Взгляд упал на стопку чистой бумаги, лежащей под рисунками Ласоро. То, что нужно! Потянулся и, придерживая папку рукой, осторожно вытащил лист. Взял карандаш и полой халата слегка задел папку. Несколько рисунков выскользнули и лёгкими птицами разлетелись по полу. Он принялся их собирать…
Когда принц вернулся, врач сидел в кресле с очень странным лицом.
– Ласоро, – спросил он, – ты чем занимался всю ночь?
– Спал, – просто ответил юноша.
Игорь показал чистый лист, который он по-прежнему держал в руках:
– Извини, мне понадобилась бумага, и я взял один лист.
Он пристально смотрел на принца:
– Но твои рисунки разлетелись, и я узнал себя. Или это кто-то, очень похожий на меня.
– Это ты, – ответил юноша.
– Ты рисовал меня всю ночь?
Ласоро молчал. Потом поднял взгляд и очень прямо, без предисловий, сказал:
– Я рисую тебя много месяцев.
Игорь качнул головой:
– Объясни. Как ты мог рисовать меня, если мы познакомились только вчера?
– Я видел тебя вот здесь, – юноша прикоснулся к своему лбу.
Игорь пристально смотрел на Ласоро. «Каким образом он мог видеть меня, если я жил на другом конце галактики? На расстоянии тысяч, а может быть, и миллионов световых лет отсюда?» Но глаза юноши были предельно чисты.
– Дело в том, – произнёс принц, – что я ждал тебя. И постоянно рисовал картины, которые возникают ниоткуда и приходят ко мне непостижимым образом. На каждой из них – ты.
И подал врачу всю папку. Игорь напряжённо перебирал листы. На рисунках, живых, динамичных, он видел себя: так, как могла бы сложиться его жизнь на этой планете. Вот он гуляет в поле, затем – выходит из воды со смеющимся лицом, здесь – сидит верхом на каком-то странном животном. «У Ласоро дар, он удивительно передаёт сходство. И конечно же, он не мог нарисовать столько за одни сутки, ему понадобилась бы, по меньшей мере, неделя. Или месяц». Игорь не был художником, но понимал, что столь яркие, сильные работы с множеством мелких деталей невозможно сделать в течение ночи. Ласоро не лгал: он рисовал это долгое время.
Принц спокойно изучал его лицо.
«Да, представляю, какой у меня вид, – усмехнулся Игорь. – Но это же невероятно! Получается, что он видит будущее. Разве такое возможно?! Видимо, да, и живое доказательство тому – я сам, сидящий здесь, в этой комнате!» Внезапно один из рисунков привлёк его внимание. На нём были дети – два малыша, которых он держал за руки.
– Это кто? – спросил Игорь.
– Ты и дети.
– Чьи дети?
– Твои, конечно!
У Игоря на секунду пересохло в горле.
– Это ты тоже видел?
– Да. Вот это – мальчик, а это – девочка. Они родились, повёрнутые лицом.
– Что? – не понял врач. – Как повёрнутые?
– Лицом! Это значит, что в утробе матери они лежали лицом друг к другу.
Игорь улыбнулся: близнецы!
– Ваша медицина на хорошем уровне, если вы знаете, как лежат близнецы. Так значит, мальчик и девочка?
– Да.
– Ты уверен?
– А что, разве у тебя нет детей? – удивился принц.
– Пока нет. Я женат меньше года.
Ласоро взял рисунок из его рук:
– Я не раз видел тебя вместе с детьми. Веселыми, красивыми. Женщину тоже видел, но… – юноша вдруг замолчал.
Врач, чей мозг в эту минуту напряжённо работал, не обратил внимания на паузу. А Ласоро продолжал:
– Вот только я не совсем понял, почему в том месте, где они родились, такие странные дома…
Игорь поднял голову. «Ну что ж, – подумал он, – теперь пришла моя очередь удивлять». И взял злополучный чистый лист…
Час шёл за часом. Глубокие глаза Ласоро, его умение слушать вдумчиво, без лишних вопросов, и одна лишь фраза, которая родилась в конце: «Я хочу, чтобы ты остался. И сделаю всё возможное, чтобы тебе было хорошо среди нас».
Пройдут годы, и однажды Игорь обернётся и, вспомнив этот день, подумает: «Как легка правда и как хорошо она воспринимается теми, кто близок нам по духу! Ласоро мог не поверить мне, усомниться, и это было бы естественно. Но он принял меня вместе со всей моей нереальной историей, принял так просто, как это способна сделать только чистая душа, чистый человек, в сердце которого нет лжи, а значит, он не допускает и мысли, что ложь может быть в сердце другого. Я боялся, что тяжесть моих обстоятельств ляжет на него непосильным грузом, а он сказал: «Я сделаю всё, чтобы тебе было хорошо среди нас» и этим взял часть моего груза на себя. Он уже тогда был мужчиной, пусть неокрепшим, юным, но – мужчиной. И единственное опасение, которое я видел в его глазах, – что в один день я не смогу преодолеть пространство и больше не появлюсь в его мире. Но я приходил снова и снова, и он перестал тревожиться. А со временем понял, что его дом стал моим домом, и всё, что любил и ценил он, полюбил и оценил я сам».
Игорь уходил. Солнце бросало косые тени на узорчатый пол коридоров; земная ночь коротка, нужно возвращаться домой. И не заметил, как из глубокой ниши кто-то посмотрел ему вслед. Женщина сидела тихо, одна, и проводила фигуру врача долгим взором. «Он не идёт, а летит», – подумалось ей. И ещё ей показалось странным, что врач провёл так много времени в комнате её сына. «Неужели Ласоро, наконец, нашёл друга, о котором мечтал? Взрослого, опытного друга, того, кто сможет поддержать, посоветовать? Это было бы больше, чем чудесно!» И она опять устремила взгляд на чистую гладь прудов.
А Ласоро очень серьёзен. В эту минуту он один, в своей спальне, и тысяча мыслей пробегает в его голове. «Разве мог я подумать, что среди всех вариантов будущего окажется именно этот? Ведь я представлял всё, что угодно! Я ждал человека, несомненно, достойного, возможно, вельможу, даже представлял, что он мог быть изгнан из своей страны и в поисках убежища прибыл к нам. Случайно попадает во дворец и становится другом… Но такое! Гость из дальних миров, образованный, умный. Мне просто невероятно повезло! Я не достоин стоять рядом с ним, не то, чтобы называть другом…»
Он тихо встаёт, смотрит в окно, на пруды, и не знает, что в эту минуту его мать тоже смотрит туда. Их мысли словно перекрещиваются. Один и тот же человек стал объектом внимания. Но если Юсан-Аминах, заботясь по-матерински о принце, думает, какую пользу может принести врач её юному сыну, то Ласоро размышляет, чем он сам может быть полезен новому другу, что ещё сделать для него.
Решение
