В каких-то тайных школах учатся злодейству,
Смертельным наговорам и тайному клеймению.
Клещи и бюрократы слюнями метят жертву:
У них один объём по слюноотделению.
На букетик лютиков плюнули презрительно,
Там нужен громкий запах и фигура.
Учитесь говорить громко и пронзительно,
Даже если очень мелкая фактура.
Шакалы найдут и сожрут ослабевшего,
Падёт в короткой схватке старая волчица.
Тут не будет очевидцев, и не будет потерпевшего,
А тем, кто убивал, больше нечему учиться.
Самолёт, как воробей, крыльями не машет,
Но зато летает выше облаков.
Пусть снайпер дважды в одну мишень промажет,
И пастух не бьёт кнутом коров.
Дайте мне лом и кувалду:
Я поеду строить космодром.
И маленький кусочек рафинада:
Мы его поделим с больным безродным псом.
Пора переиздать учебник по злодейству,
Пусть пишут его на другом языке.
И не надо прислюняться к скрытому еврейству,
Чтобы с помпой отвалить на последнем корабле.
Любые неприятности, они всегда некстати,
Но никто не должен без надежды жить.
И пусть кому-то смелости не хватит, а кому-то благодати,
Но каждый свои страхи мечтает победить.
Кто-то не проспался после бурной пьянки,
И теперь он в зеркале сам себя пугает.
Пытается накапать валерьянки
И последними словами сам себя ругает.
А у кого-то выросли ветвистые рога,
Он ими всю округу запугал:
У него была такая аппетитная жена,
Что даже местный батюшка её не пропускал.
Того смертельно запечатало, а у того понос,
И такие в жизни бывают неприятности.
А если дали по рукам за то, что не донёс,
Так в таких делах не бывает ясности.
Неприятности бывают не только после радостей,
Они могут быть одна к другой.
Нету ни прогнозов и ни вероятностей,
Когда они в дверь постучатся ногой.
Они приходят, вырастая словно тень,
И если даже останешься в изморе и раздоре,
Пусть они приходят каждый день,
Чем один раз случится горе.
С экрана сладко лыбится плейбой,
Снуют как тараканы зазывалы,
А у нас всё те же запевалы,
И годами не кончается запой.
Время от аванса до получки
Становится порукой круговой;
Антигерой — в кольчуге нескончаемой трясучки,
Зачморённый злодейкой судьбой.
Дайте мне кредит без поручительства,
И я разрушу новый Вавилон,
Легко побью рекорды сочинительства,
Вброд перейдя холодный Рубикон.
А тут меня удавкой душит домострой,
Это от него трясучка и изжога.
Не отнимут грошик золотой
Даже скользкие объятья осьминога.
Пусть я буду нищим, пусть буду побираться,
Но земле своей не изменю,
Потому что не умею убегать или сдаваться,
А если надо, в судный день собою заслоню.
Я сотворён из праха моей родной земли,
И пусть даже не мерещатся обжорство и покой,
Я не хочу другой судьбы,
Моя земля — мой неразменный грошик золотой.
Я живу, чтобы бежать,
И там, и тут, и сам в себе;
Я ем, чтобы мелькать
Целый день, как белка в колесе.
Я по-другому не умел существовать,
Мне надо быстро-быстро проскочить,
Чтобы никого не узнавать,
И чтобы не чернить, но и не хвалить.
Главное — нигде не тормозиться,
Чтобы никому не помогать,
Но если и придётся засветиться,
Никому и ничего не обещать.
И не надо ни родниться, ни брататься:
Мне потешно эти роли исполнять,
И ни в коем случае не браться
Ещё кому-то что-то доказать.
Я ничего не замечаю мимоходом,
Быть может и вращается Земля,
И пускай кто-то будет народом,
Моё дело — всегда сторона.
Мне не надо разбегаться по взлётной полосе,
За что я сам себя и одобряю.
Я кручусь, как белка в колесе,
И всегда моя хата будет с краю.
Он был грузчиком в порту
И имел койко-место в общаге,
А под койкой в дальнем углу
Держал бутылки в деревянном саркофаге.
Его очень уважали в общежитии:
Он страдальцев в понедельник похмелял,
И всех опередил в саморазвитии,
Так как правду жизни натурально понимал.
Он марксистов читал по слогам
И болел за жизнь простолюдинов,
Призывал кому-то вдарить по мордам.
В те годы каждый знал про хунвейбинов.
В те годы героические, красные и синие,
Он гегемону умел угождать,
И тот его по профсоюзной линии
В народный суд пристроил заседать.
Если всё народное, то значит суд — народный,
Вот только водку заседатель с вагонов воровал,
Но это был поступок благородный:
Он пролетариев запойных похмелял.
И они давали план на производстве,
Это был шизофренический интим,
Где у грузчиков в порту и в большом руководстве
Всё было народным, а значит ничьим.
Тем, кто побеждали в соц. соревнованиях,
Давали продуктовые наборы под заказ,
Снимали предыдущие взыскания,
И кто-то даже получал путёвку на Кавказ.
А ударники любой из наших пятилеток
Были главными героями в песнях и стихах,
Важными персонами праздничных заметок
И даже заседали в народных судах.
Соревновались стеклодувы и
