Т и м о ф е й. Не дури! Стой до последнего!
Ж д а н. Ты не ответил мне, Тима. Прошу. Это последняя просьба.
Т и м о ф е й. Чудак ты, кореш! Право, чудак! (Идет к двери.)
Навстречу А н н а, С т е ш а. Стеша смутилась от взгляда Тимофея.
А н н а. Сумерничаете? Чего лампу-то не зажгли?
Ж д а н. Керосин экономим… для тех, кому огонь понадобится.
Стеша перепеленывает ребенка.
Мама… Тоня-то наша… пропала без вести.
А н н а (всплеснула руками). О господи! Старика-то за что? Одна радость была на свете… (Бросилась было к Семену Саввичу, но увидела, что сыну совсем плохо, склонилась над ним.)
Издали слышится мелодия «Священной войны». Сквозь буран бредут л ю д и, только что похоронившие Ждана. Усаживают А н н у на бревно, в котором воткнуты четыре топора.
Т и м о ф е й. Ушел кореш… а жить бы ему… жить бы…
С е м е н С а в в и ч. Ты не молчи, Аннушка. Говори или плачь. Только не молчи.
А н н а. Все высказала… все выплакала.
П р о н ь к а. Догадался! Стихи-то он про себя сочинил!
К а т е р и н а. Молчи! Молчи! Нашел время!
П р о н ь к а. Не буду молчать! Может, это одно, что от него осталось. Вот. (Подает Анне листок.) Даня стишок велел записать.
А н н а. Не вижу… будто глаза вытекли.
С е м е н С а в в и ч. Поплачь, Аннушка, поплачь маленько! Смочи душу слезами. Вся иссохла, поди, вся изболелась.
Б у р м и н. Вся Россия сегодня плачет. И мстит она же.
А н н а. А мне оттого не легче, Федот. Проня, стишок-то прочти.
П р о н ь к а (читает наизусть).
«Сорок дней, сорок ночей
Он жить продолжал, удивляя врачей.
Сорок дней, сорок ночей
Мать над ним не смыкала очей.
А когда в последние сутки
Она прилегла на минутку,
Чтобы не разбудить ее,
Остановил он сердце свое…»
А н н а. Остановил… не простился.
К а т е р и н а. Гордый он был. Все вы, Калинкины, гордые!
Б у р м и н. Гордость-то эта от одного корня питается. От главного корня! И народ ему высохнуть не дозволит.
П р о н ь к а. Я эти стишки в школе рассказывать буду. Я их вот так… (Снова вдохновенно и яростно читает.)
«Сорок дней, сорок ночей
Он жить продолжал, удивляя врачей…»
Т и м о ф е й. Значит, стоять России во все времена… Жить России! Так, что ли, Семен Саввич?
С е м е н С а в в и ч. Разве что свечечка потухнет. Да только свечку ту загасить ему не по силам.
Б у р м и н. Негасимая свеча! Это я вам ответственно говорю!
Звучит торжественная музыка. Люди встают. Встает Анна, мать русская, усталая, горькая, гордая.
Из снега, из мрака восходит солнце. Буран кончается.
З а н а в е с
1974
СКАЗКА БЕЗ ВЫМЫСЛА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАЕГОР человек лет двенадцати-тринадцати.
АНИСЬЯ его мать.
ВАСИЛИИ КУЧИН печник.
ИРИНА ПАВЛОВНА основательница дачного кооператива.
ВАЛЕРА ее сын.
ФИРСОВ сосед по даче.
СВЕТА его жена.
СЛЕДОВАТЕЛЬ.
ЦЫГАН (БАШКИН).
1
Двухэтажная дача. Интерьер первого этажа от нас скрыт. Наверх ведет лестница, здесь будет стеклянный фасад.
Но пока стекол нет, и потому мы видим и слышим, как на втором этаже беседуют И р и н а П а в л о в н а и печник В а с и л и й К у ч и н. Василий с метром, с карандашом за ухом.
Рядом с этой дачей еще один участок, на котором не разгибаясь трудится Ф и р с о в.
По другую сторону — у забора — приткнулась маленькая сторожка. Перед ее окном растет подсолнух. Из сторожки слышится плач. Фирсов на мгновение поднимает голову и, отмахнувшись, вновь принимается за свои грядки.
В а с и л и й (вымеряя пространство). А то бы другого печника наняли…
И р и н а П а в л о в н а. Другим-то неизвестно кто окажется, а тебя, Степа, я по прежней работе знаю. Ты, помнится, окна стеклил в районо.
В а с и л и й. Не Степа меня зовут, Василий. И стеклил я не в районо, а в горжилуправлении.
