8
Татарскій полонъ
Какъ за рѣчькою,
Да за Дарьею
Злы татарове
Дуванъ дуванили.
На дуваньицѣ
Доставалася,
Доставалася
Тёща зятю.
Вотъ повезъ тёщу зять
Во дикую степь,
Во дикую степь
Къ молодой женѣ.
«Ну и вотъ, жена,
Тѣ работница,
Съ Руси русская
Полоняночка,
Ты заставь ее
Три дѣлъ дѣлати.
Первое дѣло —
Куделю прясть,
Другое дѣло —
Лебедей стеречь,
А и третье дѣло —
Дитю качать». —
Полоняночка
Съ руси русская
(О)на глазками
Лебедей стережетъ,
А ручками
Кудель прядетъ,
А ножками
Колыбель колышатъ.
Охъ, качаетъ дитя,
Прибаюкиваетъ:
«Ты баю, баю,
Боярскій сынъ!
Ты по батюшкѣ
Золъ татарченокъ,
А по матушкѣ
Ты русеночекъ,
А по роду мнѣ
Ты внученокъ,
И моихъ черезъ
Ты урывочекъ.
Вѣдь твоя-то мать
Мнѣ родная дочь,
Семи лѣтъ она
Во полонъ взята,
На правой груди въ ней
Есть и родинка,
На лѣвой ногѣ
Нѣтъ мизинчика!
Мнѣ бить тебя —
Такъ грѣхъ будетъ;
Мнѣ дитей назвать —
Мнѣ вѣра не та!»
Услыхали то
Дѣвки сѣнныя,
Прибѣжали онѣ
Къ своей барынѣ
«Государыня наша барыня».
Полоняночка
Съ Руси русская
(О)на глазками
Лебедей стережетъ,
А ручками
Будетъ прядетъ,
А ножками
Колыбель колышатъ.
Охъ, качаетъ дитя,
Прибаюкиваетъ:
«Ты баю, баю,
Боярскій сынъ!
Ты по батюшкѣ
Золъ татарченокъ,
А по матушкѣ
Ты русеночекъ,
А по роду мнѣ
Ты внученокъ,
И моихъ черезъ
Ты урывочекъ.
Вѣдь твоя-то мать
Мнѣ родная дочь,
Семи лѣтъ она
Во полонъ взята,
На правой груди въ ней
Есть и родинка,
На лѣвой ногѣ
Нѣтъ мизинчика!
Мнѣ бить тебя,
Такъ грѣхъ будетъ;
Мнѣ дитей назвать,
Мнѣ вѣра не та!»
Что стучитъ, грючитъ,
По сѣнямъ бѣжитъ,
По сѣнямъ бѣжитъ
И дрожа дрожитъ.
Дочка къ матери
Повалилася,
Повалилася
Во рѣзвы ноги:
«Государыня
Моя матушка!
Не спознала тебя,
Моя родная!
Ты бери ключи,
Ключи золоты,
Отпирай ларцы,
Ларцы кованы,
Ты бери казны
Сколько надобно;
Ты ступай-ко мать,
Во конюшенку,
Ты бери коня
Что не лучшаго[12],
Ты бѣги, бѣги, мать,
На святую Русь».
— Не поѣду я
На святую Русь,
Я съ тобой, дитя,
Не разстануся.
Охъ ты поле мое, поле чистое!
Ты раздольицѣ широкое!
Ты крапива стрекучая!
Какъ гулялъ тутъ добрый молодецъ,
Что гулялъ онъ тутъ ровно тридцать лѣтъ,
Ровно тридцать лѣтъ и три года;
Загулялъ онъ къ королю въ Литву.
Король его любилъ, жаловалъ,
Цвѣтно платьице носили съ одного плеча,
На коняхъ они ѣздили съ одного стремя.
Ужъ и сталъ молодецъ упиватися,
Во хмѣлю онъ сталъ похвалятися:
Какъ и нынѣшнюю ночку, добрый молодецъ,
Я спалъ, ночевалъ у царя въ гостяхъ, —
У царя въ гостяхъ, во высокомъ терему,
Во высокомъ терему съ красной дѣвицей;
Я ли спалъ, цаловалъ красну дѣвицу,
Распрекрасную Елену Королевишну…
Ужь какъ были на молодца доносчички,
Донесли они королю на молодца.
А король-то велѣлъ молодца пожаловать:
На высокихъ ремешкахъ повѣсити.
Повѣли молодца впереди дворца,
А царевна кричитъ: не ведите молодца впереди дворца,
Поведите молодца позади дворца…
Добрый молодецъ на петелькѣ качается,
Красна дѣвица во теремѣ кончается.
Сообщено А. Григорьевымъ.
10
Пѣсня про осаду Соловецкаго Монастыря
На Москвѣ было на базарѣ;
Собиралися бояре;
Выбирали бояре
Изъ бояръ воеводу,
Выбирали Ивана Петрова,
Изъ того ли изъ роду Салтыкова[13],
Передъ царскія очи становили,
Какъ возговоритъ православный царь,
Алексѣй-то Михайловичъ,
Ею царское величество:
«Охъ ты гой еси, большой боярянъ,
Ты любимый мой воеводушка!
Ты ступай-ко, ко морю ко синему —
Ко тому острову ко большому,
Ко тому монастырю ко честному,
Къ Соловецкому;
Ты порушь вѣру старую, правую,
Постановь вѣру новую, неправую».
