Не ведал я покоя,
Увы! не знал я мук,
Татьяна, глазки строя,
Делила наш досуг.
Что было бы со мною,
Татьяна, без тебя?
Твоих я слез не стою,
Ревнуя и любя.
С унынием встречаю
Я сумрачную тень
И вздохом провожаю
Скрывающийся день!
. . .
. . .
. . .
Как манят нас кулисы,
Войдите-ка в полночь
В уборную актрисы,
Кромешный рай точь-в-точь!
Ее за грудь хватает
Седой антрепренер,
И прямо в рот вставляет
Сам обер-прокурор.
От частых репетиций
Случается беда,
Она теперь девицей
Не станет никогда!
Дай руку сладострастью
И с чашей круговой
Веди меня по счастью
Забвения порой.
Как счастлив я, признаться,
На деле, не в мечтах,
Когда минуты мчатся
Веселья на крылах.
Татьяны в ожиданье
В постели я лежу
И жаркие посланья
Прелестнице пишу.
Двоится штоф с араком,
Покрылись очи мраком,
Где ты, мой друг? Где я?
Прощай, любовь моя!
P.S.
Ужель уста младые
И пламень тех ланит,
И очи голубые —
Все вечность поглотит?
Не верю! Нет! Пустое.
Они всегда со мной,
Как сердце молодое
С любовью молодой!
Иные на́ горы катают тяжки камни,
Иные к колесу привязаны висят,
А я к тебе прикован, раскаленный,
Хочу с тобою слиться, дерзновенный,
В толикой сладости вкусить любовный яд!
Тебя живописцы рисуют
И водку стаканами пьют;
И любят тебя, и ревнуют,
И шагу ступить не дают.
Боюсь, что сопьюсь я вчистую,
Бездарно растрачу свой дар
За косу твою золотую,
За губ остывающий жар!
Вновь страстью воспален, возвел свирепый взор,
Толкнул в нее копьем и вышел на простор,
И, руки протянув, вскричал: «О, сильный Боже!
Отходит лютость прочь и добродетель тоже,
К неслыханному злу влечет развратный вид,
Спустивши платье с плеч, позабывая стыд,
Что зыблешься, мой дух? И слезы что текут?
Скажи, в каких землях красавиц так ебут?»
О, счастлив, счастлив тот, и тех он смертных боле,
Кто Каллиопу еб стократно в чистом поле!
Веселятся шлюхи,
Стервы-потаскухи,
Даром что присели,
Кирасирам спели!
Егда стали ясти,
Вот вам и напасти:
Ебут во все дыры
Блядей кирасиры,
Закинув им ноги,
Ебутся, как боги;
Как есть отъебали,
А сами пропали!
Мне знать других сердец движения не можно,
Но объявить могу девице я не ложно.
Желание свое ты можешь совершить
И с браком торжество сие соединить!
* * *Любви ли страстной нежный шепот
Иль корчи ревности слепой,
Восторг иль грусть, мольбу иль ропот
Все я делил тогда с тобой.
Угас волкан, но изверженья,
Все неподдельные волненья
Доселе сотрясают нас;
Слова разлуки были чужды,
В них сердцу ни малейшей нужды,
Застыла лава, огнь угас.
И вот пришла пора другая:
Опять в борделе стон стоит,
Полусмеясь, полурыдая,
Она меня к себе манит;
Но с нею истина другая,
Она, притворствуя, дрожит,
И эта правда не похожа
На правду прежнюю ничуть.
Как изменилась ты, о Боже,
Но эти ножки, эта грудь…
В бесстыдстве ты своем от веку пребываешь,
Не только пеньем женихов ты услаждаешь!
Как ниву лютый огнь снедает в бурный вихрь
Или когда, с горы стремясь, вода течет,
Так Керженский святой жену свою ебет!..
Была пора: она взывала,
То замирала, то стонала.
И начинающий поэт
Любил во тьме свою подругу,
В душе испытывая муку,
Которой и названья нет.
Пизда, как зверь голодный, выла,
То умолкала, то скулила,
(Ах, этой розы вешний цвет!)
Всесильно властвовал над ней
Могучий грозный чародей!
