Дай нам бог компании без фальши
Дай нам бог компании без фальши,
Где ничем не скован дружный гам,
Где кипенье фронтовых бывальщин
С непременной шуткой пополам.
Мне приятно братство незнакомых,
И присловье к месту, неспроста,
И звезда на рыцарском шеломе,
И над конной лавою звезда.
Ах, былые Родины бураны!
Кто ж из нас в запечье тихом рос?
Я люблю вас слушать, ветераны,
В самосадном дыме папирос.
Да и сам я юностью уважен,
И с улыбкой вслушиваюсь в крик:
— Наливайте стопочку папаше,
Выпьем за Отечество, старик!
Из Москвы
едем в Крым,
в Коктебель, а верней:
Гек Тепе или — Край Синих Холмов.
Назым ХикметКочевых бивуаков блики
В полуночных очах татар.
Камни алые — сердолики —
Кара-Дага застывший жар.
У горбатых бычков придонных,
У зобатых, в пушке орлят,
Как горошины халцедона
Ледяные глаза горят.
А прибои песочком белят
Камни берега и траву.
Солнце яркое Коктебеля
Зарывается в синеву.
И понять невозможно глазу:
Все живое вокруг слепя,
Это море и небо сразу
Опрокинулись на тебя?
Пахнет медом и солью лилий,
Тянет в омут дешевых чар.
…И ругали-то, и хвалили
Со свирепостью янычар.
Чубом в лужу совали прочно,
На трибуну несли цветы.
Ах, смешно мне и грустно очень
От отчаянной суеты.
Нас не раз на веку стращали,
Пулей били на всем скаку,
Бесконечные совещанья
Подсекали живьем строку.
Не калека я, а калика,
Затираю рубцы души.
…Как печати из сердолика,
В берег вдавлены голыши.
По рукам моим, цвета брынзы,
Где осколков и пуль следы,
Оседают, как бронза, брызги
Коктебельской густой воды.
А на темени Гяур-Баха,
Будто адского дыма рвань, —
Набекрень облаков папаха
Лихо сдвинута на Тамань.
Охмелевшая спозаранка,
Красно-рыжая, вся в зарю,
Дарит даром себя зарянка
Человечеству и зверью.
Небо ниже и звезды ниже,
И бездонны уже лога,
И ворчливое море лижет
Задремавшие берега
Лебедей ледяные клики
Льются вниз из ковша Стожар.
…Камни алые — сердолики,
Кара-Дага подземный жар.
Я сидел с блажной душою
В ресторане, у огня.
Потянуло черемшою
От соседки на меня.
Я вкогтился в ту старуху,
Я сказал: — В ином краю
По обличью и по духу
Сибирячку узнаю.
Не извольте думать худо,
Коли некуда спешить,
Разрешите это блюдо
Вам покорно предложить.
Может, выпьете чуточек?
— Выпью. Доброе вино.
И глотал я говорочек
Все на «о» да все на «о».
В этой хмари папиросной
О бокал звенел бокал,
И уже шумели сосны,
И шугой кружил Байкал.
И смотря на эту небыль
Сквозь видения и дым,
Чуб Медведицы на небе
Низко кланялся своим.
Чертишь, чертишь знаки на бумаге
Чертишь, чертишь знаки на бумаге
Что-то впрямь творение тощо…
Миллион стихов на Кара-Даге
После нас отыщется еще.
Обживая дальние планеты
И тоскуя на своем посту,
Будут тыщелетьями поэты
Выплавлять вот эту красоту, —
Эту вот — зеленую, незлую,
В черных всплесках донного огня,
Эту — одесную и ошуюю —
Навеки вошедшую в меня.
Время перемелет наши кости,
Дань отдавши нашей маете.
Все равно — захаживайте в гости
К этой окаянной красоте!
Был бы ярый я, как когда-то
Был бы ярый я, как когда-то
Да улыбчиво-молодой,
Я б весь век собирал агаты
У Конь-пряника под водой.
