержалась. И у Тони глаза намокли.
С е м е н С а в в и ч (шмыгая носом). Не войте, бабоньки! Не войте, родимые! Лампу-то он не загасит.
Б у р м и н. Есть примеры. Перед Наполеоном до самой Москвы пятились. Опосля жамкнули — мокрого места не осталось. То же и Адольфу уготовано.
Ф е д о р. Костьми ляжем — в родные края не допустим.
К и р и л л. Много сулишь. Ему не то что Сибири — Москвы не видать.
Д е м и д. Сыны-то какие… сыны-то у нас! А ты плачешь.
А н н а. Не плачу — слезы текут.
К и р и л л. Не слезы — сусло поточьте. Чтобы к победе пиво приспело.
Б у р м и н. А мне отказали. Куда, мол, с такими колесами? Будто из винтовки ногами стреляют.
С е м е н С а в в и ч. Клешня изувечена… А то бы и я сгодился.
Д е м и д. Воевать рветесь… На земле-то кому хозяйничать? Страда на носу.
Б у р м и н. Самая главная страда там.
Д е м и д. Нет, друг, без провианта не навоюешь. А чтобы провиант был — землю обихоживать надо. Это, может, потрудней, чем из винтовки палить.
Т о н я (поет). «А завтра рано, чуть свето-оче-ек, заплачет вся моя семья…»
Ф е д о р. Лучше бы про любовь спела. Чего тоску наводить?
Ж д а н (матери). Вытри слезы, все будет, как надо.
А н н а. Глаза дымом ест.
Т и м о ф е й. Дым-то откуда? Дыма вроде и нет совсем.
С е м е н С а в в и ч. Дым с войны. Тот дым самый едучий.
Д е м и д. Ну, сынки, подымем последнюю!
Т о н я. Уже?! (Кинулась к Федору.)
Выпили, вышли из-за стола, надели заплечные мешки.
Мгновение посидев, встали. Кирилл и Федор прошли под навес.
К и р и л л. Да, брат, не довел ты свою машину. С крыльями, значит?
Ф е д о р. Ага, с крыльями. Чтобы летала, плавала и по земле бегала.
К и р и л л. Если выживем — доведешь. Хочу, чтобы ты выжил. Такие, как ты, нужны… нужны.
Ф е д о р. Ну, заныл! На тебя не похоже.
К и р и л л. Стешка весь настрой сбила.
Т о н я (подошла к ним). Что же вы? Там подводу пригнали… Ждут.
К и р и л л. Сейчас. (Выходит.)
Т о н я (удерживая Федора). Погоди… Ох, сердце зашлось! (Взяла руку парня.) Слышишь, как колотится?