И р и н а П а в л о в н а. Прости. Тут столько всего навалилось — ум за разум заходит.
В а с и л и й. Заботы?
И р и н а П а в л о в н а. Не говори. Сын возвращается, по службе изменения и… в личной жизни тоже.
В а с и л и й. По службе, значит? Так, так… Ну вы, известно, человек служилый. Куда переводят-то?
И р и н а П а в л о в н а. В детский санаторий. Пищеблоком заведовать.
В а с и л и й. К детишкам приставили? Полоса ответственная в теперешнем случае.
И р и н а П а в л о в н а. Ответственности не боюсь. Всю жизнь за что-нибудь отвечаю. (Спускается вниз.)
В а с и л и й (глядя ей вслед). Хм… отвечаешь. А сына не уберегла… проглядела сына. (Еще раз обмеряет место, облюбованное для печки, и тоже спускается вниз.)
И р и н а П а в л о в н а скрылась за дверью нижнего этажа.
(Наблюдая за Фирсовым.) Потеешь, трудяга?
Фирсов, кивнув, продолжает работать.
Молчит… истовый! Для людей бы вот так старался.
Кукушка закуковала.
Спешит… до срока подала голос. Или — уж время ей? Покурим, что ли?
Ф и р с о в (взглянув на часы). Еще не время.
В а с и л и й. Все рассчитано у тебя… каждый пустяк.
Ф и р с о в. Кто умеет считать, тот жить умеет. Пустяк — отговорка бездельников.
В а с и л и й. Рассуждение вроде бы правильное, а как-то тоскливо от него.
Ф и р с о в. Мне не тоскливо. Работаю, потому и некогда тосковать.
В а с и л и й. И это верно, если… не для себя работаешь.
Ф и р с о в (наконец оторвался от грядки, захохотал как-то клекочуще). Ха-ха… шабашник… левак… х-ха… а туда же! Левым способом… ха-ха… человечеству служить, а? Вот деятель!
В а с и л и й (без обиды). Держу такую мечту.
Ф и р с о в. А деньги где держишь? На сберкнижке? Поди, немало огреб… за все свои труды?
В а с и л и й. Были деньжата… тыщонок тридцать. Пустил по ветру. К чему мне столько? Я казначейские билеты не ем.
Ф и р с о в (заинтересованно). Не ешь… Ну, что же, государству отдал? Ха-ха…
В а с и л и й. Хотел отдать. Да думаешь, это так просто? Не приняли власти мои деньги, до слез обидели.
Ф и р с о в (все так же, рывками, хохочет, негромко приговаривая). Миллионщик бесштанный… Крез чокнутый…
В а с и л и й. Не веришь? А факт… можешь поинтересоваться.
Фирсов захохотал сильней.
(Резко обрывает его.) Пруд около плотники знаешь?
Ф и р с о в. Разве это пруд? Лужа… смердит от нее.
В а с и л и й. Как еще смердит-то! На виду у всего города… Я и решил почистить пруд… Лебедей туда запустить, кустов по бережку насажать, песочку насыпать детворе… А заодно бичей к труду приохотить.
Ф и р с о в. Размечтался! Бич он и есть бич. К труду неспособный. Его на север выселять надо и учить, учить (энергичный жест), чтоб усвоил, почем сотня гребешков.
В а с и л и й. Можно так, а можно и по-другому. Собрал я человек сорок бичей. Ребята, говорю, монета у меня залежалась. Тыщу рублей вам на пропой, остальное — для дела. Они закивали, аванс потребовали. Дал им по десятке на рыло — пропили, снова просят. Еще по пятерке добавил… Дымите, говорю, а завтра лопаты в руки и — сюда. Сижу утречком у пруда, жду… Человек десять, которые посовестливей, приковыляли. День провозились — пятерых недосчитался. Тут милиция бдительность проявила… вызвали к себе: что, дескать, за подпольная организация? Прекратить! Выделил я бичам своим по десятке, поблагодарил от лица службы, потом сам с ними дней десять выступал. С работы, понятно, турнули…
Ф и р с о в. А деньги? Все пропил?
В а с и л и й. Зачем? Не-ет… По соседству со мной старушка жила. По-виду — изба, по существу — конура собачья. У старухи-то трое сынов не вернулись с фронта. Дочки замуж повыходили, живут отдельно. Поискал я маленько, поприценивался и отхватил ей хату со всеми пристройками. А бабушка-то возьми и умри. Родня сразу интерес проявила. Давай старухино наследство делить. Вот так и профукал я все свои трудовые…