Т о н я. Дожились… К поезду не на чем отправить. Четыре лошади, и те в разгоне.
Т и м о ф е й. Пешком дотопаем.
Т о н я (достав вышитый кисет). Это знаешь кому, Даня. Вручи и поинтересуйся: почему редко пишет?
Ж д а н. Он же не курит.
А н н а. Я земли в него положу. Пускай вместо ладанки носит.
С т е ш а (превозмогая боль). Ну хоть с братьями угадал… Брат брата в беде не бросит.
Т о н я. Худо тебе, родненькая? Иди, иди в горницу.
С т е ш а. Ты Катерину позови… Позови, так надо.
Т о н я уходит.
Ж д а н. Всего хорошего, Стеша! Встречай нас после победы. Выйдешь за околицу с сыном — тут мы нарисуемся. Все четверо.
С т е ш а. Спроси у Кирилла… дите-то признает? Не признает, так я уйду.
А н н а. Свое ведь, кровное, как не признать?
Т и м о ф е й. Дай руку, Стеша. Теплая какая! Я у судьбы не многого прошу. Хочу воротиться после войны, чтобы пожать эту руку. Только и всего. Пошли, Даня.
Накинув котомки, п а р н и уходят. Ж д а н у ворот оглядывается.
А н н а. Не оглядывайся, сынок! Затоскуешь.
Входят К а т е р и н а, Т о н я. Затем Б у р м и н.
К а т е р и н а (бросается к сестре). Начались? Что ж ты раньше не позвала?
Б у р м и н. Катя… Про Демида знаешь?
К а т е р и н а. Потом, потом…
С т е ш а стонет.
Ну, чего на дороге стал? Иди, новобранцев провожай! (Уводит сестру в дом.)
А провожающие машут вслед новобранцам. И когда те скрываются за поворотом, все входят во двор.
Из избы слышится крик роженицы.
Входит Е в с е й. Он с ножом.
Е в с е й. А новобранцы-то где же?
Ему не ответили.
Ушел… с отцом не простился. (Бросив нож, поспешно уходит.)
Б у р м и н (подойдя к Анне, кладет ей на плечо каменную руку). Я бы немым хотел быть, Анна… без языка родиться…
А н н а. О чем ты?
Б у р м и н. Вести худые… Хуже некуда. Не мне бы их приносить. (Достал похоронку.)
А н н а (зажав ладошкой рот, приняла похоронку). Дёма… Дём-ма. (И пятится. И, упершись в стену, все же шагает, точно хочет пройти насквозь. Стекает по стене болью.)
Т о н я. Тетя Нюра! Тетенька! (Бросается к Анне, потерявшей сознание. Бежит в дом за водой. Принесла воды, стала брызгать в лицо.)
Из избы снова слышится крик роженицы.
К а т е р и н а (в окно). Анна! Аннушка! У тебя внук родился!
А н н а (очнувшись). Дёма… Дёмушка…
Б у р м и н. Ты бы поплакала, Анна. Поплачь, легче станет. (Но сам не удержался от слез.)
А из избы во весь голос заявляет о себе новый человек. Тоня помогла Анне подняться.
А н н а. Я сама… сама. Ступайте! И ты ступай, Федот. Нас много. На всех не наплачешься. (И, прямая, строгая, идет приветствовать внука.)
З а н а в е с
Пустынен двор Калинкиных. Лишь топоры в бревне — четыре в ряд — ждут терпеливо своих хозяев…
В калитку виновато, старчески горбясь, входит С е м е н С а в в и ч. Осторожно, точно боясь провалиться, движется вдоль ограды. В доме будто смерть ночевала. Старик заглянул в окно. За окном пискнул ребенок… В горьких, старческих морщинах взошла крохотная улыбка. Люди рождаются на свет. Но и гибнут они же. Тронув рукой стынущую чернь топора, старик воззвал к всевышнему.
С е м е н С а в в и ч. Листья падают с тополя. Век их недолог. Люди-то разве листья? Продли ты их век, господи! Помоги не упасть до срока. Срок человеческий — от рождения до старости — тобой установлен. Надо ли его устригать? Сам же ты создал человека по образу и подобию. Не пужай его, не пужай! Болезни и засухи, потопы и войны… Войны! А человек для сотворения рожден… для хлебопашества! Неужто казнишь его за грех первородный? Прости, давно он искуплен. Все испытала на земле женщина, созданная тобой из ребра Адамова. Рожает в муках, живет в муках, помирает в муках. Хоть небольшую оставь отдушину: детей ее сохрани. Им пашню свою обихаживать. Им баню достраивать. Топоры-то без плотников тоскуют! Сохрани, владыка, детей Анниных! А что ей из бед причитается, то мне переадресуй. На этом свете не успею долги вернуть — на том спросишь.
