Ф и р с о в. Где его взять, ястреба-то? Ястреба здесь не водятся. И коршунья не вижу. Кыш, кыш, подлые!
Е г о р. Ну, любую другую птицу. Покрупней.
Кукушка кукует. Ф и р с о в слушает ее с особым вниманием, уходит.
Наверху С л е д о в а т е л ь и В а л е р а.
С л е д о в а т е л ь. Сердчишко-то екнуло? А, Валерий?
В а л е р а. Не угадали, гражданин начальник. Пульс в норме.
С л е д о в а т е л ь. Поразительное хладнокровие! Из тебя мог выйти приличный разведчик…
В а л е р а. А вышел преступник. Я правильно вас понял?
С л е д о в а т е л ь. В душе читаешь. (Оставив иронию.) Зачем же ты, умник такой, смылся? Дня не мог вытерпеть?
В а л е р а. Вы хотя бы денек побыли в моей шкуре. Побудьте — все сразу поймете.
Внизу, подле сторожки, Егор принялся плести лапти. Поет.
Из своего дома вышел с ружьем Ф и р с о в.
Е г о р (поет).
«Во саду, при долине
громко пел соловей.
А я, мальчик на чужбине,
позабыт от людей.
Позабыт, позаброшен
с молодых, юных лет…»
И р и н а П а в л о в н а вернулась.
И р и н а П а в л о в н а. Мать где?
Е г о р. Анисья Федоровна, вы хотели сказать?
И р и н а П а в л о в н а. Кто же еще? У тебя не десять матерей.
Е г о р. Одна. Единственная. Но, между прочим, я уважаю ее больше, чем уважал бы десятерых.
И р и н а П а в л о в н а. Кто же запрещает? Уважай. (Пауза.) Ты очень изменился, Егор. Прямо на глазах изменился.
Е г о р. Как говорит Фирсов, все течет, все на что-нибудь меняется.
И р и н а П а в л о в н а. С тобой что-то произошло. Стал похож на маленького старичка.
Е г о р. А вы на старенькую невесту.
И р и н а П а в л о в н а. Как тебе не стыдно? Мне еще и пятидесяти нет.
Е г о р. Я слыхал от кого-то: бабий век — сорок лет.
И р и н а П а в л о в н а. Отголоски прошлого! Это при капитализме женщина была забитой, бесправной… Теперь мы наравне с мужчинами.
Е г о р. Тогда совсем другое дело. (Поет, занимаясь лаптями.) «Позабыт, позаброшен…»
И р и н а П а в л о в н а. Это правда, что Степан к матери твоей сватался?
Е г о р. Вранье! Степана в глаза не видел. Василий сватался.
И р и н а П а в л о в н а. Ну все равно. Ты знаешь, кого я имела в виду.
Е г о р. Догадываюсь, Василиса Карповна.
И р и н а П а в л о в н а. Невоспитанный мальчишка! На тебя тут дурно влияют! (Другим тоном.) А она что, согласна?
Е г о р. Отбрыкивается! Да мне позарез нужно замуж ее выдать. Сама-то не решится. Вон, говорю, Таисья Панфиловна… это я про вас… совсем старуха, и то заарканила какого-то лихача. В твои годы, говорю, можно еще детей рожать. Ведь она вас лет на пятнадцать моложе?
И р и н а П а в л о в н а. Тебя кто так рассуждать научил? Этот пьяный дебошир?
Е г о р. Рассуждать разве учат? Человек растет, думает и потому рассуждает.
И р и н а П а в л о в н а. Нет, я решительно не узнаю тебя, Егор. Такой был милый, вежливый мальчуган… Что с тобой сталось?
Е г о р. Ничего. Вот лапти плету. Говорят, лапти нынче в моде.
И р и н а П а в л о в н а. В санаторий не собираешься? Им-то ты вряд ли теперь нужен.
Е г о р. Как и Валерик вам. Только я не пропаду: руки-то действуют. А Валерика опекать надо.
И р и н а П а в л о в н а. У Валерика мать есть, которая его любит. Настоящая мать! Она его на ноги поставит.
Е г о р. А я сам… сам на ноги встану!
И р и н а П а в л о в н а. Вряд ли. Вряд ли! И потому от помощи не отказывайся. Вот направление, возьми.
Е г о р. В этот самый… в санаторий?
И р и н а П а в л о в н а. Вот именно. И поверь, мне было нелегко его достать. (Уходит с сознанием исполненного долга.)
Е г о р.
«Я остался сиротою,
счастья-доли мне нет…»
Наверху.
В а л е р а. А какой смысл? Я один на всем белом свете. Один как перст. Там по крайней мере товарищи. Такие же, как я, горемыки. Буду тянуть лямку вместе с ними.
С л е д о в а т е л ь. Бедный страдалец! Никого-то у него нет: ни родных, ни друзей.
В а л е р а. Решительно никого. Была мать, и та чужой стала.