Я помню бледный лик поэта
Под гнетом страсти роковой,
С печалью тайны гробовой,
Тяжелой ебли без просвета;
Я помню, как пред ебаком,
Ты с изменившимся лицом,
С бессмысленным и мутным взглядом,
Вдруг потянулась за мускатом,
Чтоб тут же хлопнуть… а потом
Меня всосать бесстыжим ртом.
Не я ли по ночам грустил,
Любуясь красотой досадной,
Не я ли страстью безоглядной
Всю плоть в тебе разворотил?
Да, я любил. Я верю свято.
Неутомим я был. Когда-то
Мы были вместе, и одним
Мы жили чувством, дети века,
Когда входил в тебя с разбега
Со всем желаньем молодым.
И помню я лицо иное,
Иные чувства прожил я:
Еще доныне предо мною
Скользит искусная змея
С своей губительной улыбкой,
С челом бесстыжим, с речью гибкой,
Невозмутимой и нагой,
Распутной, ветреной и злой,
А я, дрожа, вливаю ей
Яд обольстительных речей.
Я помню страсть и наслажденье,
Блуждающий и дикий взгляд.
Пот на челе, в глазах забвенье,
Какое знает только ад.
И помню я в восторге диком,
Как ты, мне душу леденя,
Отчаянья последним криком:
«В меня, хороший мой! В меня!..»
. . . .
. . . .
. . . .
Что в море скитаться, то деву ласкать,
Небесные грезят валторны,
А перси желания полны,
Как моря упругие волны,
И сладко их трепетной дланью сжимать.
Как дивно над бездной глубокой
Качаться мне в лодке высокой,
Что в море скитаться, то деву ласкать!
Хуй в руки вам, любезный господин,
К утехе россов всех, владей женой один!
Руками бейте в грудь и жалостью рыдайте,
И до утробы плоть ударам подвергайте!
Влечет к тебе мой ум, а страсть к другой влечет,
Блаженный нектар пью, в любви теряя счет!
Тот беден в свете сем, кто Делии не знал.
О, небо, преклонись! Я плакал, но ебал!..
Ужасный Леопольд, прескверной изувер,
Исполнен похоти и страсти выше мер,
К невесте молодой он хуй несет рукою,
Ну точно булаву, гордяся сам собою!
Ты дщерь всевышнего, трикраты ты чиста,
Дозволь поцеловать срамные мне уста!
То плачет человек, то в радости смеется,
То презирает все, то весело ебется,
Как много в сердце том бывает перемен,
О коль он страстию своей отягощен!
Сей Ариост девиц смущает,
То веселит, то забавляет,
Ласкает стих — и здесь и там,
В жару и в лютые морозы
С улыбкой рвет парнасски розы
И нову жизнь дает блядям!
А целки вкруг него толпятся,
Как пчелы на цветок стремятся,
Летят, как бабочки, в огонь,
Но Ариост, прелестна Хлоя,
К тебе стремит свово героя,
Как он горит — ты только тронь!
Звездам числа нет,
Бездне — дна!
Державин
Какую радость ощущаю?
Куда я ныне восхищен?
В тебе одной души не чаю,
На верьх блаженства вознесен!
Божественно пизда взывает
И хуй мой трепетно сжимает,
И грудь безмерная влечет;
Коль нежно девы святотатство,
Коль сродно жарких губ приятство,
Каких достигнешь ты высот?
В восторге Делии прекрасной
Я хуй сую взамен эклог,
От коей страстью безнаказной
Укрыться хочет зверь меж ног.
Уже и купно я с девицей
Спешу любовью насладиться
И на крылах во мрак несусь!
Сие блаженство непонятно,
В нея вхожу я многократно,
Забыв про честь и стыд, ебусь!
Престань без толку колебаться!
Как медь в горниле рдится дщерь;
В сих адских пропастях ебаться,
Не смог бы даже лютый зверь.
На скиптр с легкостью нисходит
И ласками в восторг приводит,
Мой ангел, жертву приими,
И чтоб услышала вселенна,
Коль ты Эроту здесь блаженна,
И хуй мой к солнцу подними!
Здесь древним именем Эрота
Потоком пролились струи,
