— Хорошо. Я читаю: «Уважаемый лорд Пробус, я требую, чтобы указанный лейтенант Рэймидж был обвинен в том, что оставил на милость врагам моего раненого кузена графа Питти на пляже у Торре Бураначчо, а также в том, что по причине его разгильдяйства и трусости была ранена моя кузина маркиза ди Вольтерра…»
Рэймидж встал и вежливо спросил:
— Можно ли уточнить: свидетель зачитывает оригинал документа или его копию? Если копию, то она должна быть заверена.
— Mio Dio! — воскликнул Пизано.
— Это существенное замечание, сэр, — вмешался Барроу.
— Это то самое письмо, которое я написал, мой собственный почерк. Я его узнаю, — возмущенно сказал Пизано. — Это не копия, что за бредовое предположение!
— Это моя вина, — уныло согласился Барроу. — Мне следовало задать свидетелю этот вопрос прежде, чем он начал читать.
— Прошу вас, продолжайте, — нетерпеливо сказал Краучер.
Пизано заговорил громче, как бы желая предотвратить дальнейшие попытки перебить его. Рэймидж подумал, что, зачитанное вслух Пизано, письмо звучит еще более истеричным и неуравновешенным, чем когда он просматривал его в каюте Пробуса.
Пизано изображал из себя актера, обращающегося к публике — вдохновенный подъем здесь, многозначительная пауза там, при этом все чтение сопровождалось исполненной смысла жестикуляцией левой рукой. Упоминая о ранении Питти граф постучал себя в грудь (не по голове, отметил Рэймидж), а о ранении маркизы — по правому плечу.
Было интересно, о чем думают шесть капитанов, и Рэймидж, утомленный актерством Пизано, стал внимательно следить за ними. Феррис рассеянно рисовал на листе бумаги. Сидящий рядом с ним капитан тоже производил впечатление незаинтересованного зрителя. Что касается Блэкмена — то его мысли прочитать было нелегко — он был человеком скрытным, и без сомнения пытался представить себе воочию, какой эффект произведет письмо Пизано, когда его прочтут лорды в тиши кабинетов Адмиралтейства. Напротив, Краучер выглядел довольным, и снисходительно терпел кривлянья Пизано. Херберт и шестой капитан явно предпочли бы оказаться в этот момент в море.
Наконец Пизано закончил читать и театральным жестом бросил письмо на стол.
— Трибунал допросит вас, — сказал Краучер.
— К вашим услугам, — с поклоном ответил граф.
— Вы видели как упал граф Питти?
— Да, я слышал выстрел и видел, как он упал.
— Вы пришли к нему на помощь? — задал вопрос Феррис.
— Нет, мне было некогда.
— Почему?
— Потому что я знал о ранении маркизы и спешил помочь ей.
— Но неужели не было времени хотя бы посмотреть, как тяжела рана? — не унимался Феррис.
— Рыцарство и честь говорят, что леди превыше всего, — высокопарно заявил Пизано.
— А что вы делали, когда добрались до шлюпки? — спросил Краучер.
— Ждал.
— Кого?
— Маркизу.
— А затем?
— Она пришла вместе с лейтенантом.
— А далее?
— Лейтенант отдал приказ отправиться немедленно, как только придет еще один моряк.
— Вы говорили что-нибудь?
— Mio Dio! Я умолял его подождать графа Питти!
— Но почему вы думали, что граф способен идти? — продолжал Феррис.
Пизано на мгновение задумался.
— Я надеялся на это.
— Как далеко находилась французская кавалерия? — спросил Краучер, пытаясь сменить направление допроса, заданное Феррисом.
— О, — Пизано явно колебался, какой ответ дать. — Весьма затрудняюсь сказать.
— Когда вы впервые пришли к мнению, что поведение лейтенанта Рэймиджа внушает вам опасения?
— О, прежде, чем увидел его. Его план был сущим безумием. Я всем так и сказал. И оказался прав: посмотрите, что получилось. Граф Питти и маркиза ранены…
— Когда вы высказали свою жалобу? — продолжал Краучер.
— Как только встретил ответственного британского офицера.
— Не думаю, что у трибунала есть иные вопросы, — сказал Краучер тоном, пресекшим желание Ферриса говорить что-либо. — Обвиняемый может приступить к перекрестному допросу свидетеля.
Пизано встал одновременно с Рэймиджем, который вежливо обратился к капитану Краучеру:
— Свидетеля должно быть еще беспокоят последствия удара по голове. Можно разрешить ему снова сесть?
— Да, конечно, — согласился Краучер. — Садитесь, пожалуйста.
Пизано сел, не сразу догадавшись, что Рэймидж таким образом получил преимущество смотреть на него сверху вниз.
— Граф Пизано, — начал Рэймидж, — как крестьяне, так и маркиза разъяснили вам, прежде чем вы отправились…
— Наводящий вопрос, — прервал его Краучер. — Вы не должны задавать вопрос, подсказывающий свидетелю, какой ответ он должен дать.
— Прошу прощения, сэр. — Рэймидж снова обернулся к Пизано.
— Когда вы узнали, что за вами прислали только маленькую шлюпку?
— Крестьянин рассказал мне об этом.
— Сколько всего вас было?
— Шестеро.
— А сколько человек решило отправиться в шлюпке?
— Вы сами прекрасно знаете.
— Отвечайте на вопрос.
— Трое.
— Почему не поехали другие?
— Им не понравился план.
— А вам?
— Да. То есть я хотел сказать — нет.
— Вам не понравился план, но вы все же пошли?
— Да.
— Вы добрались до шлюпки первым, раньше прочих своих друзей?
— Да.
— Что произошло потом?
— Вы прекрасно знаете: к шлюпке прибыли вы, неся маркизу.
— А после этого?
— Ее приняли на борт.
— Кто?
— Матросы. И вы.
— Но не вы?
— Нет.
— А я забрался в шлюпку?
— Да.
Это была такая наглая ложь, что Рэймидж едва не вышел из себя.
— И вы не слышали, как я расспрашивал матросов о том, где находится граф Питти?
— Нет.
— Ни того, как я звал Джексона?
— Нет.
— Похоже, допрос этого свидетеля складывается не в вашу пользу, мистер Рэймидж, — вмешался Краучер.
Не сказал бы, подумал Рэймидж. Итальянец наслаивает ложь на ложь. И все, что мне остается сделать — добиться максимально точного изложения его истории в протоколе.
Краучер сказал Пизано, что тот может идти, и пояснил значение сказанной им фразы.
Затем капитан посмотрел на Рэймиджа — лицо его светилось триумфом — и объявил:
— Подсудимый может переходить к своей защите.
Рэймидж уже приготовился заговорить, когда Краучер буркнул:
— Разве вы не написали свое выступление? Не хотите ли вы сказать, что нам придется тратить время, ожидая, пока вы продиктуете его помощнику судьи-адвоката? Вам наверняка известно, что сейчас вам следовало лишь зачитать его и передать копию мистеру Барроу?
