через комнату. Вытащила из углового шкафчика и развернула, как пергаментный свиток, надорванный кусок серого холста. Это был тот самый портрет, которого Алтерка не видел со времен картофельного бунта в Шклове.
Наверное, мать жаловала портрет отца еще меньше, чем его память. На протяжении многих лет она держала его свернутым и засунутым в какой-то шкафчик. Кусочки благородных масляных красок тут и там отвалились, один глаз затянула плесень, уголок рта стерся. Но сходство между портретом покойного Менди и его живым сыном нельзя было не заметить. Алтерка не верил своим глазам: человек знает собственное лицо хуже, чем лица близких ему людей. Алтерке захотелось окончательно убедиться в своем сходстве с портретом.
— Мама, — сказал он, — у тебя нет под рукой зеркальца?
Эстерка холодно улыбнулась и свернула портрет:
— Все еще не веришь?.. В зеркало ты посмотришься потом… Может быть, ты немного полнее, здоровее своего отца, дай Бог тебе долгих лет жизни. Но лицо… — Она утомилась и присела. На этот раз — не на кровать, а на стул. В ее глазах появился стальной блеск: — Я больше не хочу скрывать этого от тебя. Менди, твой отец, поломал мне жизнь. Есть вещи, которые не забываются… Вчера, когда ты так неожиданно приехал… Я бы хотела, чтобы ты правильно понял…
— Хорошо. Я понимаю. Сходство тебя оттолкнуло и напугало… Но ведь и до моего приезда ты была по отношению ко мне не лучше. Вспомни прошедшие годы. Ты — на Украине, я — в Петербурге…
Эстерка скрюченными пальцами ухватилась за портрет. Уголки ее рта опустились. Но она быстро овладела собой:
— Многого, сын мой, ты не поймешь. Лучше будет, если не… Но именно так все и было. Хочешь — верь, хочешь — не верь! Когда сходство с твоим отцом — во внешности, в характере — стало таким отчетливым…
— В характере тоже?
— Тоже. Ты вылитый он. Его необузданность, его горячность… Вспомни, как ты вел себя с родственницей, жившей в нашем доме… с Кройндл…
— Она тебе рассказала? Мне так и казалось, что ты знаешь…
— Знаю. А когда я узнала, что ты полностью стал мужчиной… так рано стал мужчиной, меня охватили злость и горечь. Не от тебя одного я тогда отдалилась…
— Я знаю. Ты рассталась и с Кройндл, и со своим аптекарем… Как его там звали? Шик, Йосеф Шик. Да-да, я помню… Но только скажи, мамка! Ты сейчас собираешься, как я вижу, рассказать мне всю правду… Чья дочь эта девочка, сиротка Кройндл?..
Эстерка вздрогнула:
— Чья дочь? Что это вдруг?.. Я тебе уже сказала.
— Да, ты сказала. Но мне как-то не верится, что она дочь того несчастного арендатора, за которого Кройндл вышла замуж в Лепеле…
— Не верится? Почему?
— Еще вчера, когда ты начала рассказывать о муже Кройндл, что он… Смотри-ка, да ты в лице изменилась! Я подозреваю, что…
— Что? — хрипло прошептала Эстерка.
— Что ты так пугаешься? В Петербурге я не раз слыхал, как деды, злясь, говорили между собой, что твой аптекарь с короткой фамилией… Как его там? Шик… Что он был к этому причастен…
Эстерка вздохнула с облегчением:
— Ты имеешь в виду моего отца и реб Ноту?.. Они знали?.. Как они об этом говорили?
— Полунамеками, недоговорками. Как старики разговаривают между собой, когда малышня их слышит. Это было уже давно. Я был тогда еще мальчишкой. Но понимал намного больше, чем они думали. Я понял, что твой бывший жених имел дело с Кройндл… В твоем доме и у себя в аптеке. И что замужество Кройндл в Лепеле было вынужденным… Муж начал с ней ругаться сразу же после свадьбы, а она — с ним. Если бы Кройндл не умерла родами, они все равно бы развелись…
Чем дольше говорил Алтерка, тем просветленнее и спокойнее становилось лицо Эстерки. Только что выглядела подавленной — и вот она уже обаятельно улыбается и даже лукаво хихикнула. Это было совсем на нее не похоже. Она погрозила пальцем своему единственному сыну:
— Не он один любил Кройндл… Ты — тоже.
Внезапное веселье Эстерки вызвало у Алтерки беспокойство. Его глаза загорелись:
— Да, она же тебе рассказала. Рассказала, не стесняясь…
Острым чутьем женщины, спасающейся от подозрения, Эстерка почувствовала, что надо воспользоваться растерянностью Алтерки, чтобы еще больше оглушить и ослепить его. Она намеренно насмешливо посмотрела ему в лицо:
— Она все мне рассказала. Про коптилку, которую ты потушил. Про ночь в ее спаленке…
3
Алтерка покраснел, что случалось с ним редко. Он больше не мог выдерживать взгляда матери. Ему показалось, что не подобает матери разговаривать с сыном так открыто и… таким голосом. У него начал заплетаться язык:
— Если так, то возможно… что эта малышка… сиротка Кройндл… Как ты думаешь?
— Нет-нет-нет!.. — поспешила успокоить его Эстерка. Она боялась, чтобы ее слова не слишком уж его потрясли. — Малышка? Нет. Она — дочь Йосефа Шика. Ведь я годами его мучила. А Кройндл пожалела… Она поначалу сама дразнила его, надевала мои платья, делала такую же прическу, как я. Но понемногу, понемногу… Все началось с комедии, с игры. Знаешь ли, у женщин так часто получается…
— Теперь я понимаю, — вздохнул Алтерка. — Поэтому ты с ним и рассталась.
— Да.
— А малышка, ты считаешь…
— Я, можно сказать, уверена. Она похожа на него. Такие же волосы были когда-то у Йосефа Шика. Когда он был еще моим учителем…
— Когда я вчера увидел ее, она кого-то мне напомнила. Правда. Но я никак не мог понять, кого…
— Ее считали недоношенной. Она родилась через семь месяцев после свадьбы Кройндл. Но муж не захотел поверить в это. И у него были для этого определенные основания. Поэтому я и бросилась в Лепель сразу же после смерти Кройндл и удочерила сиротку. Я знала, что она осталась в дурных руках. Вдовец ни минуты со мной не спорил. Он, кажется, был рад отделаться от девочки…
— Но потом все-таки он приезжал ее навестить. Ты, кажется, вчера об этом упоминала…
— Когда малышка подросла. Насколько я понимаю, он хотел убедиться… Увидев, что она ничуть не похожа ни на него, ни на свою покойную мать, он уехал еще более обозленным, чем приехал. Сразу же после этого он во второй раз женился. И с тех пор даже не пишет.
— Маленькая Кройндл тоже помнит визит отца. Помнишь, как она поймала тебя вчера на лжи?..
— Да, помню.
— Она умна, — Алтерка цинично рассмеялся и добавил: — Как все незаконнорожденные.
— Что это за речи?…
— Успокойся, мама. Ты ведь сама рассказала… Я
