пекло, с которым наши ведьмы-зимы не могут справиться.
У меня нет припасов.
Нет еды.
И укрыться негде.
В земле, возможно, есть вода, а может быть, и нет. Смотря как давно здесь шел дождь. Моей магии может и не хватить, чтобы найти ее.
А если я ничего не сделаю, семья может погибнуть.
«Ты сильнее, чем думаешь».
– Всему свое время
Одежда у меня вся в поту. Джинсовые шорты промокли насквозь, а майка прилипла к телу.
Как же жарко.
Какое-то время я просто неподвижно сижу на земле. Зимнее солнце нависает так устрашающе низко, что мне кажется, будто у меня галлюцинации. По идее, в такое пекло оно должно висеть высоко в небе, но оно находится прямо у горизонта. Какое же оно яркое.
Слишком яркое для зимы.
Я с трудом поднимаюсь. Ноги у меня трясутся, а голова кружится. Сделав несколько глубоких вдохов, я иду к женщине. Каждый шаг дается с трудом, словно к ногам привязаны гири. И почему я не позавтракала. В последний раз я ела вчера, но лучше об этом не думать.
– Как вас зовут? – спрашиваю я, подойдя к теневым.
Дети лежат на земле, они дышат быстро и часто. Им, наверное, не больше восьми лет.
– Хочу домой, – плачет ребенок.
Или они не замечают меня, или от жары им уже все равно.
– Анджела, – отвечает женщина. – Пожалуйста, помоги отвести их вниз, – напряженно торопится выговорить она. – Становится все жарче, а у них нет сил, чтобы идти. – Она уже плачет. По щекам бегут крупные слезы.
На земле рядом с детьми лежит пустая бутылка воды.
– У вас еще есть вода?
Она качает головой.
– Так, Анджела, я Клара. Я помогу вам.
Из рюкзака женщины свисает толстовка.
– Нужно укрыть детей от солнечного света. Отведите их к скалам и найдите палку, чтобы сделать шест. Просуньте одну сторону толстовки в щель между камнями, а капюшон натяните на палку, чтобы сделать навес. Иначе они еще больше сгорят.
– Нет-нет, нужно спустить их к главной дороге. Им нельзя быть на такой жаре.
– Не получится, только если взбираться по склону горы, – тихо произношу я, глядя на солнечный барьер. – Другой путь прегражден. Видите вон то сияние вдалеке? Где воздух как будто искаженный?
Анджела кивает.
– Это солнечный барьер. Ведьмы ставят его для тренировки. По сути, это тонкая стена концентрированного солнечного света. Вам не пройти через нее.
– Но с тобой же кто-то был… Я сама видела. Он не может нам помочь?
Я делаю глубокий вдох. Внутри меня закипает ярость, когда я думаю о мистере Берроузе и его безрассудном испытании.
– Он уехал, – говорю я.
Анджела смотрит на меня широко распахнутыми глазами и отодвигается от детей.
– То есть мы тут застряли? – стараясь не разжимать зубы, спрашивает она.
– Да.
Анджела начинает судорожно дышать.
– Нужно увести детей отсюда. Помоги мне.
Кожа у них вся красная, а сами они вялые из-за сорокаградусного пекла.
– Нам некуда идти, – как можно мягче произношу я. – Отведите их в тень, а я поищу воды.
– Где?
– В почве. В траве. В камнях. Где угодно.
Анджела пару секунд пристально на меня смотрит.
– Так ты ведьма, – догадывается она.
Я киваю.
– Отведите детей в тень.
Один ребенок начинает плакать, когда Анджела уговаривает их подняться и пойти к скалам. Взяв пустую бутылку, я разворачиваюсь. У меня обезвоживание, а я так потею, что оно лишь усиливается.
На такой жаре я ничего не могу делать. Голова вообще не соображает. Но все же солнце скоро сядет, и нас накроет долгая зимняя ночь.
Вода. Нужно найти воду.
Солнечные ожоги не страшны ведьмам, но все равно мы чувствуем истощение и получаем тепловые удары. На таком солнцепеке без укрытия и воды я смогу протянуть дня три, если повезет. Но у теневых нет столько времени.
Мистер Берроуз вернется до того, как станет слишком поздно. Он просто обязан.
«Когда у тебя останется только магия, когда лишь на нее ты сможешь положиться, ты научишься ее почитать».
Только сейчас я понимаю суть испытания. Мистер Берроуз намеренно подверг теневых опасности, чтобы я использовала магию. Он знает, что без нее они погибнут.
Где-то в глубине души мне просто хочется лечь и умереть прямо тут – пускай потом мистер Берроуз расхлебывает кашу, которую заварил, – но оно, конечно, того не стоит. И я не хочу, чтобы Анджела и ее дети страдали.
Я оглядываюсь назад. Анджела спешит к детям, держа палку. Она вонзает ее в землю, растягивает толстовку между палкой и скалами и укладывает детей под импровизированный навес.
Я иду дальше, прислушиваясь к любым звукам воды. Но все тихо.
Я взываю к магии. Она слабая и тусклая, но я ее чувствую.
Может, просто посидеть немного.
Я сажусь и запускаю руки в землю. Делаю пару глубоких вдохов и посылаю магию в почву. Легкий мороз холодит меня изнутри. Мысли становятся чуть яснее. Но в магии нет той напористости, к которой я привыкла в зимнее время года. Она медленная и тяжелая, едва откликается на жару. Тело так отчаянно пытается охладиться, что энергии на магию почти не остается. Она скользит по земле как в замедленной съемке.
Но ее хватает, чтобы найти воду. Спасибо тебе, Солнце, за недавний дождь, который напитал почву влагой. Остается лишь вытянуть ее из земли и создать небольшую тучку.
Главное, не обращать внимания на пот, стекающий по шее и лицу на грудь. Вода, которую я теряю, никак не восполняется.
Я сажусь на корточки и закрываю глаза. Моя магия – лишь тень самой себя. На такой жаре она в лучшем случае неэффективна, а в худшем – бесполезна.
Но я все равно направляю все силы на влагу в почве. Я тяну и тяну, и наконец появляется маленькая тучка. Руки дрожат, зубы стиснуты, невыносимое пекло грозится рассеять мою тучку еще до того, как я вызову дождь. Я подтягиваю облако к бутылке и как можно осторожнее осушаю его.
Воды едва хватит для одного, что уж говорить о нас четверых. Но уже хотя бы что-то.
Я оглядываюсь на Анджелу. Она вдалеке, но я вижу, что дети лежат в тени, а она рядом с ними.
Солнце садится за горизонт. Последние лучи окрашивают небо в оранжевые и розовые тона. И светило исчезает. Вокруг тишина.
Над полем сгущаются сумерки, и вскоре уже наступает темнота.
Я достаю телефон и включаю фонарик. «Батарея почти разряжена» – появляется на экране предупреждение.
Я иду к Анджеле и детям.
– Это все? – спрашивает она
