сжимали пояс рясы.
В последнем кодированном сообщении Скеррена, отправленном с его боевой баржи, говорилось о том, что возглавляемая им флотилия столкнулась с жестокой бурей над горами Драконьего хребта. Однако Скеррен наконец уловил слабый сигнал бронзового артефакта. Обнаружив цель, его баржа и три сопровождающих ее быстроходника направились прямиком в этот бушующий над хребтом шторм.
И с тех пор Скеррен так и не подавал никаких вестей, наконец проявившись лишь два колокола тому назад.
Сообщение поступало медленно, короткими миганиями и долгими засветками – на одну только передачу его ушла значительная часть утра. Теперь ожидание затянулось еще больше, поскольку длинную череду коротких и длинных миганий кропотливо расшифровывали. Дело было уже к полудню, и Врит начал терять терпение.
Он бросил взгляд на хрустальную сферу следящего устройства. Местоположение бронзового артефакта отмечала желтая точка. Она по-прежнему не двигалась, словно застряла на месте. Красная засветка флотилии Скеррена приближалась к ней, уже едва не накрыв ее.
И тут его корабли вдруг остановились, зависнув так мучительно близко к цели.
«Что же там происходит?»
Керес, склонившийся над заляпанным и исчирканным чернилами пергаментом, наконец выпрямился. Сосредоточенно наморщенный лоб у него покрылся испариной от усилий разобраться в новом сообщении Скеррена. Глаза его оставались прищуренными, как будто он до сих пор разгадывал код.
– Странно… – пробормотал Керес.
Врит шумно выдохнул:
– Да Дрейк тебя побери, что там написано?
Лысый Исповедник даже съежился, услышав из уст коллеги столь богохульную брань.
– Выкладывай! – потребовал Врит.
Керес кивнул:
– Скеррен докладывает, что достиг западных склонов Драконьего хребта. Во время перехода он потерял в ледяной буре один из своих быстроходников. И до сих пор точно не знает, что с ним случилось.
Врит лишь отмахнулся от этой потери.
– Это не имеет значения. Что еще?
– Во время своего перехода через горы Скеррен продолжал получать отклики на своем маленьком следящем устройстве и осторожно продвигался в указанном направлении, хотя сигнал то появлялся, то исчезал. Но когда он добрался до дальней стороны Драконьего хребта, местоположение стало более ясным – но также и потеряло всякий смысл.
– Что ты имеешь в виду?
Керес облизал губы.
– Сигнал вроде как исходил откуда-то из самой глубины Ледяного Щита.
– Из-под Щита? – Врит напрягся, представив себе свое бронзовое сокровище, упрятанное вне пределов их досягаемости.
Керес объяснил:
– Потеряв один из своих кораблей, Скеррен придерживал свою баржу и два оставшихся быстроходника. Он опасался спровоцировать что-то, что уже остановило врага. Особенно когда тот так близко. Чтобы как следует все разведать, он отправил группу маленьких скользокрылов – общим числом десять, – чтобы они украдкой спустились по склону ледяной горы, держась вплотную к нему.
Врит кивнул, сразу представив себе эти неприметные одноместные кораблики. Скользокрылы представляли собой не более чем крошечные капсулы с крыльями, подвешенные на обтекаемых летучих пузырях и снабженные единственной маневровой быстропламенной горелкой. Они идеально подходили для скрытой разведки.
– И что же Скеррену удалось выяснить?
– Увы, но вернулись лишь три скользокрыла. Остальные были потеряны. Вернувшиеся рулевые утверждали, что обнаружили огромную, пышущую жаром трещину во льду. Когда они спустились в ее насыщенные паром глубины… то обнаружили совершенно иной мир!
– О чем ты вообще говоришь?
– Они увидели там огромное горячее море. Подо льдом. Во время разведки скользокрылы держались поближе к туману под его светящейся крышей. И, наблюдая с высоты, заметили деревню с людьми – обитателями Ледяного Щита – и лодками. Но самое главное… – глаза Кереса к этому времени стали огромными, – они опознали обломки халендийского быстроходника на его берегу!
У Врита была еще тысяча вопросов, но он сосредоточился на самом важном.
– Противник наверняка потерпел там крушение. Неудивительно, что они не двинулись с места. – Врит крепко вцепился в руку Кереса. – А что бронзовый артефакт?
– Он должен быть где-то там, внизу, но Скеррен постоянно получал различные, иногда противоречивые сигналы, как будто имелись и другие источники, излучающие подобные эманации.
