Я решила надевать ему шлейку с намордником – и не потому, что он вел себя агрессивно, а потому, что так у меня был шанс достать у него из пасти все объедки, которые он находил на полу!
Познакомившись с Чарли поближе, я поняла, почему прохожий, который нашел его в аэропорту, принес его в приют, а не оставил у себя. Видимо, все дело было в том, что, эта собачка любила похулиганить. Я понимала, что, если Чарли не станет служебной собакой и попадет в семью, есть вероятность, что рано или поздно его вернут в приют из-за плохого поведения. С другой стороны, если у нового хозяина будет опыт общения с терьерами, если он будет понимать, что по природе своей эти собаки склонны идти наперекор, возможно, Чарли и спустят с рук его проделки. У меня, например, они вызывали лишь умиление. Но человека, который решился бы впервые завести собаку и купился бы на очаровательную и обманчиво невинную мордашку Чарли, ждало бы настоящее потрясение! Вот о чем я думала, пока Чарли жил у меня. Мне очень хотелось, чтобы он все-таки остался со мной, но решать было не мне.
Всю неделю в обеденный перерыв я водила Чарли на прогулку в парк Баттерси. Он был счастлив оказаться на улице и беззаботно носился, не замечая ничего вокруг.
Но вот неделя подошла к концу, и я услышала радостную новость.
Кинологу с телевидения нашли другую собаку, и Чарли снова поместили в реестр собак в поисках новых хозяев. Услышав об этом, я тут же отправилась в офис и подписала документы, согласно которым становилась официальным владельцем Чарли.
Вскоре выяснилось, что у Чарли весьма горячий темперамент. В основном он проявлялся в вопросах обладания предметами. Случись так, что к нему в лапы попадал теннисный мячик или другая игрушка, он смотрел на меня предупреждающим взглядом, словно хотел сказать: только посмей его у меня отнять! С людьми он также вел себя любопытным образом. В целом он не проявлял к ним интереса, но очень любил дразнить. Например, на пути на работу в электричке он махал хвостиком и смотрел на пассажиров своим неотразимым взглядом. Но стоило кому-нибудь наклониться к нему, чтобы познакомиться поближе, как он тут же отворачивался и уходил! Это было его любимое занятие: завлечь человека, чтобы тот обратил на него внимание, а после наотрез отказаться общаться. Мне постоянно приходилось объясняться и извиняться за его поведение, говоря его «жертвам»: «Простите, Чарли сегодня не в настроении». Не могла же я признаться, что эта очаровательная маленькая собачка на самом деле ужасный манипулятор.
Чарли освоился в нашем офисе: он находил себе стул или уголок и дремал там. На работе и во время обеденных прогулок он вел себя довольно спокойно. Но иногда все же скакал по моему столу, садился на клавиатуру и печатал тарабарщину своей пятой точкой. Когда мне нужно было встать из-за стола и уйти, я всегда предупреждала: «Чарли, мое кресло не занимать!» Но он меня, естественно, не слушал. Стоило мне скрыться за углом, как в кабинете раздавался стук маленьких лапок, и я слышала, как он запрыгивает на кресло.
При этом он как-то предугадывал мое возвращение (по запаху или по звуку), потому что стоило мне приблизиться к двери кабинета, как кресло начинало вращаться, Чарли спрыгивал и бежал на свое место. Я часто спрашивала у него: «Если ты такое умеешь вытворять лапами, представь, что бы ты устроил, будь у тебя руки?»
Он не отвечал мне, но я и так знала ответ. Чарли нравилось выставлять людей и собак дураками, и ему не нужны были друзья – ему вполне хватало одной меня. В глубине души я гордилась тем, что лишь на мою долю выпала эта привилегия.
Других собак он «терпел» и больше всего на свете любил их дразнить. К несчастью для большинства четвероногих, которым выпало с ним пообщаться, Чарли был намного умнее их. Я не уставала поражаться его фантазии в изобретении новых способов одурачить своих товарищей.
Когда моя соседка по квартире завела стаффордширского терьера, Чарли взял на себя роль его наставника. Он бегал вокруг кофейного столика с игрушкой в зубах, подначивая стаффика сыграть с ним в догонялки. Так они и бегали кругами, пока стаффорд не начал хватать Чарли за пятки. Тогда Чарли нырял под стол и выныривал с противоположной стороны, оставляя бедного щенка в полном недоумении.
