Рэймидж прекрасно представлял себе, как отреагирует Пизано.
— Переводчика? — у меня есть право требовать переводчика?
— Разумеется, — торжественно произнес Краучер, — любой, чьим родным языком не является английский, вправе воспользоваться в английском суде услугами переводчика.
— В таком случае я требую переводчика, — заявил Пизано, скрестив руки и ноги, и давая тем самым понять, что не скажет ни слова, пока не приведут переводчика.
— Ах… ну да, конечно, — с кислым видом пробормотал Краучер. — Барроу, пошлите за переводчиком.
Барроу посмотрел на Краучера взглядом, который, по впечатлению Рэймиджа должен был о чем-то его предостеречь, но сказал:
— Конечно, сэр.
— Пошлите за моим клерком, — распорядился Краучер. — Он найдет кого-нибудь.
Клерка привели, поручили найти толмача, а когда тот стал было возражать, приказали заткнуться и выпроводили с напутствием от Краучера: «И пошевеливайся!».
С улыбкой удовлетворения на лице Краучер откинулся в кресле. Барроу выглядел озабоченным — он, без сомнения, видел тучи, собирающиеся на горизонте. Когда капитан Блэкмен прошептал что-то на ухо Краучеру, улыбка последнего поблекла, и он обратился к капитану Херберту, сидевшему слева от него. Херберт покачал головой и в свою очередь повернулся к своему соседу. Тот тоже замотал головой, а Блэкмен тем временем шептался с сидевшим справа членом трибунала, который пожал плечами и задал вопрос Феррису, которой тоже ответил ему жестом отрицания.
Краучер вытащил из кипы один из журналов «Сибиллы» и стал читать, пытаясь скрыть терзающее его беспокойство. Пизано, видимо задетый тем, что не находится в центре внимания, демонстрировал свою скуку: сначала стряхивал пылинки со своих небесно-голубых бриджей (и где только он их откопал, удивился Рэймидж), а затем принялся разглядывать свои ногти с такой сосредоточенность, которою вряд ли, как подозревал Рэймидж, сумел бы проявить в более важном деле.
Лейтенант уныло подумал, что дела обстоят хуже некуда. Краучер все поставил на показания Пизано, и вряд ли вызовет еще какого-нибудь свидетеля. Значит, ему самое время подумать о построении своей защиты. Снова вызвать боцмана и помощника плотника? Нет. Им нечего добавить к прежним показаниям. Остается только Джексон. В том, что касается «Сибиллы» он может лишь подтвердить то, что было сказано ранее, но в деле с Башней и визитом в Арджентарио его показания могут быть полезны.
Но что сможет Джексон? Благорасположенность, которую Краучер демонстрировал по отношению к Пизано, говорила о том, что капитан сделает все, чтобы убедить трибунал поверить каждому слову графа, вопреки вмешательству Джанны.
В таком случае обвинительный вердикт — дело решенное. Рэймидж чувствовал, как испаряется его недавнее воодушевление. Чего стоят все эти прекрасные рассуждения про ответный удар, подумал он с горечью… Нельзя сражаться без оружия. С этим же столкнулся и его отец.
Но если слово Пизано так много значит для них, то так же важно должно быть и слово Джанны! Пусть не для трибунала, но если ее показания будут внесены в протокол, их прочитают сэр Джон Джервис и лорды Адмиралтейства. И еще (он выругал себя за то, что только сейчас сообразил это): суд только что решил, что свидетель может быть вызван без предварительного предупреждения.
В эту минуту в каюту вернулся клерк и передал капитану Краучеру записку. Тот прочитал ее, посмотрел на Пизано и произнес извиняющимся тоном:
— Боюсь, что по недоразумению в настоящий момент на эскадре есть только один человек, знающий итальянский, но его нельзя использовать в качестве переводчика.
— Почему нельзя, — высокомерно спросил Пизано.
— Я … хм… да… — Краучер поглядел вокруг, словно рассчитывая найти подходящее объяснение написанным на какой-нибудь переборке. — Может быть вам достаточно будет просто поверить мне на слово?
— Если у меня есть право требовать переводчика, я требую переводчика, — настаивал Пизано. — Вы сами сказали, что у меня есть на это право. Я требую соблюдения моих прав!
— Мне жаль, — со вздохом ответил Краучер, — но единственным переводчиком, находящимся в пределах досягаемости, является лейтенант Рэймидж.
Манеры Пизано сыграли с ним злую шутку: Рэймидж поймал себя на мысли, что использование столь неприятного человека в качестве орудия достойно сожаления, и может быть даже Краучера, почти наверняка разделяющего обычное для британского морского офицера презрение к иностранцам, терзают определенные сомнения.
— Ну ладно, — заявил Пизано. — Но я выражаю официальную жалобу на нарушение моих прав.
— Сэр… — обратился к Краучеру Барроу, — Вы позволите мне высказать мнение? Если граф просто желает обратить внимание трибунала на факт, что не может воспользоваться услугами переводчика, то все в порядке. Но если он вносит официальную жалобу, это может послужить причиной того, что лорды Адмиралтейства обвинят суд в нарушении процедуры и отменят его решение.
Краучер посмотрел на Пизано.
— Согласны ли вы, что в протоколе просто будет указано, что услугами переводчика просто не имелось возможности воспользоваться?
— На каком таком коле? Что имеется в виду?
— Нет-нет, — торопливо пояснил Краучер. — Протокол — это, ну, как сказать, письменное изложение всего, что происходит на суде.
— А, в таком случае все в порядке. И покончим с этим. Я занятой человек, — добавил Пизано. — У меня масса дел.
Не теряя времени, пока Пизано не передумал, Краучер распорядился:
— Отлично, мы запишем это немедленно. Помощник судьи-адвоката вручит вам документ, — он сделал паузу, ожидая пока Барроу найдет и передаст бумагу, — на который я попрошу вас взглянуть. Вы его узнаете?
— Да, конечно, это письмо написал я.
— Кому вы его адресовали?
— Тому парню… Как же его зовут? Проддинг… Пробинг… Пробус… Ну тому, который командует маленьким кораблем.
— Не будете ли вы любезны зачитать перед трибуналом содержание этого документа?
Очень ловкий ход, подумал Рэймидж. Но в наших силах затруднить Пизано это дело. Надо только дать ему пару минут, чтобы он успел оседлать своего конька…
— Я составил данный рапорт о недостойном поведении лейтенанта Рэймиджа…
— Как я понял, свидетеля просили только зачитать документ, — заметил капитан Феррис.
— Хм, да. Прошу вас, зачитайте письмо без вступительных ремарок, — сказал Краучер.
— Хорошо. Я читаю: «Уважаемый лорд Пробус, я требую, чтобы указанный лейтенант Рэймидж был обвинен в том, что оставил на милость врагам моего раненого кузена графа Питти на пляже у Торре Бураначчо, а также в том, что по причине его разгильдяйства и трусости была ранена моя кузина маркиза ди Вольтерра…»