– И каковы его дальнейшие планы?
– Он продолжает сохранять осторожность, особенно после того, как бо́льшая часть скользокрылов пропала без вести. Тем не менее Скеррен намерен вторгнуться в этот мир с помощью двух оставшихся у него быстроходников. Устроить налет на ту деревню, захватить обломки халендийского корабля и обосноваться там.
Слушая это, Врит лишь кивнул.
Но Керес еще не закончил.
– На данный момент Скеррен придержит свой основной корабль, пока все это не будет захвачено, а затем спустится, чтобы устроить заключительную охоту.
Врит прикрыл глаза.
«Наконец-то…»
Хотя один вопрос по-прежнему стоял выше всех остальных.
– Когда? – спросил он.
– Скеррен сейчас заканчивает подготовку к этой вылазке, так что хочет…
Голос Врита стал острым, как кинжал:
– Когда?
Керес прочистил горло:
– С наступлением темноты.
Микейн стоял перед бурей гнева своего отца. Вскоре после полудня его вызвал в зал совета королевский постельничий – высокий, худой как скелет мужчина с крючковатым носом, замогильный вид которого всегда нервировал Микейна в детстве. И нервировал до сих пор, особенно после того, как тот без спросу ворвался в его личную ванную. Микейн, голый и без маски, ощутил себя выставленным на всеобщее обозрение.
Мало кто видел остатки его лица, скрытые под выпуклой серебряной пластиной. Россыпь шрамов искривила уголки его губ в вечной ухмылке, избороздила щеку. Половина носа отсутствовала, превратив его в поросячье рыльце. Неровная узловатая линия пересекала лицо от брови до самой челюсти.
От своей любимой Миэллы подобные ужасы Микейн тщательно скрывал, позволяя ей видеть себя лишь в маске, в том числе и когда ложился с ней в постель. Единственный раз, когда он снял эту серебряную пластину, – это когда взял ее сзади, уткнув лицом в подушку. Но даже тогда Микейн слишком уж остро сознавал свою ущербность, отчего едва сумел обрести мужскую силу.
И, конечно же, никогда не позволял увидеть свое истинное лицо своим детям – ни сыну, ни дочери.
Так что настроение у него уже было отвратительным, когда он поднялся по ступеням позади тронного зала и вошел в зал совета с каменными стенами, крышу которого поддерживали толстенные балки над головой, а пол под ногами устилали многовековые ковры. Огонь в открытом очаге уже превратился в угли, такие же красные, как лицо его отца.
Король Торант ри Массиф, венценосный владыка Халендии, восседал в конце длинного стола из железного дерева. Мантию он сбросил, обнажив расшитый бархатный камзол с оборчатым шелковым воротником. Ярость заострила черты его лица, смягченные лишь ореолом белокурых кудрей, гладко зачесанных на лоб; губы кривила хмурая гримаса. Король молча смотрел на сына через стол.
Микейн ждал, пока отец заговорит первым. Еще больше распалять царственный гнев явно не стоило. По затылку Микейна скатилась капелька пота, но он не осмелился смахнуть ее.
Наконец его отец поднялся, с громким скрежетом отодвинув свое тяжелое кресло. Огонь в глазах короля едва не заставил Микейна отступить на шаг, но предводитель его Сребростражи стоял прямо позади него, преграждая путь к отступлению. И он, и Торин были облачены в легкие доспехи, начищенные до блеска для этой аудиенции.
Торант махнул военачальнику Реддаку ви Лаху, сидящему справа от него:
– Поделись с наследным принцем тем, что принесла нам стая почтовых ворон! Этими депешами с нашего южного побережья.
Микейн выпрямился. Они с Реддаком вернулись в Азантийю рано утром, как раз когда над городом зазвонили рассветные колокола, словно празднуя победоносное прибытие «Крылатого возмездия». Но весть обо всем, что произошло в небе над дымным Дыханием Урта, достигла Вышнего раньше них.
Палуба линейного корабля была уже отмыта от венценосной крови, тело и голова клашанского принца покоились в деревянном гробу. И все же опрометчивый поступок Микейна было не так-то легко скрыть.
В отличие от общего ликования, последовавшего за бомбардировкой Караула Экау, не было ни радостных возгласов, ни звона мечей по щитам, ни потоков эля, ни бесконечных декламаций, восхваляющих его отвагу и доблесть. Атмосфера была мрачной. Все знали, что Южный Клаш в конце концов должен отреагировать.
