class="p1">Никс и сама поразилась мощи этого приказа, но не смягчилась и не дрогнула. Открыла свое горло и сердце и выпустила золотую волну. Шийя сделала то же самое.
Пока эти их волны раскатывались по скалам Пасти, поднимаясь и опадая, обе они вместе нашли единый ритм. Шийя наполнила долину Никс своей песней; Никс сделала то же самое с ее. Возникшая было от этого наложения рябь разгладилась, а их напевы, обретя гармонию, слились в один грандиозный золотой прилив.
Подхваченная этой волной, Никс покатилась вместе с ней, стремительно растекаясь по всей ее поверхности.
Она прицелилась в ту часть пропасти, на которую указывал Грейлин. И волна ударила именно туда, омывая каньоны, распространяясь по соседним ущельям и трещинам, затопляя устья пещер.
В этот момент ничто не могло от нее укрыться.
Те призрачные деревья, которые Никс заметила ранее, оказались живыми, стирающими грань между камнем и плотью и мало чем отличающимися от кораллов. Она ощутила целые колонии крошечных, покрытых оборками существ, заключенных в эти каменные скелеты и питающихся расплавленными минералами и серой в воздухе.
Затем ее унесло в небеса, в стаю крошечных летучих мышей. Они и вправду напоминали юного Баашалийю, как и сказал Грейлин. Никс изучила их, позволив своей энергии проникнуть сквозь мех. И когда это произошло, увидела их полые косточки, их крошечные, охваченные паникой сердца, быстрые сокращения их легких, прочла карту их кровеносных сосудов…
Сами будучи созданиями обуздывающего напева, они пытались спастись от этой волны, ощутив мощный прилив посторонней силы – бросились врассыпную, кувыркаясь в воздухе. Пытались укрыться в тенях, которые не могли их скрыть. Ныряли в норы, в которые Никс могла легко проникнуть. Она растеклась буквально повсюду, во всех направлениях одновременно.
И все же этот напор ее преследовал лишь одну цель.
Неуклонно пытаясь отыскать ее.
Никс вливалась в каждую щель, проникала в каждое обширное пространство, скрытое в стенах каньона. Превратила себя в несущийся по нему поток.
И вот, наконец…
Одинокое сердце вдруг глухо стукнуло в темноте, измученное и отчаявшееся.
Раз, второй, потом еще…
Никс знала мелодию этого сердца столь же хорошо, как и своего собственного. Эта мелодия была маяком надежды, любви, потребности. Она сразу же метнулась на ее зов, надвигаясь отовсюду, со всех направлений одновременно.
И ворвалась в какую-то пещеру, упрятанную глубоко в толще скалы.
Баашалийя съежился на полу, низко опустив голову и туго обернув себя крыльями. Он сиял в темноте чистейшим золотистым светом. Никс увидела его всего целиком, во всех мельчайших подробностях. Его бурлящую кровь, его тяжело дышащие легкие… Огненные контуры его мозга светились обуздывающим напевом, противостоящим враждебному.
Вокруг него в своих логовах на стенах, сосредоточенно сгорбившись, притаились пятеро рааш’ке – глаза их горели тошнотворным нездоровым огнем. Все они нацелились на Баашалийю. Их медные нити власти, запятнанные изумрудной порчей, словно патиной, хлестали по нему, пытаясь пробраться сквозь его чистоту.
Баашалийя был явно измучен, почти полностью выбился из сил. Несколько из этих злокачественных нитей нашли за что зацепиться, глубоко проникнув в него и выпустив из себя усики помельче, похожие на корни пораженного раком дерева.
Никс метнулась к нему.
«Я здесь!»
Он почувствовал ее, его крылья дрогнули. Баашалийя отозвался несколькими робкими нотками, полными надежды, но все еще настороженными. Отвлекшись, он утратил часть своей сосредоточенности, его сопротивление ослабло. Рааш’ке заметили это и набросились на него еще яростней. В пещере забушевала неистовая буря их изумрудной злобы.
«Нет!»
Сияние Баашалийи рухнуло под ее натиском.
Во многих лигах оттуда Никс помимо своей воли так сильно сжала руку Даала, словно пыталась сломать ему кости. И извлекла из него все, что ей требовалось. Она ощутила, как Даал упал на колени, затем оперся на руку.
Пламя пронеслось по всему ее телу, словно прилив. А когда настигло ее в каньоне, Никс повторила свое отрицание, только с гораздо большей силой.
