Пласты культурных наслоений –
планеты гордость и балласт,
по мере смены поколений
и мы войдём в такой же пласт.
* * *
Всегда жила во мне уверенность –
а к ней и фактов было множество, –
что аккуратность и умеренность –
приметы скрытого убожества.
* * *
Меня народ читает разноликий –
никак не угадаешь наперёд:
казах, тунгус, хохол и ныне дикий
еврей – российской почвы патриот.
* * *
Книги – обожаю и коплю,
я от них умом и сердцем таю,
книги я за то ещё люблю,
что едва раскрою – засыпаю.
* * *
С любовью, но без восхищения
я не свожу с России глаз
и жду благого превращения
говна – в алмаз.
* * *
Одно лишь меня крепко тяготит:
хватает на день сил уже в обрез,
и к жизни неуёмный аппетит
сменился на прохладный интерес.
* * *
Когда вполне мы на плаву
и в жизни всё благополучно,
то слёзы каплют на халву,
поскольку делается скучно.
* * *
Умы бездонной глубины
и долговременная прочность –
большая редкость. Нам даны
лишь мизерность и краткосрочность.
* * *
Навидевшись америк и европ,
вернулся я в мой дом, душе любезный,
и стал сильней любить российский трёп,
распахнутый, густой и бесполезный.
* * *
Себе нашёл я в жизни место,
чтоб жечь дотла свою свечу,
мила мне жёрдочка насеста,
где я курлычу что хочу.
* * *
Память вытесняет в никуда
преданность мою вранью и блуду,
я к моменту Страшного Суда
помнить ничего уже не буду.
* * *
По жизни мы бредём на ощупь,
мечась опасно или зря,
и жить, конечно, много проще,
сыскав себе поводыря.
* * *
С утра смотрю я мутным оком,
и мне чужда цыплячья гузка;
плоды, беременные соком, –
гораздо лучшая закуска.
* * *
Когда сбылась удачная карьера
и ровно продвигаются дела,
всегда томит вопрос: какого хера
на это жизнь потрачена была?
* * *
Уже не осень – поздняя зима
берёт меня в объятия холодные,
а у меня – кружение ума
и мысли, по-весеннему свободные.
* * *
По жизни спотыкаясь я бреду,
справляясь только с пишущим орудием,
но немощность к полезному труду
я щедро возмещаю словоблудием.
* * *
Нашёл у незнакомого поэта
идею, что двоится облик мой,
что равно соблюдаю два завета:
скрывайся и таи, проснись и пой.
* * *
Я чую запах личности на слух:
слова текут, и запах есть у них,
сменяется пивным коньячный дух
ушедших современников моих.
* * *
Забылся карнавал утекших дней,
истёрлась жизни тонкая тесьма,
и ночь теперь царит в душе моей,
но – звёздная пока ещё весьма.
* * *
Что я скажу про стариканов,
давно лишившихся огня?
Жена боится тараканов
гораздо больше, чем меня.
* * *
Не согнут я ещё пока
и не ломаюсь,
я то валяю дурака,
то дурью маюсь.
* * *
Моя догадка, внятная уму,
кого-то приведёт, возможно, в ярость:
мы живы до сих пор лишь потому,
что Богу любопытна наша старость.
* * *
Тьма российских жителей сметливых
в землях поселяется других,
столько же дай Бог им лет счастливых,
сколько лет наёбывали их.
* * *
Что тянут книги в тесноте,
по мне – большая честь:
воруют книги только те,
кто жаждет их прочесть.
* * *
Ликуя, что владеет он пером
ловчее, чем пилой и топором,
в России автор быстро сознавал,
что за перо грозит лесоповал.
* * *
Не пророк я, но верится мне,
что в эпоху уже внеземную
мой потомок на тихой Луне
для пролётных откроет пивную.
* * *
Я живу в загадочной стране,
где живётся трудно и опасно
и где ты всё время на войне,
только здесь и гибнешь не напрасно.
* * *
Меня постигла расслабуха,
я стал полнейший инвалид,
и даже зов Святого Духа
меня никак не шевелит.
* * *
Устал читать я книги. Их названия –
уже несут печаль, тоску и копоть,
а дыры моего образования –
отчаялся я их латать и штопать.
* * *
Я и двигаюсь теперь еле-еле,
и не хочется идти никуда,
и душа почти не держится в теле,
а с умишком – так и вовсе беда.
* * *
От радуги цветного пузырения
у нас тепло становится внутри,
и нужно ещё время для прозрения,
что это были только пузыри.
