расстраивался. И как-то увязался с Льюисом на речку. Он не обращал на меня внимания, и когда я залез в воду – тоже. Мне было лет пять, и я толком не умел плавать. И когда дно под ногами резко кончилось и начался обрыв, то ушел с головой вниз. Запаниковал, конечно, наглотался воды.
– А он тебя спас, – продолжила я.
Удивительно, но история меня увлекла. Возможно, из-за того, как вдохновенно рассказывал ее напарник. Возможно, потому что в моей жизни таких отношений с родственниками не было. А может, потому что Эдриан тоже когда-то был маленьким и в его семье имелись свои проблемы.
– Как видишь, – махнул мне с кровати напарник. – И с тех пор в нем что-то переменилось. Наверное, почувствовал за меня ответственность, не знаю, но он больше не отмахивался от меня, не игнорировал и всегда помогал.
Эдриан замолчал, и я уже думала, что его рассказ закончен, но парень продолжил:
– Мамы не стало, когда мне едва исполнилось тринадцать. Но мы по-прежнему продолжали общаться с братом и время от времени видеться.
– Здорово, – искренне сказала я. – Классно иметь такого брата.
– Да. Классно, – согласился напарник, а потом посмотрел на меня блеснувшими в темноте глазами. – Лара, я не могу его потерять. Он – единственный, кто у меня остался.
– А отец?
– Мы редко видимся и почти не общаемся после смерти матери. – Эдриан снова отвернулся и уставился в потолок. – Да и до этого были не особо близки. Иногда я жалел, что у нас с Льюисом разные отцы, его нравился мне намного больше. Простой, добрый и открытый. Иногда я представлял, как бы все сложилось, будь у нас оба родителя общие.
В комнате снова повисло молчание. Полог тишины напарник так и не снял, он продолжал чуть мерцать на стенах, поэтому за неимением других звуков извне, даже наше дыхание становилось слишком отчетливым и явным.
– Так за что тебя выгнали? – не выдержал первым Эдриан.
– Из академии? – уточнила я.
– Откуда же еще? – спросил счастливый в своем неведении парень.
Как бы там у них с отцом ни было, ему с родителями повезло всяко больше, чем мне, раз задает подобные вопросы.
– У меня там установились не лучшие отношения с одним однокурсником, а из-за него и с большинством остальных, – нехотя начала я. Сама не знаю, почему вообще решила рассказать. Может, ночь такая? Свет Отца почти беспрепятственно проходит сквозь тонкие шторы, деля небольшую комнату на две части. – И как-то раз после очередной неудачной шутки с его стороны я сорвалась и… уничтожила защитный барьер между нами и нежитью, направив ее на шутников. Мы были на практике, если что. А народ оказался к этому не готов, запаниковал. Кто-то получил ранения.
– Значит, они были не очень хорошими некромантами. – Удивительно, но в голосе такого правильного Эдриана, который даже из-за не того поросенка переживал, не слышалось осуждения.
Там, в подвале, были просто студенты, которых преподаватель оставил на несколько минут. Реагенты, будто случайно опрокинутые на меня. Испорченная уже далеко не в первый раз одежда и неприятный запах, который продержится несколько дней.
А нечисть уже была поднята и толпилась за защитным барьером, голодными глазами разглядывая присутствующих. И рассчитанный на сдерживание разномастных зомби, умертвий и прочих недоупокоенных барьер не выдержал моего удара – видимо, никто всерьез не думал, что кто-то из людей попробует его разрушить. Нежить, замершая на мгновение, однокурсники, тут же прекратившие смеяться. И моя команда.
– В итоге самой плохой признали меня. Обвинили в ненадежности и нестабильности. В целом они были правы, я даже сильно не спорила и тем более не оправдывалась.
– Тогда почему тебя исключили? – Эдриан повернулся боком и чуть привстал на локте. – Во время обучения случается всякое…
– От меня потребовали официальных извинений перед пострадавшими, – вот здесь начинается самая грустная часть истории. – А я отказалась и послала всех к умертвиям в задницу.
Потому что не знала, к каким последствиям все приведет. Да если бы и знала – все равно послала бы. Именно об этой части истории я как раз не жалела.
– И все же, если погибших не было…
– Погибших не было, хватило и пострадавших, а еще выпущенных и вынужденно упокоенных учебных экспонатов, и разгромленной в ходе этого упокоения лаборатории, – перечислила общий ущерб я. – К тому же я не сильно держалась за учебу, коллектив как-то не располагал к ее продолжению.
– А дома? Тебя наказали за отчисление? – Я нахмурилась, точно помня, что про дом я никогда Эдриану не рассказывала. – Ты не сирота, Лара, я уже догадался.
– Да. А еще за разрыв помолвки.
– У тебя сорвалась помолвка из-за отчисления? – И столько недоверия в голосе.
– Понимаешь, тот парень, с которым у меня в академии не заладилось, и был моим женихом, – пояснила я. – И я только потом поняла, что он специально провоцировал меня. Его семья не одобрила бы, если бы инициатором разрыва стал он. А тут вроде как все случилось по моей вине. И вообще, какая может быть свадьба, если невеста неблагонадежная и нестабильная?
– Да уж… – Эдриан снова откинулся на спину.
– Зато замуж за него выходить не пришлось, – улыбнулась гревшей меня и по сей день мысли. – Не представляю, как бы мы с ним ужились.
– Мне ты сначала тоже не обрадовалась, – напомнил напарник. – А сейчас, кажется, мы неплохо сработались.
– Как боевая связка? – Я с улыбкой вспомнила сегодняшнее короткое сражение с бандитами.
– И это тоже, – подтвердил Эдриан. – Но согласись, не так уж и плохо летать вдвоем.
– Не так уж и плохо, – согласилась я и из вредности добавила: – Но и не так уж хорошо!
Парень тихо рассмеялся.
На этом наш разговор окончательно завершился, а потом я погрузилась в сладкий, но короткий сон, прервавшийся еще до рассвета.
– Просыпайся, – шепнули мне.
– Уже? – простонала я, натягивая одеяло к самому носу.
– Да, пора, – твердо сказал Эдриан. – Возможно, мы еще успеем что-то найти.
Точно! Морис!
Я рывком сдернула одеяло и села на кровати, от души растерев ладонями лицо. Не время спать. Умылась прохладной водой из графина и переплела растрепавшиеся за ночь косы. Эдриан даже кровать за собой заправил, хотя я себя обычно подобным не утруждала. Вот она, военная дисциплина. Или просто правильное воспитание.
В трактире все еще спали, по залу разносился храп тех, кому не хватило комнат или денег на них. Мы тихо прокрались к выходу, где на стуле кемарил немолодой охранник, он даже не проснулся, когда мы открыли тяжелую задвижку и вышли наружу.
Прохлада ночи в предрассветный час смыла остатки сна. Я подобралась и застегнула до конца куртку, надетую поверх комбинезона. На востоке только-только начинало светлеть, на западе догорали последние звезды. Мы поднялись в воздух и полетели навстречу Матушке и новому дню.
Ближе всего к нам оказалась конечная точка, куда Морис