Нет!
Она нырнула вниз, к Баашалийе, окунувшись прямо в его угасающее сияние. И оказавшись там, открыла свое сердце и позволила своей ярости вырваться наружу. Изумрудные нити, впившиеся в Баашалийю, были сожжены дотла. Злобный шторм в пещере бессильно разбился о каменную стену.
И все же Никс не была удовлетворена.
Она проследила за все еще беспорядочно мечущимися по пещере оставшимися нитями до их источников – до всех пяти рааш’ке. И на этом не остановилась. Проникла по этим зеленым усикам еще глубже, прожигая себе путь сквозь мех, кожу, кости. Добралась до каменных сердец и огненных черепов.
И снова повторила свою команду, твердо и яростно.
Нет!
Никс напрочь выжгла нависшую над Баашалийей угрозу – спалила пять сердец и пять черепов на погребальном костре своего существа. И лишь тогда позволила пылающему в ней огню наконец ослабнуть.
Далеко от пещеры ее колени ударились о камень.
Прилив отступил, увлекая ее за собой.
Но прежде чем это произошло, Никс позвала Баашалийю, уже из последних сил пытаясь удержаться на месте:
«Беги, Баашалийя! Лети! Лети за мной!»
Он услышал ее и поднялся с пола, широко расправив крылья.
«Всегда будь со мной!» – пела она ему, призывая последовать за собой.
Вместе с убывающей волной ее неукротимо понесло назад – по туннелям, через вход в пещеру и на открытый воздух. Когда внизу замелькали ущелья и трещины Пасти, Никс с тревогой оглянулась назад.
И тут Баашалийя вырвался из пещеры и взмыл высоко в небо.
«Теперь это уже навсегда!» – пообещала она ему.
Он гнался за ней по небу, а Никс летела задом наперед, увлекая его за собой – домой.
Увы, но это было не все, что она вытянула из огненной Пасти.
Позади Баашалийи, поднимаясь из окружающих пропастей, раскрывались огромные крылья, с каждым ужасающим вдохом расправляясь все шире и шире. Всего семь пар. Крылья чудовищных летучих мышей, по сравнению с которыми Баашалийя казался карликом – комариком перед орлами.
В голове у Никс промелькнул образ прародителя всех ошкапиров – оживший риф, существо неисчислимого возраста и могущества. Здесь было то же самое, только в семикратном количестве. Возраст каждого из этих крылатых созданий наверняка составлял многие столетия, если не тысячелетия. Никс поняла, что грядет – что именно она вызвала своим вторжением. Это был великий разум орды рааш’ке, воплощенный в древней плоти и костях – семь массивных корней, из которых выросла вся колония.
С каждым взмахом этих могучих крыльев вокруг них разрасталась темная грозовая туча силы. С каждой пройденной ими лигой она все густела, становилась все выше. Энергия накапливалась в воздухе, усиливая сернистую вонь и с треском прорываясь зазубренными стрелами – сияющими зловещей изумрудной зеленью – сквозь эти черные облака.
Гроза и крылатые чудища катились прямиком туда, куда стекал постепенно сужающийся золотистый поток энергии. Увлекаемые целеустремленным полетом крошечной летучей мыши.
«Быстрей!» – уговаривала Никс Баашалийю.
Как только ее призрачная сущность достигла валуна, она камнем обрушилась обратно в свое собственное тело. Уже и без того стоя на коленях, упала на руки. С усилием приподнялась, глядя в небо над Пастью.
Баашалийя изо всех сил пытался добраться до нее, отчаянно взмахивая маленькими крылышками.
А позади него вздымалась темная волна, поднимаясь все выше и выше, подгоняемая бурей этих массивных крыльев. Вглядываясь в эту бездну темной силы и зеленого огня, Никс вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд, устремленный наружу семью парами глаз.
У которого был лишь один источник.
Тот паук в тени.
Райф скорчился под тяжелым крылом бездыханного рааш’ке. Рядом с ним на песке лежала открытая сумка. Работал он быстро, представляя себе мрачную ухмылку на лице у Глейс и ужас Даранта при виде смерти его дочери. Резкий крик боли заставил его действовать быстрее.
Он вспомнил угрозу человека с бычьим лицом медленно нарезать Глейс на куски. «Это уже началось?» Ответом на это стали проклятия Даранта и лязг цепей.
– Я оторву тебе яйца голыми руками! – задохнувшись от ярости, рявкнул Дарант. – И запихну их
