конце года? — от гнева не услышал его слова архимаг.
— Ты смотри, чтобы он сам не развел под тобой костер, — аккуратно уцепил его за голову мастер-кукольник, чтобы пригнуть под низкую арку входа и помочь войти в стылый и сырой коридор.
— Ну он хотя бы будет учиться здесь? — пытался успокоиться Кеош.
— Разумеется, в седьмом здании от солнца, — хмыкнул наставник. — Но нам, благословленным тьмой…
«…!!!»
— … не рекомендуется появляться в храмовых чертогах.
Обед в огромной столовой — практически пустой из-за праздников, связанных с приемом новичков — кое-как успокоил и примирил архимага с ситуацией. В конце концов, можно сбежать до конца года — а до того заниматься поиском информации. Библиотека тут обязана быть — как и личные коллекции преподавателей.
Понять бы, кто и зачем вообще построил тут это здание, и какими целями руководствовался… Потому что тот нищий бардак, что был за стенами академии, не потянул бы магов-слуг, а магов-господ тут готовили в слишком большом количестве.
Во всяком случае, вновь стоя среди выстроившихся на площади, Кеош почти не косился на Филиппа, стоящего подле храмовников. Будет время свести счеты.
Обеденное время тут отмеряли по солнцу — стоило светилу покинуть зенит, как толпа стала вновь прибывать до прежних значений. Но до того как жуликоватый распорядитель установил сферу на прежнее место, случилось событие, на короткое время значительно поднявшее архимагу настроение.
Через всю толпу, звонко хлестая кнутами и разгоняя злыми окриками раззяв, неспешно двигалась конная процессия из десятка всадников с белой каретой, запряженной четверкой. Двигались они нагло, нацелившись к стенам академии по прямой, и даже не думая как-то обогнуть людское море, опрометью шарахающееся в стороны.
Остановились они прямо перед линией стражи, уважительно поклонившейся карете и шустро организовавшей парадный коридор до сферы — которую нервничающий распорядитель вместе с тумбой вынес с постамента и установил поближе, тоже согнувшись в поклоне.
Спешившийся всадник расторопно приоткрыл дверцу кареты и распростерся на земле — чтобы изящная ножка девушки, вышагнувшей из экипажа, наступила на его спину, как на ступеньку.
Облик гостьи был прелестен — дивное создание, огненно-рыжее, в ослепительной красоте юности и огромном количестве полупрозрачных лепестков шелка, собранных в единое платье. Единый выдох вожделения и очарования пронесся над площадью — в котором безнадежно утонули два проклятия, произнесенных рядом с именем — Аркадия.
— А ее, ее жизнь я могу попросить? — воодушевился Кеош.
Звонко хлестнула оплеуха — и архимаг еле сдержался, чтобы не ударить наставника в ответ.
— Дурень, тебе же сказали — людскую жизнь проси, — зло проскрежетал мастер. — А это — светлейшая!
— Она что, не человек? — усилием воли спрятал Кеош злой взгляд.
— Из какой ты дыры вылез? — изумился кукольник. — Светлейшие — это не люди. Это — светлейшие, — наставительно произнес он.
— А чем они отличаются от людей? — куда тише спросил архимаг, глядя, как Аркадия с мягкой улыбкой, за которую, казалось, любой ею одаренный убьет не задумываясь, подходит к сфере.
— Рождением, — емко ответили ему, тоном показав, что не намерены продолжать беседу.
«Ну да, ну да — расскажите мне», — рвалось из Кеоша недовольство пополам с ненавистью.
Он еще сотни тому лет назад проверил, что кровь благородных и всех остальных выглядит и течет одинаково.
Архимаг оглянулся, разыскивая иные источники информации — но соученики шустро отступили и отвернули взгляды. Разве что тот блондинчик нагло пялился на Аркадию, пусть и отслеживал краем глаза движения архимага…
Девица тем временем коснулась сферы — и та зажглась благородным алым цветом, вспыхнув протуберанцем пламени изнутри.
Толпа выдохнула вновь, а Аркадия наградила их благосклонной улыбкой. Затем девица перевела взгляд на учеников и удостоила отдельной улыбки церковников — шепот благоговения накрыл площадь; с неприятием и болью на лице дрогнула, когда увидела кукольников — и толпа за ее спиной зароптала нарождающимся гневом…
— Стоять не будем, уходим, — тут же заторопился наставник, тычками заставляя остальных пошевеливаться.
— У светлейших больше одной души, — во время заминки на входе, коснулся блондинчик плечом Кеоша и прошептал ему на ухо: — Угадай, откуда у них остальные?
Архимаг коротко кивнул, заодно пригибаясь для входа. После чего задержался и взглянул на город.
Он сожжет его с востока — чтобы огонь разгонял речной ветер и топил всю грязь в воде.
Где-то наверху стучал молоток, наспех заколачивавший дыры в крыше. Над настилом пола взволнованно перекликались друг на друга слуги, доходя до крика и истерики, полагая, что молодая хозяйка не услышит. А совсем рядом, в подземелье, орал на дыбе домоправитель, сдавая всех причастных под еле слышный скрип стила служки-дознатчика.
Продуваемый ветрами дом, не посещаемый владельцами уже с десяток лет, находился в полном небрежении и был частично разграблен обслугой, деловито распродавшей и перетащившей к себе то, что полагала ценным. Жалование, между прочим, им платилось в полной мере все это время — барон Клодиц, владевший участком земли и строением внутри стен Короны, был богат и пунктуален. Но барона вполне обоснованно считали затворником, а на его богатство и пунктуальность смотрели иначе — не обеднеет, а ежели решит навестить, то упредит заранее, чтобы успеть вовремя уволиться. Вернее, считали, что он не приедет никогда — внутри Короны пустыми стояли множество особняков, обладать которыми полагалось по статусу, но проживать в которых не было никакого желания.
Но потом случилась внучка барона, явившаяся на порог сразу с десятком городовой стражи и дюжиной оружных людей, и бежать стало поздно.
Встречали Аркадию со страхом и тщательно скрываемой злостью — как и всякое ворье, слуги не считали украденное значительным уроном для богатеев, а желание справедливости полагали придурью владетельной стервы. И уже где-то фоном было удивление, что у барона оказалась внучка, ни в малой степени на него не похожая — огневолосая, высокая, прекрасная. При отсутствии у барона официальных детей, факт смотрелся пикантным, сомнительным, требующим обсуждения и дополнительных уточнений. Но не в тот момент, когда признательные показания домоправителя уже на бумаге, а покинуть поместье нет никакой возможности. Всех занимала собственная судьба, жизнь и благосостояние — чего, собственно, Аркадия и добивалась столь эффектным появлением. Ей откровенно осточертело оставлять за собой трупы сомневавшихся.
В холод и влажность подвала вплетался терпкий запах плесени — прекрасной девушке было нечего делать среди паутины и скользких ступеней, ведущих в темноту. Но многие видели, как в
