Семен Саввич горестно вздыхает, и, словно эхо, единым вздохом отзываются женщины.
И наступят для вас справедливые времена. Будут сыновья матерей радовать. Мужья — жен на руках носить. Расцветет вновь наша вдовая деревенька. Детишки народятся… хлеба выше головы выбухают… на покосе баловство начнется, песни, пляски в праздники, радостный труд — в будни. Вот за что мы воюем! А горе наше, оно не вечно! Потому как человек возник для счастья и радости! Теперь выкладывайте подарки свои. Только не толпитесь. У всех приму… в порядке живой очереди.
П р о н ь к а (он в телогрейке не по росту, в лаптях с онучами). Вот валенки, дядя Федот. Они, правда, не новые, однако носить можно.
Б у р м и н. Валенки знатные, Прокопий. Принял бы их, не моргнув, только…
П р о н ь к а. Ты не гляди, что они подшиты! Они долго продюжат! Мы с Ванькой всего-то одну зиму их проносили.
Б у р м и н. А теперь босиком ходить станете?
П р о н ь к а. Сказал тоже! Мамка лапти сплела. С онучами, знаешь как ловко! Во! (Продемонстрировал.) А в валенках у солдат больше нужды.
Б у р м и н. Голубь ты мой! (Прижал парнишку к себе.)
П р о н ь к а (угрюмо вывернулся). Берешь аль нет? Не возьмешь — сам отошлю.
Б у р м и н. Беру, Прокопий. Беру.
П р о н ь к а. Ты в документ запиши, чтоб без плутовства!
Б у р м и н. Записываю. Вот, гляди: под номером первым — Прокопий Словцов.
К а т е р и н а. Шубейки-то хватит? Не ношеная совсем шубейка.
Б у р м и н. Жалко? А ты не жалей. Пошарь на полатях. Там еще излишки найдутся. Излишки нам ни к чему.
К а т е р и н а, опустив голову, уходит. Входит С т е ш а.
С т е ш а. Я носки связала… возьми. А еще перчатки.
Б у р м и н. Кириллу предназначались.
С т е ш а. Мало ли… Ему тоже кто-нибудь свяжет.
Б у р м и н. Очень даже правильное рассуждение!
У ч и т е л ь н и ц а. Мы школьное знамя передаем. Ребята своими руками вышивали. (Вручает знамя, на котором вязью — ставшие каноническими слова: «Наше дело правое. Победа будет за нами».) И еще две тысячи тетрадей. Для писем.
Б у р м и н. Тетради приберегите. Самим писать не на чем.
У ч и т е л ь н и ц а. Отказывать не имеете права. Дети обидятся.
Б у р м и н. Я разве отказываю? Сам видел, на старых журналах пишете.
Приближается с т а р у ш к а.
И ты, Гурьевна, поднялась? Вот дивья-то!
Г у р ь е в н а. Про сборы прослышала — выползла. Имущество мое примешь?
Б у р м и н. Да, имущество у тебя на зависть.
Г у р ь е в н а. Самое лучшее выбрала.
Б у р м и н. Знаю, знаю. Я не в укор. Да ведь в армию-то что поновей надобно.
Г у р ь е в н а. Тогда хоть крестик прими. Он золоченый.
Б у р м и н. С богом-то что, рассорилась?
Г у р ь е в н а. Мне Евсей оловянный отольет.
Б у р м и н. Вон он чем промышляет! (Евсею.) Эй, Рязанов! На старушечьих-то слезах много добра нажил?
Е в с е й. Сколь есть, все мое. Вот они, денежки за промысел. Бери!
Б у р м и н. Сын воюет, а ты старух обираешь.
Е в с е й. Я их налогом обложил… в пользу фронта. Так что бери, не брезгуй. Казне все едино, как деньги добыты.
Б у р м и н. Казна-то советская. А я тут совет представляю. Кто следующий?
Е в с е й. Ты не ори на меня! Слышь, не ори! У меня сын красноармеец!
Б у р м и н. Чья очередь?
Е в с е й, швырнув деньги, ушел.
Г у р ь е в н а. Он лишнего не берет. Только за материалы.
Б у р м и н. Ладно, ладно, не защищай!
Входит К а т е р и н а.
К а т е р и н а. Вот принесла. Или опять мало?
Б у р м и н. Сколь ни давай, все мало. Я так считаю. И все так должны считать, пока не победим.
Входит д е д С е м е н.
С е м е н С а в в и ч (снимая георгиевские кресты). Награды мои прими. Может, кого-нибудь там отметят.
Б у р м и н. Теперь другие ордена, дедушка!
С е м е н С а в в и ч. А мои чем хуже? Им генералы первым честь отдавали.
Б у р м и н. Ох, влетит мне за ваши подарки: то кресты, то крестики…
Г о л о с а. За это и потерпеть не грех.
