не желали обрекать себя на страдания в пути.
К л о э т т а. Даже ради будущего своих детей?
Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Они были счастливы и в этой долине, с рукотворным солнцем. Оно их ослепило. Каста жрецов лишила неугодного правителя власти, посадив на его место своего человека, никуда не зовущего народ и не требующего бросать свои теплые дома, прибыльные лавки, харчевни…
К л о э т т а. Дальше. Ну что же вы? Дальше!..
Д я д ю ш к а Г р е г о р и. С тех пор, госпожа, дни складывались в недели, месяцы — в годы. В десятки и сотни. А люди жили себе спокойно в сетях сытого безразличия, не зная, что они отсчитывают свое время по ложному солнцу, медленно убивающему их.
К л о э т т а. Что же стало с тем… прежним правителем?
Д я д ю ш к а Г р е г о р и (устанавливает лестницу возле стеллажей). Этого никто не помнит, госпожа. Наши предки когда-то жили очень долго, но потом под рукотворным солнцем все изменилось. О судьбе того человека легенда умалчивает. Но говорят, что с тех пор, как люди насытили свою плоть и забыли о Великой Солнечной долине, он всю свою жизнь собирает часы на метеоритных камнях, умеющие показывать истинное время.
К л о э т т а (долго молчала). Я отдала бы многое в жизни, чтобы хоть раз услышать, как идут эти часы. (Повернулась, тихо.) Дядюшка Грегори, друзья Грэма могут указать кратчайшую дорогу к долине с настоящим солнцем?
Д я д ю ш к а Г р е г о р и (с трудом поднимается по лестнице). Нет, госпожа. Никто не знает такой дороги. Можно с уверенностью сказать только одно… Когда наши предки шли сюда, солнце садилось у них за спиной. Путь их лежал с запада на восток. Это все, что я помню. (Достал откуда-то с верхних стеллажей запыленный саквояж.) С минуты на минуту подойдет Луиза, вам пора собираться. На восточном склоне гор много друзей моего Грэма, там найдется укромное местечко и для вас.
К л о э т т а. Нет-нет, я дождусь Даниэля с Мартиной, и мы все вместе уйдем.
Д я д ю ш к а Г р е г о р и (поднял голову от саквояжа, тихо). Даниэль не вернется сюда. Он вас предаст, как предал моего сына.
К л о э т т а (с раздражением). Перестаньте! Оговорить можно кого угодно.
Сквозь шум ливня послышался резкий, требовательный звонок дверного колокольчика.
Д я д ю ш к а Г р е г о р и (после паузы, невольно понижая голос). Вот здесь, за этими стеллажами, есть выход во флигель…
К л о э т т а (нахмурилась). Глупости. Это Даниэль с Мартиной.
Д я д ю ш к а Г р е г о р и (впервые назвал по имени). Клоэтта, они свидетелей не оставляют.
К л о э т т а (сосредоточенно). Какой вы настырный, однако.
Д я д ю ш к а Г р е г о р и. У Даниэля ключи…
К л о э т т а. Если даже это не Даниэль… значит, они будут позже. (Подошла к креслу, в котором спал Цезарий, легонько потрепала за плечо.) Цезарий, проснитесь…
Ц е з а р и й. Что? Где Мартина?
Из глубины дома снова ударил дверной колокольчик. Потом громкий стук в дверь.
К л о э т т а. Уходите, вот вам пропуск на выезд из города… Господи, что вы копаетесь!..
Д я д ю ш к а Г р е г о р и (пропустил вперед Цезария, остановился у стеллажей). Бумаги… Бумаги моего сына?..
К л о э т т а. Я сама передам их Луизе. Я непременно дождусь ее. (И вдруг.) Постойте… (Помедлив.) Они здесь. В этих часах.
Дядюшка Грегори скрывается за стеллажами в сумрачной глубине комнаты.
(Устанавливает в подсвечник догорающую свечу, опустилась на колени.) Господи, я ничего не хотела от жизни… я хотела быть просто матерью. Это такая малость. Господи, укрепи мой разум, дай мне силы устоять в тех испытаниях тела и духа, что ты посылаешь мне.
