Он обыкновенный убийца, душегуб.
Соколовский мучительно, через силу, вздохнул. Оба его глаза, казалось, сверкнули в белых сумерках.
— Что вы понимаете в таких людях? Он — настоящий вождь. Все ваши Адлерберги его мизинца не стоят.
Сравнение с Адлербергами его собеседник ничуть не принял на собственный счет. Наоборот, покивал, как бы соглашаясь, и спросил:
— Вы сегодня собирались освободить его из Петропавловки, верно?
Ответом стало гробовое молчание.
— Собирались, не отрицайте, — плавно развил свою мысль Платонов. — Только дополнительная охрана помешала, которую вчера в равелине разместили. Нечаевских приверженцев там не настолько много, чтобы с ней тягаться.
Раненый заскрипел зубами.
— Ваши планы я вижу, как на ладони. Хотите, изложу подробно?
Снова тишина в ответ.
— Так вот, — не смутился Григорий Денисович, — об акции, как вы изволили ее называть. Ее Нечаев и придумал, пока в одиночной камере сидел. С вами и вашими сподвижниками он завязал сношения через свою сестру Анну, живущую неподалеку отсюда — на углу Большого проспекта и Гатчинской улицы. Сама она ничего не знает, можно допрашивать хоть до второго пришествия. Переселилась в Петербург в восемнадцать лет, когда брат создавал «Народную расправу», шьет на дому. Ее использовали как почтовый ящик. Люди из крепости просто приходили, забирали записки, приносили ответы. Потом вы с ними напрямую стали сноситься. Ничего не напутал?
— Чрезвычайно занимательно, — выдавил из себя Соколовский.
— Более чем. Я даже полагаю, что у нее до осени прошлого года хранились денежные средства, которые Сергей Геннадиевич собирал у добровольных жертвователей в Петербурге. Что-то, разумеется, за границу вывез, надо же было есть-пить и одеваться. А что-то оставил. Вы и тратили эти деньги, пока юная госпожа Рихтер бескорыстно не помогла делу освобождения. Но ювелирную лавку ее отца ограбили не только потому, что издержались. Следите за моей логикой?
Кречет не отводил взгляд от Платонова.
— Убить государя для вас было полдела. Нечаев решил подсунуть нам ложный след, якобы турецкий. Богданова никто и не ждал в Константинополе, он должен был просто побывать там, отметиться. Улики в виде билетов на пароход показалось маловато, и вы велели ему послать открытку в Саратов. Вклад в Волжско-Камском банке был открыт и закрыт с той же целью. Тем временем Елена Рихтер съездила в Вену и отправила анонимное письмо нашему послу. Неважно, что сразу не поверили. Ваш вождь правильно рассудил: у шоссе найдут тело Богданова, которого Медведь должен был зарезать, тело бедняги извозчика на квартире, а может, кинжал заодно, пойдут копать, установят личность — и до Турции доберутся и уже иначе на то апрельское предупреждение посмотрят…
— Дьявол, — прохрипел террорист.
— Вы мне льстите. К врагу рода человеческого Нечаев гораздо ближе, — прокомментировал его ремарку Григорий Денисович. — Надо отдать ему должное, план был очень гибким. Даже если от взрыва в поезде не пострадал бы никто из императорской фамилии, он всё равно принес бы результат. Представляю себе реакцию общественности на подобное покушение! Налицо неслыханный патриотический подъем, а тут османские шпионы подняли руку на батюшку-царя и наследника… После этого война непременно до победного конца, до русского креста над Святой Софией! Никаких попятных шагов и компромиссов! Что это значило бы, объяснять излишне. Неизбежное столкновение с Англией и Австрией, новую коалицию против нас. Новое поражение и, как верит Нечаев, долгожданную революцию.
Платонов остановился, перевел дыхание. Левкович буравил его взглядом, но был слишком далеко, чтобы слышать разговор с Соколовским.
— Драгоценности понадобились, прежде всего, Нечаеву для второй эмиграции. Сбыть их где-нибудь в Европе, обратить в полновесные фунты или франки, переждать, а если действительно начнется смута, тайно вернуться и взяться за старое. Оружие, бомбы, паспорта недешевы. Вот и было бы, чем расплачиваться. Вы кем хотели стать в его будущем правительстве?
На иронический вопрос Григория Денисовича поверженный террорист тоже предпочел не отвечать.
— Наверное, вините брата за то, что предупредил Анну Геннадиевну о грозящей опасности? — спросил коллежский советник, отбросив иронию. — Судя по этому эпизоду, Медведь знал про «почтовый ящик». Думаю, с его помощью он, как и вы, первоначально установил связь с Нечаевым. Но, по мнению Дмитрия Васильевича, и такой головорез мог дать показания после ареста.
— Он у вас? — подал голос Соколовский.
— Медведь? Нет, погиб. Как видите, я честен с вами.
— А Вер… а Богданов?
— Богданов, он же Верный, также мертв. Только смерть — ничего другого ваша деятельность не принесла. Впрочем, другого вы и не могли предложить. Бориса с его барышней, согласно иезуитскому кодексу, держали возле себя как людей второго или третьего разряда, для использования вслепую. Их будущее было решено с первого дня в организации.
Раненый попробовал презрительно плюнуть, но вышло плохо.
— В вашем дворцовом мирке люди не делятся на разряды?
— О, мой мирок далеко не совершенен. Но в нем не убивают ради фантазий о равенстве и братстве, — серьезно ответил Платонов. — Интересно, кстати, что вы сказали бы Богданову, если подробности гибели девушки сразу попали бы в газету? Безусловно, стали бы отрицать свою причастность, списали всё на полицейскую провокацию. Манипулировать людьми вы научились у своего кумира… Где спрятаны ценности Рихтера, конечно, не подскажете?
— Нет.
Этот шепот Григорий Денисович скорее угадал, чем услышал.
— Ну и Бог с ними, — добродушно сказал он.
Жандармский подполковник уже делал Платонову какие-то жесты, очевидно, призывая завершать разговор.
— Вы сильный человек, а сильные люди умеют достойно проигрывать, — продолжил Григорий Денисович. — Скажите, я ни в чем не ошибся насчет вашего с Нечаевым плана?
Судя по исказившемуся лицу, для ответа Соколовский собрал все таявшие силы.
— Надо было не Владыкина прикончить, а тебя.
Глаза Платонова, как обычно, остались невозмутимыми.
— Дмитрий поступил не как бездушный изувер, мне жаль его, — сказал он, вставая на ноги. — Вас не жаль. Прощайте.
Доставленный наконец врач взялся за Соколовского. Платонов и Левкович отошли к разломанной внешней ограде, подполковник впервые после штурма вытащил папиросы и спички.
— Присоединитесь?
— Нет, благодарю, — отказался Григорий Денисович.
— Что он вам говорил? Неужто исповедовался?
— Исповеди мы не дождемся… Мне было интересно проверить кое-какие свои умозаключения, и
