Она задумалась, а где теперь Фредди. Забавно было бы, если бы…
Чертовски странная история, как ни крути, думал Перси. Не вполне английская. Бросить старых друзей и так исчезнуть. Не похоже на Хлою. Жутковатое дельце. Он будет по ней скучать, черт побери, они потом снова могли бы сойтись. Чувство юмора у нее, конечно, подкачало, но с такой внешностью это и не важно. Какая жалость.
Он посмотрел на часы.
– Пора принимать ванну, как по-твоему, старушка, если идем на ревю?
– Что? О! Да. – Встав, она наградила его коронной улыбкой маленькой девочки. – Ты еще меня не поцеловал, дорогой.
– Все, что хочешь, через минутку получишь, малышка Мейзи, – любовно сказал Перси.
– Красивая она, правда? – сказала Сильви, протягивая газету.
– Ага… Кто? А, та девушка, которую убило в катастрофе.
– Бедняжка. Про нее мало что написали. Хорошо известная в высшем свете… Я видела иногда ее фотографии в «Татлер», она обедала с разными людьми, сам знаешь, как бывает.
– Чем она еще занималась?
– Делала кого-то счастливым, наверное, – мягко сказала Сильви. – Как и я. Или я не делаю?
Гумби подошел к дивану, на котором она лежала, и, обняв, крепко к себе прижал.
– Ты правда клянешься, что все будет хорошо, да?
– О чем ты, глупенький? Конечно, все будет хорошо. В наши дни это пустяки. Как постричься сходить. – Она счастливо рассмеялась.
Вернувшись в кресло, он снова взялся за газету. Сильви вернулась к вязанью.
– Интересно, каково это, – произнесла она, – быть такой красивой и ходить в разные интересные места?
– Ад, я бы сказал.
– Не все же время. Ну, для нее он закончился. Бедняжка.
– Они ног ее не показывают, – сказал Гумби. – Наверное, оно и к лучшему.
– Она все время носила тончайший шелк. Всегда. Куда бы ни ходила. Это помогает больше, чем ты думаешь.
– А я все равно рад, что на тебе женился.
– И я, Гумби. – Она вздохнула с полнейшим удовлетворением. – А уж я как рада!
– Угощайтесь, миссис Мэддик. Чайник еще полон.
– Благодарю, миссис Рейдипул. Я всегда говорю, нет ничего лучше доброй чашки чая.
– Для вас это был страшный удар, и вам она как нельзя кстати.
– Это верно.
– Она вам что-нибудь оставила, если позволите спросить?
– Сотню фунтов.
– Ну надо же!
– Сто фунтов, миссис Рейдипул. Она мне сама сказала в тот день, когда составила завещание.
– И когда же это было?
– Да всего за два дня до отъезда. Пришел стряпчий, и мы достали виски, а потом он ушел. «Эллен, – говорит она, – я написала завещание и оставила тебе сто фунтов, дорогая…» Временами она была такой любящей. Ну а я вообще не знала, что сказать, так была огорошена. Я сказала: «Уверена, вы очень добры, мисс Марр, надеюсь, у вас не несчастный случай на уме, потому что эти летающие машины бывают опасны, но не так опасны, как кое-кто за рулем», а она в ответ: «Ты про меня, Эллен?» – и рассмеялась, а я говорю: «Я чувствую себя в большей безопасности, когда вы там наверху, чем внизу, мисс Марр». Право слово, миссис Рейдипул, уж как она отчаянно гоняла. Но теперь все в прошлом и быльем поросло, а она у ангелов.
Шмыгнув носом, она высморкалась.
– Это милосердие Провидения, миссис Мэддик, что она составила завещание… Как раз вовремя, можно сказать.
– Я всегда говорю, Провидению виднее, и не нам в нем сомневаться. Но вы же поймете, дорогая, почему я ни словечка дурного против мисс Марр не вымолвлю, хотя после всего того времени, что была…
– А вы были с ней долгое время.
– Ну, не будет и пяти лет в будущем августе…
– Нисколечко не удивилась бы, если бы показалось много дольше.
– И то верно. Мне со многим приходилось мириться. – Она снова шмыгнула носом.
– Ну конечно, дорогая. На этих светских красоток не угодишь.
– Они совсем как дети. То одно, то другое. Вверх, вниз. То вспыхнули, то нос воротят. Никак не могут решиться.
– А она… – Миссис Рейдипул красноречиво повела рукой.
– Нет, этого у нее не отнимешь, и никакого секрета тут нет. И ничего другого, хотя и не буду утверждать, что она не принимала кое-что по ночам, чтобы заснуть. Очень плохо спала.
Миссис Рейдипул кивнула:
– Я всегда говорила, миссис Мэддик, никак не заснешь, если тебя совесть гложет. А тут еще разгульная жизнь с танцами до упаду. Только логично. – Она поближе придвинула стул. – А вы знали, что она гуляет с этим лордом?