К р и м с т о н. Да будет так!
Она чуть раньше появилась в дверях; на ней черный, блестящий, наглухо застегнутый дождевик, как и на Д в о и х, молчаливо застывших у нее за спиной.
К л о э т т а (медленно поднялась с колен, выпрямилась). Следует отдать вам должное — с удивительной скромностью вы проникаете не только в чужие дома, но и в чужие души.
К р и м с т о н. Не забудьте надеть плащ.
К л о э т т а. Надеюсь, вы понимаете, что без Даниэля я никуда с вами не поеду. Не смею дольше задерживать.
К р и м с т о н. Собирайтесь, собирайтесь — в моей клинике вам понравится. Вам необходимо всерьез заняться своим здоровьем. Клаустрофобия — это довольно опасное заболевание психики для неполноценных индивидуумов. В условиях, когда горы со всех сторон окружают нашу благодатную долину, боязнь замкнутого пространства дурно влияет на умы верноподданных Верховного. (В сторону Двоих.) Эти господа страдали тем же недугом. Как видите, сейчас они счастливы. Их сознания уже не касаются иллюзии и грезы нашего беспокойного времени.
К л о э т т а (после паузы, тихо). Я согласна вернуть бумаги. Но при этом должен присутствовать Даниэль.
К р и м с т о н (едва заметно усмехнулась). Ваш супруг… занят важными государственными делами. Во имя процветания нации и на благо Верховного.
К л о э т т а. Любые переговоры я буду вести в присутствии Даниэля и Мартины. И упаси вас бог возразить мне!..
К р и м с т о н (после паузы). К сожалению, Мартина и Цезарий попали в руки солдат. Их тела находятся на площади. Поверьте, это лучшее, что могла подарить им судьба. (Перехватила взгляд Клоэтты, повернулась.)
Ц е з а р и й (вышел из-за стеллажей, бледный, с трясущимися губами). Я услышал голос матери и вернулся…
К р и м с т о н (подошла, остановилась перед ним, долго молчала, потом вынула маленький медальон на золотой цепочке, протянула сыну). Когда господин Джинар привез ее в клинику, она еще могла говорить. Просила возвратить.
Ц е з а р и й (взял медальон, тихо). Мама… за что вы убили ее?
К р и м с т о н. Смею надеяться, молодой человек, вы еще не успели забыть, как поступают мужчины вашего рода, когда семье грозит позор бесчестия.
Ц е з а р и й (после паузы открыто посмотрел ей в глаза). Да, мама. Я помню, как по кодексу чести поступают мужчины моего рода. Я виноват перед Мартиной. (Направился к выходу.)
К л о э т т а (очень тихо). Цезарий…
Ц е з а р и й (остановился, вежливо). Прошу меня извинить, дело чрезвычайной важности вынуждает меня изменить мои прежние планы. (Отдал ей пропуск.) Извините. (Повернулся к матери, говорит очень спокойно, будничным тоном.) Мама, я прогуляюсь на воздухе и подожду тебя там… Ты найдешь меня на площади Столетий. До свидания, мама. (Уходит.)
В комнате воцарилось молчание. Очень долгое молчание… Короткая автоматная очередь.
К л о э т т а (вздрогнула). Вы существо без теплой крови. Вы муляж.
К р и м с т о н. Господа, помогите пациентке собраться.
К л о э т т а (не шелохнувшись). Даниэль не простит вам насилия.
Двое сделали несколько шагов, по знаку Кримстон остановились.
Не сметь прикасаться ко мне, жабы! Прочь! (И вдруг замерла, с ужасом смотрит на остановившихся перед ней мужчин. Только теперь она заметила, что один из двоих — с лицом Даниэля.) Даниэль… (Приблизилась, потрогала его.) Даниэль…
Но человек, который прежде был Даниэлем, бесстрастно смотрел на нее, словно перед ним пустое пространство.
Даниэль… Так нельзя, Даниэль… зачем ты? Очень мало осталось времени… Время уходит, Даниэль…
Послышался легкий звук, похожий на треск кастаньет. Двое молча двинулись вперед.
(Отступая.)
