– А вот куда, – пробормотала я, собираясь внутри так, как меня учил Джонни. Танцор-афроамериканец в Центральном парке.
– Ты сломаешь но...
И я прыгнула. Бум! Слегка отбила пятки. Надо чаще тренироваться. А то кого физрук будет показывать своим методистам.
Я посмотрела на Зета и чуть не рассмеялась. Весь в каких-то объедках, в банановой кожуре. Ну что, Капитан Невозмутимость?! Вы растерялись?
– Что ты творишь? – сердито воскликнул он, выбираясь из бака.
– Очень хотелось посмотреть на твою истинную сущность, – засмеялась я.
– Очень глупо! – со злостью сказал он, – ты могла ногу сломать! Это по-детски!
– Это того стоило, – улыбнулась я, – зато теперь я верю, что ты живой человек, а не маг, йог или вампир какой-то!
– Да? А ты меня правда испугалась? – спросил он, снимая с уха банановую кожуру.
– Конечно. Особенно когда ты своими предсказаниями меня пугал.
Он довольно улыбнулся, а потом бросил кожуру обратно в бак и расхохотался.
– Действительно, смешной получился у меня прыжок. А я и забыл, что ты чемпион по прыжкам. Я же видел, как ты сиганула в бассейн.
– А ты чемпион предсказаний. Ну, предскажи что-нибудь...
– Тебе предстоит...
– Вот они! – закричал Макс.
Он выскочил из запасного выхода маленького вестибюля, который Рыжий как-то открывал девушкам в мини-юбках. Макс бросился к нам, но Зет схватил меня за руку и пробормотал:
– Предстоит бежать, кажется!
А Максу крикнул:
– Извини, дружище! На самолет опаздываем!
Я даже на секунду в него влюбилась. Повторю, на секунду.
Глава 19,
в которой я немного говорю по-английски
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил Зет, когда мы добежали до дома Анны Семеновны.
К счастью, она жила совсем недалеко от Воробьевых гор. В обычной хрущевке-пятиэтажке за цирком. Где-то у цирка Макс от нас отстал. Видимо, понял, что, даже если догонит, какие он нам предъявит обвинения? Что мы сидели в мусорном баке у первого гуманитарного? А что в этом такого?!
Тем более что прыжков наших он не видел.
– Да. Сейчас пять утра. Меня она еще, может быть, и пустит, а вот вдвоем с тобой – вряд ли. И Макс может еще догнать нас.
– Ну, пусть приходит, – сказал Зет с делано свирепым видом, а потом улыбнулся и добавил: – Я буду медитировать на скамейке. Спать не хочешь?
– Ну что ты... Такой адреналин в крови...
Я поднялась на седьмой этаж, где жила Анна Семеновна, позвонила в дверь.
– Оливер, фу! – крикнула она совершенно обычным, не скрипучим голосом.
Потом все стихло, видимо, она смотрела в глазок.
Дверь открылась, и мне в ноги сунулся ее ужасно пушистый «двор-терьер» Оливер с хитрой, немного лисьей мордочкой.
– Что случилось? – с тревогой спросила Анна Семеновна.
На ней была плотная белая ночнушка без намека на кружево и розовый халат а-ля мисс Марпл. Она укуталась в него, скрестив руки на груди. Я поморщилась от голоса, который зачем-то снова стал скрипучим.
– Все в порядке, извините за ранний визит. У меня срочный вопрос. Дело...
Я запнулась. Села на корточки, чтобы погладить Оливера. И уже, глядя на нее снизу вверх, сказала:
– Дело касается украденной рукописи.
– Это дело решено, – строго сказала Анна Семеновна.
– Не совсем... И я вам докажу это. Если у вас есть альбом с фотографиями выпускников.
– Выпускников какого года?
– Перестаньте, пожалуйста, скрипеть! – не выдержала я, – того года, когда выпускался мой папа!
– Гаянэ! – с возмущением произнесла Анна Семеновна, – вы вламываетесь в чужой дом в пять утра, просите об услуге, да еще и оскорбляете хозяйку!
– Я не оскорбляю. Я прошу не притворяться.
– Это особенности голосовых связок! Если выпить чай...
– Я слышала, как вы отозвали Оливера обычным голосом, – устало произнесла я, разуваясь и проходя в гостиную.
– Я выпила чаю до того... – начала Анна Семеновна и осеклась.
Поняла, какую глупость чуть не сказала. Я давно подозревала, что Анна Семеновна притворяется. Ей нравится манипулировать людьми. И еще удивлять их. Надо же, какой волшебный голос! Скрипит-скрипит, а выпьешь чаю (в лучших английских традициях!) – не скрипит. Милая деталь, работает на образ преподавателя-легенды. Но меня сейчас интересует только правда!
Гостиная была тоже в духе мисс Марпл. Круглый столик на львиных лапах, за которым она, наверное, чаевничает с престарелыми подружками.
