Всеволод Рождественский - Стихотворения

О, если в суете дневной
Утрачу я твой образ милый,
В час одинокий, в час ночной
Он возвратится с прежней силой.
В печальный, тихий час ночной
Я облик твой увижу снова
И всё, не сказанное мной,
Вложу в таившееся слово!

Прости, порой среди чужих,
Смеясь, беспечным я бываю
И в суете речей пустых
Тебя как будто забываю, —
Но ты не верь моим словам,
Тебе забвением грозящим,
Я не хочу отдать глупцам
Хоть вздох, тебе принадлежащий!

Пусть наливают мне вино,
Что топит скорби и обеты,
Пусть страшной силою оно
Напоминает воды Леты,
И пусть от горя моего
Оно сулит освобожденье, —
Я наземь выплесну его,
Чтоб никогда не знать забвенья!

Когда бы я тебя забыл
Средь суеты толпы мишурной,
Кто б слезы горестные лил
Перед покинутою урной?
Нет, дело гордости моей —
В душе хранить твой образ свято
И средь забывчивых друзей
Тебе быть верным, как когда-то.

Я знал души твоей привет
И нежное твое участье
К тому, кто сам в юдоли бед
В одной тебе увидел счастье.
Тобою жизнь моя светла —
Пусть я души твоей не стою:
Небесной слишком ты была,
Чтоб страстью здесь дышать земною!

Епископ Бруно пробудился вдруг
И слушает смятенный сердца стук;
В глухой ночи ему приснился сон:
Гудел над ним заупокойный звон.

Епископ смехом гонит страхи прочь,
И новый сон к нему низводит ночь:
У черных стен стучится он теперь,
А Смерть ему приоткрывает дверь.

Он в ужасе встает от ложа сна —
Сова кричит у черного окна;
Теперь ему заснуть еще трудней,
Он рад был свету утренних лучей.

Одет епископ в бархат и багрец,
Идет он в императорский дворец,
Великолепной свитой окружен,
Как ни один в Германии барон.

Выходит стража перед ним вперед,
Народ на площади без шапок ждет —
Все на епископа пришли взглянуть,
Но ни один не молвил: «Добрый путь!»

А он идет, храня надменный вид.
Вдруг чей-то голос громко говорит:
«Епископ Бруно? Весел жребий твой,
Но не забудь, что встретишься со мной!»

Вперед, назад, у локтя своего
Смотрел он и не видел никого,
Но в холоде душа едва жива:
Епископ ясно слышал те слова.

Когда привратник повернул засов,
Он Смерть свою увидеть был готов,
Услышать вновь его душа ждала
Заупокойные колокола.

Он гонит страх из сердца своего —
Сам император чествует его:
Средь лучших яств на стол принесено
В графинах круглых красное вино.

Епископ яства стал благословлять.
Вдруг тайный голос говорит опять:
«Вино сверкает в кубке пред тобой,
Но знай, епископ, ты сидишь со мной».

Епископ стал бледнее полотна;
И он уже не требует вина,
Непобедимым ужасом томим,
И яства остывают перед ним.

Вот понемногу он в себя пришел,
Он весело оглядывает стол,
Позабывая свой недавний страх,
И пьет вино с румянцем на щеках.

Но сам за императорским столом
Он всех грустней и тише. Лишь потом,
Когда ворвались маски в гулкий зал,
Он всех шумней и веселее стал.

Опять за маскированной толпой
Был слышен голос резкий и глухой:
«Епископ, ты провел веселый день,
Но ты со мной сойдешь в ночную сень».

Епископ вздрогнул; слезы очи жгут,
И вкруг тонзуры волосы встают,
Лицо епископа белей, чем снег;
К нему подходит в маске человек.

Дотронулась костлявая рука,
И ледяная смертная тоска
В единый миг по жилам протекла,
И пал епископ мертвым у стола.

Колодец на западе Англии есть —
       Краса потаенной долины,
И знают все женщины в этой стране
       Колодец святой Катерины.

Дуб старый и гордый поднялся над ним
       И ясень разросся красиво,
И, с вязом могучим сплетая листы,
       Склонилась плакучая ива.

Однажды прохожий к нему подошел,
       От долгой дороги усталый, —
С рассветом он вышел и шел целый день
       А чистое небо пылало.

Он выпил холодной, прозрачной воды,
       Измученный жаждою жгучей,
И ближе к святому источнику сел
       Под вязом у ивы плакучей.

Из ближней деревни с ведром человек
       Сошел зеленеющим склоном
И путника, с краю поставив ведро,
       Приветствовал низким поклоном.

«Женат ли ты, путник? — крестьянин спросил. —
       Коль есть на то милость Господня,
То самый счастливый ты выпил глоток
       Во всей своей жизни сегодня!

А если твоя побывала жена
       Среди Корнваллиской долины,
Она зачерпнула, клянусь головой,
       Водицы святой Катерины».

«Жена моя дома и здесь не была, —
       Прохожий не медлил с ответом, —
Но разве от этого лучше глоток,
       В колодце почерпнутый этом?»

Крестьянин ответил: «Служил я не раз
       Святой Катерине в угоду.
И прежде чем ангел восхитил ее,
       Она закляла эту воду:

Коль раньше жены догадался супруг
       Глотнуть из святого колодца,
Счастливец — отныне в семействе своем
       Хозяином он остается.

Но если успела напиться жена —
       Пусть просит он помощи божьей».
И снова холодной воды зачерпнуть
       Склонился к колодцу прохожий.

«Но ты-то, конечно, — он парня спросил, —
       Ты пил пред своею женою?»
А тот улыбнулся при этих словах
       И робко поник головою.

«Я после венчания, бросив жену,
       К источнику кинулся пылко,
Да только хитрей оказалась жена:
       Пришла уже в церковь с бутылкой».

       Ах, быть бы дома, в Англии,
       Когда цветет Апрель!
       Тот, кто проснулся в Англии,
       Вдохнув весенний хмель,
Тот может видеть, как в рассветный час
Нежданной зеленью покрылся вяз
И зяблик сыплет трели средь ветвей
       Там, в Англии моей!

Сменив Апрель, и Май уж тут как тут,
Уж ласточки и славки гнезда вьют.
Взгляни, как груша около реки
На клевер осыпает лепестки,
Как светится роса, ручей течет,
А дрозд мой дважды песенку пост,
И знают все, что так тому и быть,
Что свой восторг он может повторить!

Итак, всё кончено… Слова любви
Не обещают больше ничего.
«Прощай!» — чирикают нам воробьи
Из-под застрехи дома твоего.
А в почках виноградная лоза —
Я сам увидел это в первый раз —
Вот-вот готова распахнуть глаза,
И красный цвет стал серым вдруг для нас.
Как встретим утро мы, любовь моя?
Позволь твою мне руку нежно взять,
Ведь мы — друзья. Но лучшие друзья
Хранят всё то, что должен я терять.
Хотя сверканье черных глаз твоих
Я сохраню на долгие года,
Хоть голос твой в ромашках молодых
Останется со мною навсегда,
Как подобает дружбе, я скажу
Чуть больше, провожая в дальний путь,
Как все, твою я руку задержу,
Как все, иль даже дольше — так, чуть-чуть…