долларами, которые появлялись одинокими разведчиками, а не батальонами. Пока не настало время загарпунивать китов, Джон был готов удить корюшек.
Упорством можно добиться многого, даже не совершая крупномасштабных операций. В те ранние дни карьеры мистера Макичерна его наблюдательный взор не упустил взять на заметку неких лоточников, которые мешали движению экипажей, мелких торговцев, создававших неудобства для публики на тротуарах, и содержателей ресторанчиков, склонных не закрывать свои заведения в час ночи. Его розыски в этих сферах не остались втуне. В относительно короткий срок он накопил 3000 долларов — цену его повышения в сержанты. Платить 3000 долларов за повышение в должности было ему отнюдь не по вкусу, но приходится тратить часть капитала, чтобы инвестиции оставшегося капитала приносили доход. Мистер Макичерн перешагнул через свои предрассудки и поднялся по иерархической лестнице на ступеньку выше.
Он обнаружил, что его возможности как сержанта полиции заметно расширились. Проницательному человеку предоставлялось больше удобных случаев. Мир, казалось, закишел филантропами, жаждущими «положить ему на лапу» и оказать то одну, то другую небольшую любезность. Макичерн букой отнюдь не был: он позволял им «класть на лапу» и принимал маленькие любезности. Вскоре он обнаружил в своем распоряжении 15 000 долларов, которые мог потратить на удовлетворение любой фантазии. Как ни странно, именно такая сумма требовалась для повышения его в капитаны. Каковым он и стал. И тогда ему открылось, что Эльдорадо было отнюдь не просто вымыслом поэта и что Поле Дураков, где можно горстями собирать золото и серебро, не менее реально, чем Бруклин или Бронкс. Наконец-то после долгих лет ожидания он стоял, подобно Моисею, на горе, глядя вниз на Землю обетованную. Он добрался до местонахождения Больших Денег.
Книга, которую он читал в настоящую минуту, представляла собой записную книжечку, куда он имел обыкновение заносить свои финансовые операции, многочисленные и разнообразные. Что итоги были удовлетворительными, сомнений не оставляло: улыбка на лице мистера Макичерна и мирная позиция подбородка служили тому достаточным доказательством. Записи касались недвижимости, железнодорожных акций и десятка других прибыльных размещений капитала. Он был богат.
Таков был факт, о котором его соседи и не подозревали, благо близких отношений он с ними и не поддерживал — никаких приглашений не принимал и к себе никого не приглашал. Ибо мистер Макичерн вел большую игру. Другие флибустьеры одного с ним ранга довольствовались тем, что слыли богачами в кругах, где нормой была умеренная состоятельность. Но в мистере Макичерне теплилась наполеоновская искра. Он намеревался стать уважаемым членом высшего общества — причем английского высшего общества. Многие люди замечали неоспоримый факт, прочно внедрившийся в его сознание, что Англия и Соединенные Штаты разделены тремя тысячами миль океанских глубин. В Соединенных Штатах он будет полицейским капитаном в отставке, а в Англии — американским джентльменом с солидным, ничем не обремененным состоянием и красивой дочерью.
Его дочь, Молли, главный, руководящий импульс его жизни. Впрочем, будь он холостяком, то все равно не удовлетворился бы смиренной карьерой полицейского, презирающего взятки. С другой стороны, если бы не Молли, он, наживая свое нечестное богатство, не чувствовал бы, что ведет своего рода Священную Войну. С тех пор как его жена умерла, когда он еще пребывал в сержантах, оставив ему годовалую дочку, честолюбивые помыслы Джона Макичерна были неразлучно связаны с Молли.
Все его мысли устремлялись в будущее. Нью-йоркская жизнь представляла собой не более чем подготовку к грядущему великолепию. Ни единого доллара он на ветер не выбрасывал. Когда Молли вернулась домой по окончании школы, они зажили просто и уединенно в небольшом доме, которому вкус Молли придал особый уют. Соседи, знавшие о его профессии и видящие, на какую скромную ногу он живет, говорили друг другу, что, во всяком случае, есть хотя бы один полицейский, руки которого не запачканы взятками. Им были неведомы потоки, которые день за днем, год за годом текли на его банковский счет, периодически меняя направление, чтобы излиться в наиболее доходные русла. Пока не подойдет время великой перемены, его девизом оставалась экономия. Расходы на жизнь удерживались в пределах официального жалованья капитана. Все, что он получал сверх, пополняло его сбережения.
Он закрыл книжечку с удовлетворенным вздохом и закурил новую сигару. Сигары были единственной роскошью, которую он себе позволял. Он не пил, ел самую простую пищу и умел носить одежду так, что она сохраняла благопристойный вид необычно долгое время, но никакая страсть к экономии не могла заставить его отказаться от курения всласть.
Мистер Макичерн сидел и размышлял. Час был поздний, но он не испытывал ни малейшего желания лечь спать. Его дела приблизились к кульминации. Много дней Уолл-стрит сотрясался очередным приступом перемежающейся лихорадки. Слухи сменялись контрслухами, пока наконец из хаоса не взмыл вверх, подобно фейерверочной ракете, курс именно тех акций, в которых он был заинтересован больше всего. В это утро он продал свой пакет, и результат вызвал у него легкое кружение головы. В мозгу Джона воцарилась мысль, что наконец-то настало ожидаемое время. Теперь он мог в любой момент осуществить заветную перемену.
Выпуская клубы дыма, он упивался этим фактом, но тут дверь отворилась и впустила бультерьера и бульдога. Замыкала процессию девушка в кимоно и красных тапочках.
— Молли! — сказал полицейский. — Почему ты на ногах? Я думал, ты давно спишь.
Могучей рукой он обвил ее плечи и привлек к себе на колени. Рядом с его необъятной фигурой она выглядела даже миниатюрнее, чем была. Распущенные волосы и красные тапочки, болтающиеся в футе над полом, придавали ей сходство с маленькой девочкой. Глядя на нее, Макичерн просто не мог поверить, что миновало девятнадцать лет с той минуты, когда поднятые брови врача упрекнули его за односложное бурканье в ответ на новость, что новорожденный младенец — девочка.
— Ты знаешь, который сейчас час? — сказал он. — Два ночи.
— Слишком поздний, чтобы сидеть здесь и курить, — сурово сказала Молли. — Сколько сигар ты выкуриваешь за день? Только вообрази, что ты женат на женщине, которая не позволяет тебе курить!
— Ни в коем случае не препятствуй своему мужу курить, милочка. Заруби себе на носике и вспомни, когда выйдешь замуж.
— Замуж я вообще не собираюсь. Буду сидеть дома и штопать твои носки.
— Если бы! — сказал он, привлекая ее к себе еще ближе. — Но в один прекрасный и недалекий день ты выйдешь замуж за принца. А пока — марш в кровать. Час слишком поздний для…
— Бесполезно, милый папочка. Я так и не смогла уснуть. А пыталась не один час. Считала