Спустя некоторое время я поняла, что хитрости Чарли можно найти полезное применение. Когда в приют поступали новые собаки, темперамент которых требовалось оценить – к примеру, борзые или шотландские овчарки, что раньше участвовали в забегах, – Чарли отлично выполнял роль подсадной утки. Мы выпускали собак по разные стороны от проволочного забора, а потом Чарли принимался бегать туда-сюда, проверяя охотничий инстинкт новичков. Этот тест помогал нам понять, не станет ли сильный охотничий инстинкт собаки проблемой для нового владельца, и дать хозяевам верный совет.
Бывало, что я просто подводила Чарли к забору, по ту сторону которого стояла «новенькая» собака, и наблюдала за его поведением. Обычно он вел себя заносчиво, и если вдруг начинал пятиться, это был тревожный знак. Значит, с этой собакой следовало быть настороже: она излучала некую энергию, которую мы, люди, не могли уловить.
Итак, постепенно Чарли освоился дома и у меня на работе и начал показывать свое истинное лицо.
Днем, в перерывах между прогулками, он копил силы, а как только возвращался домой, в течение пяти минут носился по квартире, как угорелый. Я называла эту пятиминутку «танцем кружащегося дервиша». После этого он падал на диван рядом со мной и лежал там уже весь вечер. Но по ночам он занимался какими-то своими делами. Посреди ночи часто рыскал по квартире, и я начала воображать, чем занимается Чарли, когда его никто не видит. Я была убеждена, что он втайне разрабатывал планы мирового господства, причем с самого детства. Когда люди замечали, какой он хулиган, я отшучивалась: «Наверняка его первым словом было ругательное». И узнав его поближе, они со мной соглашались.
Со временем стало ясно, что Чарли больше не вырастет, но свой малый рост он компенсировал недюжинным умом и отвагой. Он унюхивал теннисный мячик за километр и, чтобы добыть его, готов был продираться сквозь живую изгородь. Для него не существовало слишком сложных препятствий, и любую преграду он встречал в лоб. Как же случилось, что этот маленький задира завоевал мое сердце и поселился в моем доме? У него была удивительная способность обаять любого, и он заводил себе друзей повсюду. Те, кто постоянно ездил с нами в электричке в одно и то же время, стали уступать ему место, хотя мне приходилось стоять! Поскольку обычно Чарли демонстрировал полное равнодушие к ним или в прошлом даже отворачивался от них на сто восемьдесят градусов, они очень удивлялись, когда он забирался к ним на колени. Изумленно взирая на него, осторожно пробовали погладить, потом поворачивались ко мне и произносили: «Смотрите! Так значит, я все-таки ему нравлюсь!»
Чарли же смотрел на меня с лукавым блеском в глазах, и я понимала, что на самом деле у него на уме. Но мне не хватало духу признаться, что этого маленького пройдоху интересует только одно: место поближе к окну. А пассажиры продолжали умиляться Чарли и даже приглашали его на летние барбекю и дни рождения. На Рождество его личный фан-клуб забросал его вкусняшками в праздничной обертке, носками, набитыми подарками, и даже открытками! Мне, разумеется, никто ничего не подарил. Чарли сидел, окруженный друзьями и подарками, а я думала: ах ты, маленький подлец! Но я горячо любила эту вздорную собачку со всеми ее достоинствами и недостатками.
Если Чарли решал быть очаровательным, перед ним никто не мог устоять. К счастью, мордочка у него была из тех, что вызывает в людях жажду потискать собаку, и в этом он недостатка не испытывал.
Но я научилась распознавать его настроение. Если он перекатывался на спину и притворялся миленьким тихоней, я предупреждала: «Не поддавайтесь на его уловки. Он притворился лапочкой, но не хочет, чтобы его трогали». Когда он сидел на своем любимом кресле в нашем офисе, мы, наученные горьким опытом, даже и не пытались прогонять его с места. Часто он делал вид, что очень хочет, чтобы его погладили, но если человек тянулся к нему, кусал его, не давая дотронуться. Все это было частью его коварного плана!
Думаю, замышляя свой план покорения мира, Чарли разработал целый арсенал секретного оружия, стратегий и амуниции. Его проделкам не было конца, и он страдал манией величия, которая проявлялась очень забавным образом: поймав свое отражение в зеркале, он выпячивал грудь! Готова поспорить, в этот момент он воображал, что видит в зеркале не свою симпатичную лохматую мордочку, а как минимум гигантского ротвейлера!
Пожалуй, этим и объяснялась растерянность, отражавшаяся на его лице всякий раз, когда я подхватывала его на руки и несла куда-нибудь. Он измерял взглядом расстояние до земли, потом смотрел на меня и словно спрашивал: как тебе это удалось? Наверное, ты очень сильная!