На подоконнике – ваза, в ней – веточки лаванды.
Диван, обитый бордовой тканью, на подлокотнике которого (ну, конечно, как же иначе?) – раскрытый том Агаты Кристи, с пожелтевшими страницами. Спинка дивана густо усеяна шерстью Оливера.
Я вздохнула, села на черный лакированный стул у подоконника. Ощутила запах цветочного мыла, исходящий от лаванды.
Анна Семеновна по-прежнему стояла в дверях, скрестив руки. Оливер тоже не приближался ко мне, угадывая настроение хозяйки.
– Я никому не скажу про ваш голос, – пообещала я, – вы альбом принесете?
Она подумала немного, а потом вышла. Через некоторое время она вернулась с фотокарточкой. На ней несколько студентов стояли, обнявшись, на фоне главного здания МГУ.
– Вот ваш папа, – сказала Анна Семеновна обычным голосом, усаживаясь рядом со мной, – а рядом с ним...
– Генрих Андреевич, отец Анжелы, – вздохнула я, – а вот эта красавица в светлом плаще – это же Лилия Леонтьевна?
– Да, она всегда выглядела превосходно, – улыбнулась Анна Семеновна, – все? Are you satisfied[24]?
– Не совсем. Скажите, какие отношения были у Лилии Леонтьевны и Генриха Андреевича?
– О чем это вы? – насторожилась она и погладила Оливера.
– Ну, может, он был в нее влюблен?
– В нее была влюблена половина курса, коллега. Половина мужской части курса, конечно. А она всегда была гордой и неприступной. Уверенной в себе. Умела настоять на своем. Они с Генрихом, например, часто спорили, что важнее в переводе – теория или практика? Сейчас, когда они уже являются профессионалами каждый в своей области, они понимают, что это спор о курице и яйце. В переводе важны и теория, и практика. Но тогда... Генрих ратовал за реальный язык. Язык газет. Журналов. Комиксов.
– Комиксов?
– Да, коллеги из Бостонского университета лингвистики снабжали нас классическими американскими комиксами, чтобы студенты могли погрузиться в реальный язык, на котором разговаривают англичане и американцы. Лилия эти комиксы терпеть не могла.
– А Генрих любил, – сказала я.
– Да. Он даже учился рисовать в таком стиле...
– Рисовать? – переспросила я.
И вот тут-то мой гениальный профессор, моя без пяти минут мисс Марпл наконец сообразила, к чему я клоню. Сейчас она была похожа на вытащенную из воды рыбу, то раскрывающую, то закрывающую рот. Не хватил бы удар от волнения!
– Погодите, Гаянэ! Вы... вы были на кафедре?! Когда? Видели эту ужасную картинку?! О боже! Какой позор!
– Я видела эту картинку, – произнесла я спокойно, подражая Зету.
Я могла бы ей сказать, что никакого позора в этом нет. Что я художник и что в сети я навидалась всяких рисунков. Что Генрих Андреевич (а в том, что это был он, я уверена) хотел задеть Лилию Леонтьевну. Он за что-то ей мстил и выбрал такой странный способ. Но не стала я ей этого говорить. Потому что не могла простить ей, что она наказала невиновного человека.
– Картинку нарисовала Варя Петрова, – упрямо сказала Анна Семеновна, поджав губы.
Я встала. Выдохнула навязчивый запах лаванды. Положила фотографию на стол. Из окна я видела Зета. Он больше не медитировал на детской площадке. Качался на качелях.
– No, – сказала я, – Petrova is innocent. And I’ll prove that[25]. А секрет вашего голоса я никому не выдам. Don’t worry[26].
Глава 20,
в которой я все гадаю – будет драка или нет?
Мы устроились на рюкзаках между бассейном и входом в первый гуманитарный. Справа от меня сидел Ботаник, слева Зет. В хорошем романе про девочек они бы недовольно косились друг на друга, ревнуя меня, но эти двое, похоже, спелись.
Я, правда, тоже не была похожа на героиню традиционного романа для девочек. Прежде всего потому, что на мне был бурый свитер с дырками. Я надела его в надежде, что мой талисман поможет нам провести встречу.
А спелись ребята в прямом смысле. Зет протянул Ботанику наушник, и оба с удовольствием погрузились в прослушивание классической музыки.
– Вальс номер 58? – переспросил Ботаник за моей спиной.
Зет кивнул.
– Чей вальс-то? – проворчала я, стряхивая со спины ползающий туда-сюда проводок, скрепляющий их наушники.
Оба улыбнулись, и я в очередной раз почувствовала себя дурой.
– Мы, к вашему сведению, ловим здесь преступника, – напомнила я этим двоим гениям.
– Шопен этому занятию не помеха, – сказал Ботаник.
– Точно, – поддержал Зет, – классическая музыка помогает структурировать реальность, понимаешь? Она помогает находить ответы на вопросы.
– Тем более что некоторые вопросы так и остались без ответов, – добавил Ботаник.