С л е д о в а т е л ь. Не надо фон создавать, мил человек. Мать есть мать. Какой бы она ни была.
В а л е р а. Кукушка! У меня еще срок не истек — она уж дачу тут подготовила… чтоб не напоминал о быстротекущем времени.
С л е д о в а т е л ь. Предположим, хоть и загнул. А Света?
В а л е р а. У Светы свой ангел-хранитель. Да и при чем тут она?
С л е д о в а т е л ь. При том, что любит тебя. (Пауза.) Ты же взрослый, Валерий. Когда-то стихи пописывал. Стало быть, должен понимать женскую душу. И вот что я скажу тебе, приятель: пока есть любящие женщины, наш маленький шарик может без опаски болтаться в мировом пространстве. Ты изувечил ее судьбу… свою судьбу изувечил… теперь стал в позу этакого захолустного Гамлета. Щенок! Таких, как ты, нужно душить в колыбели!
В а л е р а. За что?
С л е д о в а т е л ь. Брось, я говорю с тобой как мужчина с мужчиной. Хотя бы за то, что во всех усомнился. А между прочим, именно Света принесла мне письмо Исакова. Он написал его перед смертью… признал вину, просил пересуда.
В а л е р а. Она читала письмо?
С л е д о в а т е л ь. Нет. Письмо было запечатано и адресовано в органы. Света принесла и просила разобраться, словно знала, что в нем твое оправдание. А ты очернил ее… всех очернил, правых и виноватых.
В а л е р а. Значит, я теперь невиновен?
С л е д о в а т е л ь. В общем, да. Но пересуда пока не было. И тебе придется вернуться.
В а л е р а. А если не вернусь?
С л е д о в а т е л ь. Добавят за побег.
В а л е р а. Забавная логика.
С л е д о в а т е л ь. Логика закона. Тебя не тянули на суде за язык. Сказал бы правду, и не было бы всей этой истории!
В а л е р а. Но у Володьки лежала в больнице мать.
С л е д о в а т е л ь. Суд это обстоятельство учел бы.
В а л е р а. Пускай учтет и то обстоятельство, что я осужден несправедливо. В барак я не вернусь.
С л е д о в а т е л ь. Я вызову конвой. Тебя проводят.
Валера смеется.
Внизу Е г о р, В а с и л и й, А н и с ь я.
Е г о р. Ирина Павловна наведывалась.
А н и с ь я. Насчет суда ничего не говорила?
Е г о р. Нет, все больше про лапти. Хочет жениху подарить вместо комнатных бареток. Ох и жара! Мам, принеси нам кваску!
А н и с ь я уходит.
Ну что, жених, еще не остыл?
В а с и л и й. У меня слово — олово. Только бы ты не был против.
Е г о р. Женись, я тут, как говорится, сбоку припёка. Лишь бы мать согласилась. Других-то помех вроде нет. Женись, а то всю партию мне сломаешь. Туру видишь? На кого похожа?
В а с и л и й. Кажись, на Анисью. Ну да, она.
Е г о р. То-то, что она. Стоит без прикрытия. Теперь этого офицера сюда… Ты офицер, как я понимаю, коль воевал? Вот и прикрывай, чтоб чужая тура не съела.
В а с и л и й. Не был я офицером, Егор Иваныч. Всего лишь сержант, мелкая сошка.
Е г о р. Офицер, сержант — какая разница? Воевал же. Поди, ордена имеешь?
В а с и л и й. С медалями-то штук десять найдется.
Е г о р. Ско-олько?
В а с и л и й. Около десятка. (Уходит и вскоре возвращается с наградами.) Тут, правда, и медали почетные. «За отвагу», к примеру.
Е г о р. Ого-го! Василий Петрович! Я рассмотрю хорошенько.
В а с и л и й. До Героя маленько недотянул. Надо три Славы, у меня только две.
Е г о р. Надень их, надень! Я рассмотрю хорошенько.
В а с и л и й (трет рукавом). Потемнели. С войны ненадеваны. (Нацепил награды, для Егора — потрясение.)
Е г о р. Ну удивил! А у папки орденов не было…
В а с и л и й (твердо). Были у него ордена, Егор. Сам помню, как к Красной Звезде представляли. Наверно, получить не успел. Война шла… то ранят, то на переформировку пошлют… Вот и ищет тебя награда. Бывает, не находит. Мне Красное Знамя в прошлом году вручили.
Е г о р. Неожиданный ты человек! Ведь я тебя в офицеры-то просто так произвел… чтобы туру защитил…
В а с и л и й. И не ошибся, Егор Иваныч. Я за нее костьми лягу… как на фронте, бывало.
Е г о р. Не давай ее в обиду, Василий Петрович. И сам не обижай. А еще от этого дела (щелчок по воротнику) воздержись. Мать при отце от пьянок устала.
В а с и л и й. Да я… я капли в рот не возьму!