– Да если бы вы сами пришли и мне сказали, миссис Рейдипул, я бы вам не поверила. Про сэра Иврарда Хейла, баронета, поверила бы, или про его светлость герцога Сент-Ивса, и даже про того мистера Уолша, не будь он пару месяцев как женат…
– Уж вы-то первостатейных мужчин повидали, миссис Мэддик.
– Всякого разбора у нас бывали, но только не этот лорд Шеппи, позвольте вам сказать. Он вечно ей названивал, и когда бы ни звонил, всегда одно и то же: мисс Марр принимает ванну, позвоните попозже; мисс Марр только что ушла, перезвонит вам, когда вернется; никогда у нее и словца для него не находилось, а он все донимал ее день и ночь.
– Взял измором, как говорится. А в дверь никогда не хаживал?
– Да я в глаза его не видела. Конечно, как женщина честная не скажу, что творилось, когда меня там не было. Я ведь там не ночевала и не могу сказать, что бывало по ночам.
– А! – Миссис Рейдипул придвинулась еще ближе. – Вы думаете, она свободных нравов была?
– Не могу ни да ни нет вам ответить, миссис Рейдипул. Вольности на словах себе позволяла, не буду отрицать, но ничуточки не удивилась бы, если одними словами все и ограничилось бы.
– Женская природа есть женская природа, дорогая, против нее не пойдешь. Да еще столько лет…
– А она и не шла, миссис Рейдипул, – очень серьезно ответила Эллен.
– Ага! Вот мы и продвинулись.
– На этом я стою. У меня глаз верный, точно вам говорю, в прошлом она родила маленького.
– Вам виднее, миссис Мэддик. Не могу сказать, что меня это удивляет. Я сама только что сказала, и вы меня сами слышали, женская природа есть женская природа. Но это было до того, как вы к ней поступили, конечно.
– Не могу сказать когда, но, как вы, миссис Рейдипул, сказали, еще до меня. И скажу вам, что думаю. Если захотите поискать мужчину, не стоит искать дальше того, кто был в самолете.
– Теперь вы дело говорите, миссис Мэддик.
– Я много думала. Как я посмотрю, до него наконец дошло, что надо поступить с ней по справедливости, но она и знать его не желала, и кто бы стал ее винить, раз ее так бросили. А потом она подумала, что есть бедный маленький мальчик без имени и что он сам будет лордом, если она выйдет за его отца и ради него собой пожертвует, если понимаете, о чем я, миссис Рейдипул.
– Я, конечно же, ее не знала, как вы, дорогая, но видела ее фотографии и видела его и первым делом подумала: «Странно, что такая красивая девушка поехала с таким образиной», и если все так, как вы говорите, это действительно жертва.
– А теперь она ушла в последний свой приют, и что станется с бедным маленьким мальчиком, если маленький мальчик действительно существует, одному милому Боженьке известно. Однако, рискну сказать, что-нибудь да подыщется, если предоставить это Ему.
– И я всегда так говорю, миссис Мэддик. Если можно сыскать способ, Он его сыщет.
Эллен кивнула, а потом вдруг заплакала.
– Она была такая красивая, а теперь вся поломатая, и она оставила мне сто фунтов.
– Будет, милая, я знаю, что вы чувствуете, и это делает вам честь. Выпейте еще чашечку чаю, и нальем туда чуток чего-нибудь, чтобы вас подправить.
Встав, она направилась к буфету.
– Совсем недавно она сидела тут со мной, мы смотрели на нарциссы, – сказал пастор. Уже не было нарциссов, не было Хлои.
Эсси дотронулась до его колена.
– Не надо горевать, Альфред. Красивым отпущен короткий век. Старость не приносит им радости.
– Верно, моя дорогая, и смерть пришла за ней внезапно. Она смерти не боялась, она сама мне говорила. – Тем не менее он вздохнул и покачал головой, немного утешенный.
– Ты думаешь о том мужчине?
– Да. Жаль, что приходится.
– Обязательно ли предполагать, что они были вместе?
– Она говорила, что едет за границу и, возможно, не вернется. Едва ли она собиралась ехать одна.
– Они могли пожениться очень давно и расстаться. Она могла снова взять себе девичью фамилию. Потом они воссоединились снова.
– Ты в это веришь, Эсси? – с надеждой спросил он.
– Не пробовала. Но наверное, могла бы, если бы захотела. Просто мне кажется, что это не важно. Не могу поверить, что первое, что сказал Бог, когда к Нему вернулась эта несчастная душа, было: «Вы поженились в тысяча девятьсот двадцать пятом?»
– Несчастная? – переспросил пастор, решив пропустить мимо ушей остальное.
– Не говори мне, что она была счастлива, Альфред, я тебе не поверю. Я бы сказала, вся ее развеселая жизнь была попыткой скрыть от себя самой, как она несчастна.