Входит Е в с е й.
Е в с е й. Милостей у творца выпрашиваешь? Глух старикан-то, глух как тетеря. Дед мой покойный ему молился, отец мозолей на лбу набил сот сто, не меньше. А я лба единого разу не перекрестил — и ничего… хе-хе… присутствую.
С е м е н С а в в и ч. Чем хвалишься, ошибка господня! Я вот огонь и воду прошел, а после них — медные трубы. И жив, жив, потому как встаю с именем бога и ложусь с его же именем.
Е в с е й. Лучше б старушонку себе подыскал, да с ней и ложился. Или на худой конец с именем пресвятой девы. Ока это… она любит стареньких.
С е м е н С а в в и ч. Креста на тебе нет, безобразник!
Е в с е й. Кресты — вот, полны карманы. Для старух отлил по их просьбам. Хошь — и тебе отсыплю. (Пересыпает в ладонях оловянные крестики.) Рупь штука. И на каждом Христос. Стало быть, не он создатель-то. А я, я его создал. Вот и смекай, кому молишься.
С е м е н С а в в и ч. Я не этому… Я — всевышнему, который держит нас в страхе и совести.
Е в с е й. Насчет совести я, слышь, не в курсе. А в страхе меня война держит. Вот приступит сюда Гитлер, как на быков, ярмо накинет…
С е м е н С а в в и ч. Не приступит! Ни в жизнь не приступит! Бог не допустит!
Е в с е й. Оставь! Бог-то рублевый… для старушонок утеха.
С е м е н С а в в и ч. Пес! Пес! Безобразник! Дождешься — он тебя громовой стрелой. И следует, следует!
Е в с е й. Стрелой пущай в Гитлера. Кашу-то он заварил. А мы расхлебывай.
С е м е н С а в в и ч. И ты и Гитлер — оба вы сукины дети! Ни стыда в вас, ни совести.
Е в с е й. Ну ты не равняй меня с тем Кащеем! У меня сын — красноармеец.
С е м е н С а в в и ч. Сын — верно, сын не в тебя удался. А ты все о шкуре своей болеешь. Тошно глядеть! Уходи. Могу до рукоприкладства дойти.
Е в с е й. В писании что сказано? «Возлюби ближнего…» и так дальше!..
С е м е н С а в в и ч. Ты дальний мне, дальше преисподней. Сгинь с глаз, кипеть начинаю!
Е в с е й исчезает. Семен Саввич, остынув, поскребся в окошко.
Входит Т о н я.
Т о н я. Молчит?
С е м е н С а в в и ч. Третий день не подает голоса. Худо, худо…
Т о н я. Хуже этого что еще может случиться?
С е м е н С а в в и ч. Ага, больше-то вроде нечему. Раньше — на войне и после — страха перед смертью не знал. Теперь вот боюсь. Лучших людей уносит… самых дорогих после твоих родителей. Помнишь их?
Т о н я. Откуда? Я же грудняшкой была, когда они померли. Деда, ты не задумывайся, а? Мне жутко, когда люди задумываются.
С е м е н С а в в и ч. Душа кровью сочится.
Появляется А н н а. Она в черном вдовьем платке. Из-под него — прядь седая.
С е м е н С а в в и ч (пав на колени). Прости, Христа ради, Аннушка! Все до последнего гвоздя распродам, а за корову расплатимся.
Т о н я. Верь ему, тетя Нюра, верь. Не сейчас, так после сочтемся.
А н н а. О чем вы, бог с вами! Там люди гибнут — вот долг неоплатный.
С е м е н С а в в и ч (целуя руку ее). Праведница ты моя!
Т о н я. Дедоньку домовничать оставляю. Бельишка у него небогато, да все простирнуть надо. Ну и хлеб испечь… или еще что.
А н н а. Неухоженным не будет.
С е м е н С а в в и ч. Я и сам пока в состоянии. Тебя растил — всю бабью науку превзошел.
А н н а. Может, к нам перейдешь? Будем вместе горе мыкать.
С е м е н С а в в и ч. Избу-то на кого брошу?
А н н а. Кто на нее позарится? Колом подопрем.
С е м е н С а в в и ч. Да ни за какие коврижки! Удумали: избу колом. Ишь чего! Заговорился я с вами. Пойду служивую собирать. (Уходит.)
Т о н я. Переживает, потому и упрямится. Теперь до могилы будет казниться.
А н н а. Пусть те казнятся, кто до беды нас довел. Он сошка мелкая. От Феди что было?
Т о н я. Получила на прошлой неделе.
А н н а. Почитала бы.
Т о н я. Там слова разные… заветные.
А н н а. Для меня недоступные? Эх вы, от матери таитесь. А тайна белыми нитками шита. Давно приметила, как ты цветы в окошко кидала.