* * *
Когда Россия распадётся
в какой-то год, пока безвестный,
то в каждой местности найдётся
на роль вождя мерзавец местный.
* * *
Забавная мысль о житейском пути
приходит ко мне иногда:
нам дальше всего удаётся зайти,
не зная – зачем и куда.
* * *
С вульгарной точки зрения реальной
тоска всего российского народа –
в духовной и вполне материальной
нехватке то еды, то кислорода.
* * *
Эпоха причиняла повреждения
душе, уму и чувствам нашим разным,
и нет ещё покуда учреждения,
которое лечило б эти язвы.
* * *
Не знаю выше удовольствия
(тут есть и духа воспитание),
чем из остатков продовольствия
соорудить семье питание.
* * *
Любой из нас живёт подобно прочим:
с назойливостью дождика осеннего
о счастье мы талдычим и хлопочем,
а ловим – если ловим – только тень его.
* * *
Я к еврейскому шуму и гаму привык,
не к такой мы херне привыкали,
и спокойно живу, из печати и книг
получая сионистый калий.
* * *
Когда я досмолю окурок мой
и тело неподвижно в землю ляжет,
душа моя воротится домой
и лишнее чего-нибудь расскажет.
* * *
По совести сказать, я недоволен
бездушием в еврейском государстве:
увидевши, что я ничем не болен,
отказывают мне врачи в лекарстве.
* * *
Я так характером обмяк,
хоть насмотрелся стольких сук,
что стал я нежен, как хомяк,
однако скрытен, как барсук.
* * *
Люблю негожие слова,
они естественно рождаются,
источник их – не голова,
а нервы, сердце, дух и яйца.
* * *
Нет ничего на свете гаже,
чем рано руки опустить,
а если нас Господь закажет,
Он должен нас оповестить.
* * *
В душе угрюмо и ненастно,
мне надоели те и те,
но одиночество прекрасно,
если живёшь не в пустоте.
* * *
Повсюду мы нужны и ощутимы,
но всюду мы живём как на вокзале;
причастность и изгойство – совместимы,
давно евреи это доказали.
* * *
Обильно сдобрен мёдом и елеем
похоже спотыкающийся слог:
кого-то поздравляют с юбилеем,
о ком-то прямо рядом – некролог.
* * *
Искать себя учил философ древний,
и я искал довольно хорошо:
в семье и в текстах, в городе, в деревне,
в тюрьме даже искал. Но не нашёл.
* * *
Стезя у всех вполне сквозная
и непостижная уму,
и мы бредём по ней, не зная –
куда, а главное – к кому.
* * *
Растаяли блаженные года
из тех, уже немотных и глухих,
а глупостей, наболтанных тогда, –
обидно, что совсем не помню их.
* * *
Что не был никогда я кровопиец,
меня, конечно, может утешать,
но праведник я или нечестивец –
назначено, увы, не мне решать.
* * *
Надеюсь, что весьма ещё не скоро
на суд я попаду – уже вторично,
небесного узрею прокурора
и сяду на скамью вполне привычно.
* * *
Я жил донельзя распахнувшись –
закрыто жил бы много хуже, –
пока однажды я, проснувшись,
в тюрьме себя не обнаружил.
* * *
Кого ни спросишь, как дела,
одну и ту же слышишь весть –
что ноша жизни тяжела,
но где-то свет в тоннеле есть.
* * *
Сегодня сильно плох я, просто плох
и в силах разве книжку полистать,
не то чтобы мышей, но даже блох
уже я не ловлю, чтоб не устать.
* * *
Бездумно если кто живёт – кайфует,
ему всегда и всюду катит фарт;
кто мыслит меньше – лучше существует,
провидчески сказал мудрец Декарт.
* * *
Повсюду, где кишит людей скопление
и все со мной общаются приветно,
я чувствую угрюмое томление
и жажду испариться незаметно.
* * *
В саду придурковато пели птички,
и я подумал – горестно, с похмелья,
что я живу скорее по привычке,
но хуже б жил, имей благую цель я.
* * *
Когда я впопыхах и второпях,
но что-то успевал, гонимый ленью, –
бананы повисали на ветвях
рябины, и сосна цвела сиренью.
* * *
Забавно мне скользить по склону лет
и слушать наше пение пропащее,
былое сплыло, будущего нет,
но длится и гуляет настоящее.
* * *
Среди утрат, потерь, пропаж
и жалости к побитой карте
я числю тот ажиотаж,
которым я пылал в азарте.
* * *
Люблю собратьев по перу,
жалея бедных сочинителей
