СЕРДЕЧНАЯ РАНА
1
Красноармеец сказал жене:
— Не плачь и жди меня с фронта!..—
И туча пружиной стальной в окне
Повисла над горизонтом.
Слова — как тихий порез ножа:
— Слышишь, вернусь я скоро! —
И сердце замрет в груди, дрожа,
Как поезд у семафора.
Хватит женский рот целовать,
В горе праздновать труса,
Довольно слова расточать и считать
На тоненькой шее бусы.
Уж осень стучится в двери, как враг,
И даль нас зовет степная,
И вот на фронт, печатая шаг,
С рокотом полк выступает.
Стеною туман. Ни шагу назад!
И тени мелькают снова.
И пулемет строчит наугад,
Ища человека живого.
Словно еж ощетинился взвод
Щетиною цвета стального:
Стой, стреляю! Эй, кто идет?!
Друг! — крылатое слово.
Взвод, презирая страх,
Клин земли удобрял телами,
Дредноут Республики шел на парах
И звал рабочих гудками.
2
Гром глумливый тумб,
В бок бьет бык,
В ромб лбом главбум —
Рабочей Республики язык.
А взвод все вперед
На Лувр, на Рим, на Рур,
А взвод на штык берет
Мировую в рулетку игру.
А когда, устав надеяться,
Закатилось солнышко летнее,
Упавший красноармеец
Целовал лоно цементное.
Валерьян Полищук
© Перевод Г. Фролов
«Пусть идет дождь, спешит…»
Пусть идет дождь, спешит,
Каждой каплей звенит,
По листам шелестит —
Разбегается,
Этот дождь мне — как брат,
Я ему так же рад:
Мое сердце дрожит —
Вырывается.
Я с природой вокруг
Обнимаюсь, как друг,
Мы с дождем встречу празднуем
Славную,
Дали видятся мне
В легкой дымке сейчас,
Словно в вечера пору
Туманную.
Крепче с ним обнимусь,
Над бедой рассмеюсь,
Рву черешню —
Красна, словно девица,
А навстречу летят
С веток капли, блестят,
Будто камни они
Ожерельица.
Когда ветер рванет,
Небо дождь обоймет,
Полон мир стоголосого
Лепета,—
Вот земная краса:
Это нас небеса
Всю природу любить учат
Трепетно.
«Мы погибнем, чтоб славу, и волю, и честь
Для тебя добыть, край родной…»
Сколько силы и правды в словах,
Сколько чистой любви святой.
Мы погибнем за братьев своих…
Мы за равенство в битву пойдем,
Полыхнут пусть раздоры на миг —
Счастье вечное всем мы несем.
Эта жертва не будет грехом.
За любовь нам простится запал.
Мы хотим, чтобы правда сияла кругом,
Чтоб зажегся в сердцах идеал.
За тебя мы сразимся, страна,
Хватит сердцу томиться и ныть.
Выпьем чашу страданий до дна,
Нет, рабами нам больше не жить!
1918
Блажен, кто может гореть,
Ибо от него останется пепел,
А не гниль.
Не пришел с германской старший,
Спит в чужом краю.
Средний сын в борьбе за волю
Смерть нашел свою.
В плен попался самый младший,—
Палачом убит,
Где-то он во рву безвестном
Средь других лежит.
Без детей… Одна на свете,
Сердце полно мук.
Но дрожи, проклятый недруг,
Подрастает внук!
2. Х. 1920
Хотите отобрать у нас вы волю,
Навесить груз оков?
Распять хотите снова
Восставших рабов?
Нет, не дождетесь вовеки,
Вовеки!
Кто хоть раз увидал средь дыма
Свободы зарю,
Будет до смерти идти неутомимо
К ее алтарю.
Для нас борьба лишь — двигатель прогресса…
Под орудийный гром грядущий день встает!
Пусть колесом судьбы, закованным в железо,
Расплющит старый мир, что на корню гниет.
В саду. Теплынь.
На груше тихо шелестят,
Как будто металлические, листья,
Бока зеленые их глянцево блестят на солнце.
Осанисто, степенно места свои заняли ульи.
Теплом их солнце приминает сверху,
Как апельсины мальчик,
Чтоб слаще пахли медом.
От рам душистых ввысь
Взлетают пчелки друг за дружкой:
Бзум, бзум —
Бьет каждая, взмывая из летка,
В одну из тысяч нам незримых струн,
Натянутых от неба до земли,
как на цимбалах,—
Не проскользнешь никак, чтоб не задеть их.
От этого весь воздух аж гудит:
И солнце, и земля, и лен зеленый,
Что вдаль уходит в нежно-голубом
муслиновом убранстве.
И так с рассвета
Целый день
Гудит.
Еще тепло, но что-то исчезает.
Уж запахи не те, не так пьяняща тень.
И новой музыке осенней слух внимает —
И нет желаний, все сковала лень.
Нет, зелень не сошла, но кое-где лучами
Задетые листы горят как бы в огне,—
И рад я оттого, что все стоит в печали
И осени покой врачует душу мне.
Шиповник на себя не может надивиться,
Как бы кораллы, ягоды горят,
Задумалась ветла, на выданье девица,
А лета бабьего деньки летят, летят…
Поэт — открытая душа
И громогласные уста
Всего народа.
Достаточно мне посмотреть на тебя,
типографский рабочий бледный,
На женщину с глазами серны, зеленое деревцо,
На тебя, существо живое — будь ты конь или муравей,—
И образ любой зарубку
делает в моем мозгу,
Что-то во мне меняет
на всю остальную жизнь.
Как на непроявленной пленке,
Вы незримо таитесь во мне.
С этой минуты никто из вас уже не чужой для меня,
С этой минуты каждый из вас и все вы вместе — мои,
Частица меня, моей души,—
Навеки богатство мое.
Когда ты будешь в горе — я почувствую тут же его,
Любую перемену в твоем лице
Замечу сразу —
и сердцем на нее отзовусь,
Если облик твой чем-то поразил меня,
встреченный человек,
Значит, видел я глазами предков моих
тебя в столетьях иных другим.
Или, вернее, ты снился другим мне три ночи назад.
Бухгалтер с лицом аскета,
ты небезразличен мне,
Ведь совсем иным я помню тебя.
Когда с дерева сорвана ветка,
что зеленым опахалом качалась весной,
Мне больно за нее, как за руку солдата,
оторванную осколком в бою,
Ведь они для меня родные, не такими я их когда-то знал.
Ты седеешь, женщина, седеешь — седина эта в моей душе.
Я не могу быть равнодушен, ибо все вы —
это тоже я
С той минуты встречи, когда частица души моей зазвенела
от вечных волн,
Волн, ударивших в глаза мои, или в уши, или по нервам моим.
Ведь вы и на свет родились, и существовать стали
лишь тогда, когда увидел вас я,
А до этого вас и не было — ничего я не знал о вас.
Пусть выкаблучивают модные поэты,
Воспеть изящнее стремясь твое дыханье,
Пусть с бриллиантами равняют очи,
Грудь с мрамором,
Ресницы твои с шелком,
А я с простым, я с детским лепетаньем
Споткнусь, тебя увидя, и замолкну,
И на колени упаду, и тихо
Скажу тебе одно простое слово —
Вмещающее всю мою любовь:
«Милая…»