Я б дарил их больным и сирым,
Как тепло оставлял в руке.
И ходила б молва над миром
О неслыханном чудаке.
О каком-то бродяге нищем
(Может, он с кошельком тугим?),
О мальчишке, который ищет
И, найдя, отдает другим.
Не чурался б я этих качеств,
Не страшился бы славы той.
…Очень мало в мире чудачеств,
Порождаемых добротой.
Ночь беззвездная такая…
Никого… Хоть волком пой.
И луна летит нагая
Над унылою тропой.
И гудит пчелиным гудом
То ли фен, а то ли бриз,
И торчит заморским чудом
Над скалою кипарис.
Славно думается ночью
О хорошем ли, плохом,
Видишь прошлое воочью,
Душу мучаешь стихом,
Сеешь хлеб и пенишь реки,
У огня — долой с коня.
Все мы — люди-человеки,
Все мы, значится, родня.
Я треплю остатки чуба,
Постигаю тайны суть:
Ты меня обманешь, Люба,
Да себя не обмануть.
С Кара-Дага дует горыч…
Ну, чего друг друга злить?
Что ж, как видно, эту горечь
Только горькой и залить.
На луне вон пятна тлеют…
Я сказал себе давно:
— Чем ты чище и светлее,
Тем заметнее пятно.
Холодок ползет по коже.
Мне, поверь, не до обид.
Никого зажечь не может
Тот, который не горит.
Одного заест тоска ведь,
Да и к горю моему
Мне тебя не облукавить —
Не умею… И к чему?
Лучше бросить все вопросы,
Обо всем забыть вокруг,
Кроме доброй папиросы,
И себя заверить вдруг,
Что во тьме уральской ночи
У речного бережка
Мне, как прежде, светят очи.
Очи милого дружка.
Горит звезда над миром старым
Горит звезда над миром старым,
Как светлячок в ином стогу.
И ходят пары… ходят пары
На затененном берегу.
А море пенится у борта,
А из трубы — огонь угля,
Как рассеченная аорта
На черном теле корабля.
Я между бочек затесался,
Летит не в уши — в душу мне
«Ура!» свирепого десанта
В свинцовом свисте и огне.
И память вновь былое тащит…
Не зря легли они, не зря,
В бушлатах, в робах немудрящих
На белых льдинах декабря.
Братки… Погодки… Еле-еле
Держу себя, чтоб не навзрыд…
Последний кубрик Коктебеля
Для вас мотыгами отрыт.
В железных скалах у причала
Навек вас принял мезозой,
И четверть века отзвучала
Над вами бризом и грозой.
…Пылают зори, как пожары,
И я забыть их не могу.
И молчаливо ходят пары
На затененном берегу.
На жарком юге в горы бегаем
На жарком юге в горы бегаем,
Глазами нежим пыльный лес,
И на лужайке лошадь пегая —
Для нас — немалый интерес.
Почти что молимся мы истово
Вам, минеральные ключи,
И сердолики с аметистами
Нам часто чудятся в ночи.
А до́ма, до́ма — детка-сосенка
Сгребает в лапы облака,
И вдруг показывает просека
Медведей бурые бока.
И лось проносится, не мешкая,
В таежных марях то и знай,
И нянчит ангелов с усмешкою
Под самым небом Таганай.
В горах, за синими урманами,
На легких крыльях снегиря,
К заре над домнами и станами
Спешит озерная заря.
Ну, что ж, что место наше вьюжное,
Что наши гнейсы — не коралл.
Мы летом тянем в море южное,
А вы — гребитесь на Урал.
Он вам покажет силу пламени.
Когда дутье гудит в печи,
Он вам подаст в ладонях каменных
Свои подземные ключи.
Гостям он рад. Не пожалеете…
Возьмете сказки у старух.
И вам сыграет на жалеечке
Про ночи Севера пастух.