— Даем, что можем.
— Дары праведные.
— Гурьевна шесть лет из избы не выходила. Вышла — стало быть, есть причина.
Г у р ь е в н а. У вас сыновья на войне. И мой Тима там же.
К куче добра, сваленного на пороге, подходит А н н а.
А н н а (потерев колечко, сняла не сразу). Возьми. Без надобности теперь. (Отошла к топорам.)
Один топор — черный. Этот символ коробит людей. Они отводят взгляды.
Б у р м и н (бодрясь). Все, что ли? Теперь второй вопрос на повестке. (Достает пол-литра.)
С е м е н С а в в и ч. Давай не будем, Федот. Без вина горько.
Б у р м и н. У всякой скорби свои пределы. Надо и нам хоть на час распрямиться.
Из дома между тем гармонь вынесли.
К а т е р и н а. Жги, Прокопий, наяривай! Ты теперь первый парень.
Пронька усаживается на табурет, играет. Женщины, словно петь разучились, недружно подпевают.
Б у р м и н (отводя старика в сторону). Про Ждана приврал, или впрямь Ворошилов им занимался?
С е м е н С а в в и ч. Мог заняться. Вполне мог. Такое мое мнение.
Входят Е в с е й, Латышев.
Е в с е й (Анне). Тобой, слышь, интересуется.
А н н а. Приберег весточку-то? Долго берег…
С е м е н С а в в и ч (оттесняя Латышева). Ты не так поняла, Аннушка! Он поклон привез от ребят.
А н н а. Не молчи, Андрей! Не молчи!
С е м е н С а в в и ч. Опиши ей в подробностях… тот бой, подле речки.
Б у р м и н. Рапортуй, Андрюха. Мы тоже интересуемся знать.
Л а т ы ш е в. Значит, так… значит, таким манером… Мы перед тем танка лишились. Поначалу как-то непривычно было. Потом освоились. Особенно Кирилл. Сигнал в атаку — он первым через бруствер. Федор, наоборот, не торопится. Зато так чисто косит, что после него и делать нечего…
Б у р м и н. Сибиряк, он такой! Он вроде медведя-шатуна, которого посреди сна разбудили.
С е м е н С а в в и ч. Эдак, эдак! Мужики наши в гневе непобедимо страшные. Их лучше и не гневить.
Е в с е й. А мне на ум нехорошие мысли падали. Все живы, значит? Чего же лучше-то?
К а т е р и н а. Пляшите! В кои-то веки собрались.
Б у р м и н. Тебе лишь бы юбками потрясти.
Л а т ы ш е в. Был еще и такой случай. Мы как раз переправу брали.
С т е ш а (налила водку). Отведай, Андрей Егорыч! Под винцо-то легче беседовать. И вы присаживайтесь поближе.
Рассаживаются. Сорвавшись с Пронькиного плеча, вскрикнула гармошка.
С е м е н С а в в и ч. А про гармониста забыли! Эх вы, трясогузки!
С т е ш а. Ничуть не забыли. Садись сюда, миленький. Да смотри тетку Катерину не отбей у председателя.
Негромко, невесело смеются.
Л а т ы ш е в. Ну, стало быть, реку эту форсировали…
С е м е н С а в в и ч. Какую реку?
Л а т ы ш е в. Что?
С е м е н С а в в и ч. Какую реку, спрашиваю? Названье запамятовал.
Л а т ы ш е в. Без названия речонка. В самый разлив дело было…
А н н а. Не насилуй себя, Андрюша… сердце матери не обманешь.
Л а т ы ш е в. Сил моих нет больше! Слов нет! (Вынув газету.) Тут все… все сказано.
С т е ш а (вырывает у него газету). «Последний бой… бой братьев Калинкин… н-ных…» Ма-ама! Что ж это, мама?! Замужем не была — овдове-ела…
Анна, прижав ее к груди, утешает, одолевая свое горе.
Л а т ы ш е в. Я в госпитале был, когда их… когда они… Сам из газеты узнал… На танке в тыл прорвались к немцам… нашумели, ушли бы — горючее кончилось.
С т е ш а. За что? За что, мама-а-а-а?!
К а т е р и н а. Сеструха, дорогая моя.
Г у р ь е в н а. Будто скала на голову рухнула.
Е в с е й. Пойдем, старуха. Тут сейчас такое начнется!.. Пойдем, Тима велел мириться. (Уводит Гурьевну.)
В доме опять вскрикнул ребенок.
С т е ш а. Молчи! Лучше бы ты помер, безотцовщина!
А н н а. Не смей! Ему жить… ему род продолжать! (Уходит в дом.)
С е м е н С а в в и ч. Иисусе, ты-то куда смотришь? Эй! (Грозит небу.)
Бело на улице.
С е м е н С а в в и ч в избе Калинкиных качает зыбку с младенцем.