Какъ возговоритъ больтой бояринъ
Любимый царскій воеводушка:
«Охъ ты гой еси православный царь,
Алексѣй Михайловичъ,
Твое царское величество!
Нельзя объ томъ и подумати,
Нельзя объ томъ и помыслити:
Какъ порушить вѣру старую, правую,
Какъ поставить вѣру новую, неправую!»
Царь разозлился,
Царь распалился,
Воевода прогрѣшился.
Какъ возговоритъ большой бояриеъ,
Любимый царской воеводушка:
«Охъ ты гой еси православный царь,
Алексѣй Михайловичъ,
Твое царское величество!
Ужь и дай мнѣ силу не малую не великую:
Сорокъ полковъ, да все тысячныхъ,
Сорокъ пушекъ, да все мѣдныихъ:
Зелья, пороху сколько надобно».
Какъ и было въ самый ли Петровъ-то день
Какъ на синемъ было морюшкѣ,
На большомъ было на островѣ,
Во честномъ монастырѣ было,
Отошла честна заутреня
Пономарь звонилъ къ обѣденкѣ.
Честны старцы пѣли молебены
Какъ бѣжитъ пономарь,
Неразумный звонарь:
«Охъ вы гой еси честны старцы!
Какъ идетъ сила немалая, невеликая,
Сорокъ полковъ да все тысячныхъ.
Сорокъ пушекъ да все мѣдныихъ,
Зелья, пороху сколько надобно,
Да все войско православное,
Не то идутъ они ратиться,
Не то идутъ они молитися»,
— Охъ ты глупой звонарь,
Неразумный пономарь!
Да то войско православное
Не идетъ оно ратиться,
Идетъ оно молитися!
На ту пору пушкари были догадливы:
Брали ядрушко калёное,
Забивали во пушечку мѣдную,
Палили во тотъ во честной монастырь,
Во Соловецкій.
Записано на Чугункѣ 1858. Отъ орловскаго мѣщанина.
11
Пѣсня про Ваньку клюшника
Въ Москвѣ было во городѣ, на Сѣнной было площади,
Тамъ стояли-то хоромы, хоромы высокіе,
Что и того ли то и князя, князя боярина.
Что и жилъ-то тамъ князь со своей княгинею,
Что и жилъ-то тамъ Ванюшка, Ваня, князю клюшничикъ.
Молодой его княгини вѣрной полюбовничикъ.
Что и годъ живетъ Ванюшка съ княжней, другой живетъ,
Вотъ на третій годъ-годочекъ самъ князь да довѣдался,
Что отъ самой отъ послѣдней дѣвки сѣнной горькишной
Вотъ выходитъ князь бояринъ на свой красенъ крылецъ,
Какъ возгаркнетъ князь, воскликнетъ своимъ громкимъ голосомъ:
Да и слуги, мои слуги, слуги мои вѣрныя!
Вы идите, приведите вора Ваньку клюшника.
Какъ идетъ Ванюша-Ваня черезъ княжій дворъ,
Какъ на Ванюшкѣ рубашка вѣтромъ раздувается
Какъ у Ванюшки кудерцы кудри завиваются…
Какъ возговоритъ князь, воскликнетъ своимъ громкимъ голосохъ:
Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи, варваръ…… сынъ,
Ты съ которой поры-время живешь со княжнею?
— Что я знать того не знаю, вѣдать я не вѣдаю. —
Какъ и сталъ-то князь Ванюшу пытать, крѣпко спрашивать,
Не добился князь бояринъ таей правды истины.
Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ.
«Ужь вы слуги мои, слуги, слуги мои вѣрныя!
Вы берите-тко, берите заступы желѣзныя,
Ужъ вы ройтя-тко, копайтя двѣ ямы глубокія,
Ужъ вы ставьте-тко, ставьтя два столба точоныя,
Перекладину кладитя, слуги, вы кленоваю.
Вы идитя приведитя, вора Ваньку клюшника».
Вотъ ведутъ, ведутъ Ванюшу Ваню черезъ княжій дворъ,
Какъ у Ванюшки-Ванюши руки-ноги скованы,
Руки-ноги въ Вани скованы, да все переломаны… [14]
Вотъ идетъ, идетъ Ванюша, Ванюшка шатается;
А и князь-со стоитъ, ухмыляется;
Молодая-то княгиня въ теремѣ слезами заливается.
Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ:
«Ты скажи, скажи Ванюша, скажи правду-истину»,
— Ужь позволь, ты князь бояринъ, позволь Вани пѣсню спѣть,
Что я пѣсню Вани, пѣсню, пѣсенку послѣднію:
Что и было князь бояринъ, попито-поѣдено,
Въ краснѣ было, бояринъ, въ хорошѣ похожено.
На кроватушкѣ тесовой въ насъ было полежено,
Да за бѣлыя-то за груди въ насъ было похватано
Во уста-то во сахарны было поцаловано,
Съ одного плеча било въ насъ поношено!…[15]
Какъ воскликнетъ князь, возгаркнетъ своимъ громкимъ голосомъ:
«Да и слуги мои, слуги, слуги мои вѣрныя,
Ужь вы вѣшайте Ванюшу, вора Ваньку клюшника!»
Вотъ повѣсили Ванюшу, — Ванюшка качается…
Молодая-то княгиня въ теремѣ кончается…
(Орловской губ.)
