Облачко плывёт, а туман расстелится,
Одно не ляжет, а другой не полетит.
И кто это сказал, что ноль на всех не делится,
Когда на всех один иммунодефицит?
Раньше был грабёж, теперь экспроприация,
И всё это прописано на гербовой бумаге.
А тем, которые забыли, что есть субординация,
Промоют мозги как лапшу в дуршлаге.
Начальство к себе требует почтения,
Невзирая на изгаженный мундир.
А к тем, кто будет прятаться из страха и сомнения,
Явится булгаковский мессир.
В облака возносится элита
И лепит свои Храмы из фанеры,
Но мавзолеи они строят из гранита
В месть своим традициям и веры.
У подхалима свои песнопения:
Когда сохнет на губах сладкая отрыжка,
Это самые большие капвложения
И самая надёжная сберкнижка.
Непростое дело — умело прислужить
И чувствовать себя миллиметровым,
Но если устыдишься бедным быть,
Тогда становится не стыдно быть дешёвым.
Уменье распознать и тут же угодить,
А восхищенье возвести до эпатажа,
И при этом все желанья упредить
Подвластно только мастерам подхалимажа.
Её гнобили за сомнительные связи,
Пытаясь побольнее укусить.
Их трясло в общественном экстазе
Её к позорному столбу приколотить.
Спрятав по карманам свои испражненья
И широко разинув рот,
Тусуются ревнители правил поведенья
У тех самых поганых болот.
Паутина на ветру матерно ругалась,
И лозунги орали в предвыборном угаре.
Босота с участковым огрызалась,
Как всегда, не вытянув в базаре.
Пока на косолапого патроны заряжали,
С рогатки застрелили воробья,
А малолетки всем назло озоровали,
Козырьки надвинув на глаза.
В скворечнике гадюки поселились,
Скворцы на проводах теперь бомжуют.
Куда-нибудь бегите, если оступились,
Или вас на площади линчуют.
Выглядит реальность как-то неопрятно,
Поганые болота расцветают мхами.
Но рядом шепчут тихо, но понятно,
Что тебя мусолят грязными руками.
Активисты собираются в отряд,
А отряд вливается в колонны.
Конечно, впереди народный депутат;
Это наши батальоны самообороны.
Обманутые дольщики проходят вдоль трибуны,
У них свои речовки и наряды.
Они помнят уроки Парижской коммуны,
А в почётных ложах жмутся шелкопряды.
Граждане активные вешают плакаты.
Быть может, это банковские вкладчики,
Которых истязают проценты и магнаты,
А, возможно, это просто бухтосмазчики.
А футбольные фанаты активны по сезону,
Но у них всегда сухие пороха.
Они повдоль трибун настроят оборону,
И от воя вздрогнут города.
ЛГБТ-активные состряпали меню
И в ночное время торгуют мармеладом.
Целлюлитную толкают размазню,
Зато под очень сочным маринадом.
Уж очень разноцветным бывает активизм:
Красным, чёрным, голубым,
Но, по большей части, это артистизм
С предсказуемым итогом нулевым.
Есть почётный инвалид и почётный мизантроп,
А кому-то вечно числиться в подвидах.
А если ещё и плохой гороскоп,
То, значит, будет точно в неликвидах.
Он уже совсем не мог ходить
И числился почётным инвалидом,
Но он тайну не смог сохранить,
Что «Титаник» жизнь закончил суицидом.
А за то, что бесов не пускали на постой,
Они теперь на нас идут войной,
Чтобы крови человеческой досыта испить
И род людской под корень истребить.
Сказал, что загорится новая Звезда,
И обезьяны станут в загсах сочетаться,
А заехав в наши города,
Будут потихоньку обживаться.
Луна перевернётся тыльной стороной,
И мы опять придём к отметке нулевой,
И станет ясно, что пришельцев не бывает,
И мы свой новый дубль отыграем.
Это нашей жизни квинтэссенция,
И такого не расскажет каждый гоминид.
А у него не может быть деменция,
Ведь он — не просто, а почётный инвалид.
Кому-то видятся во сне золотые горы,
А кому-то снятся залпы крейсера «Авроры»,
У кого-то обнаружили триппер и чесотку,
А кто-то задарма хлебает водку.
Говорили, что прадедушку бросила жена,
Отчаянная модница и сплетница;
Вроде как интригу тёща заплела,
Надюшке Крупской полная ровесница.
А вот без всякой лишней мишуры
Врага народа допросили;
К нему были снисходительно-добры,
Когда лампой Ильича голову разбили.
«Землячка» на холодное сварила языки,
Стервятники кишками обжираются,
А на Путиловском заводе мужики
Теперь рабочим классом называются.
Из ближайших семи деревень
С навострёнными ушами, как у зайца-русака,
Словно на заклание тащились ходоки,
Чтобы посмотреть на Ленина-отца.
Домоуправ уже неделю похмелялся,
Очумев на «Жигулёвском» пиве.
Он подолгу матерился и кривлялся,
Глядя на картину «Дедушка в Разливе».
Налейте мне похлёбку из фасоли
И плесните в кружку чемергиса:
Я сегодня первый день на воле
И пока не заслужил другого приза.
Мне бы только не забыть адресок заветный,
Пусть там меня положат на самый край карниза.
Я возрастной и не эффектный,
И пока не заслужил другого приза.
На природе моего происхождения
Не было наклеено акциза,
И на меня смотрели без грамма сожаления,
И я пока не заслужил другого приза.
Явно я не узник замка Иф,
