подобрать — не знала. Жаль девицу было, да только Вешка и сама не часто с кем дружила, все же в родной деревне от ней старались подальше держаться. Не гнал, конечно, никто, молодежь даже на свои праздники порой зазывала, али по грибы, но так, чтоб с кем по душам поговорить, так только с бабусей. Та же хоть и добра к внучке была, но все ж не подружка. Потому и подбадривала Весенья Анисью, как умела, надеясь, что та ее тепло искреннее почует.
Немка же, казалось, словно мысли ведуньи прочитав, ту за руку взяла, неуверенно так, у самой пальчики дрожат, но Веша ей так улыбнулась на то, и сама ее руку в своей сжала, что полегчало мигом. Чувствовала Анисья, что Весенья — добрая душа и что магика и правда не боится, стало быть, и ей, наверное, не стоит.
Дом родной покидать, конечно, жалко, да только страху она здесь и боли натерпелась, что и к лучшему отсюда уйти. Ничего хорошего ее здесь не ждало, девушка то понимала. После смерти матери некому было за нее заступиться, а люди ее никогда не любили, слишком сильно она от них отличалась внешне. Другой, быть может, обозлился бы на весь мир кругом, за что только пришлось уродиться с этаким уродством? Да семья Анисью любила, отец был добр, мать тоже… Поздним ребенком она у них появилась, долгожданным. И не видели родители в любимой дочери изъяна. Друг друга тоже любили, своим примером дочь взращивая. И от мира злого извечно защищали. Жаль лишь, что не стало их рано, не успела Анисья сама отпор давать научиться, потому и попала в такую беду. А что теперь ее ждет — уж не важно, только бы больше никто из мужиков не приставал, да не глумился.
Лесьяр тем временем метлу в руки взял, шепнул той на древко что-то, так метла рядом с ним в воздухе и повисла. Девушки только переглянулись изумленно. Вешка каждое чудо словно жадина впитывала, смотрела на него с этаким восторгом и тем и Анисья от ней заражалась. А когда все они взлетели, от земли отрываясь, девицы в ступе, а Лесьяр с ними рядом — на метле сидя боком, немка и вовсе рассмеялась беззвучно, глядя как Веша со смесью страха и веселья распахнутыми глазами на землю ускользающую из-под ног глядит. Самой вот тоже страшно было, но не слишком. Чай, магик знает, что делает.
— А меня научишь так? — выкрикнула Весенья, наблюдая за тем, как ловко Лесьяр на метле сидит, расслабленно почти. Тот улыбнулся, на ученицу со смехом в глазах поглядев.
— Может быть, когда нити освоишь.
— Освою! Вот обязательно освою! — то ли его убеждая, то ли себя саму.
Лететь пришлось долго. Почитай, целый час уже на ногах стояли, спина уж затекать начала, что у одной, что у другой.
— Далеко еще? — все же протянула Весенья, не зная уже, куда деть себя. Анисья вот тоже с ноги на ногу переминалась, да вздыхала порой.
— Скоро прибудем, — и не обманул. Спустя десяток минут лес расступился, являя широкую поляну. В центре же ее огороженная забором из частокола, стояла громадная изба, да не простая, а на курьих ногах.
Тут же обе пассажирки встрепенулись. Весенья вперед подалась, едва не вываливаясь. Так свесилась, что Лесьяру пришлось скорей поближе подлететь и за шкирку ее ухватить, иначе бы точно выпала.
— Ты что творишь? — отругал любопытную, внутрь обратно запихивая.
— Мы что, к бабе Яге летим?! — не сдержавшись задала прямой вопрос, и смотрит в упор.
— Ты ее только в лицо так не зови, — скривился Лесьяр, — не любит она этого.
— Но как же..? — знала Веша про ту бабку много сказок. Да и кто не знал? Детей непослушный часто ею пугали. А кого-то, говорят, и в лесу кидали, той на съедение. Поймает, домой к себе приведет, в клеть посадит. Несколько дней покормит как следует, а после — посадит на пихало, да в печку сунет, запечет, а потом и сожрет.
Да только и про Лесьяра говорили многое, потому решила Весенья сама поглядеть, что дальше будет. Не стал бы Лесьяр сюда Анисью провожать, коли бы те сказки правдой были. Не стал бы ведь?
Переглянулись пассажирки, да выбора у них не было. Анисья вот сжалась вся, да смотрела на приближающуюся избу, словно котенок побитый. Головой замотала, Вешу под руку хватая, словно упрашивая, мол «не надо туда». И столько страха в глазах ее отразилось, что и самой ведунье не по себе стало.
И только хотела вопрос Лесьяру задать, да опасения свои высказать, как что-то странное происходить начало. Избушка точно на корточки присела, грузно так, тяжело. А после распахнула дверь и, точно язык, вывалила наружу лестницу. И сразу по тем ступенькам побежали детские ножки. Ребятишки разного возраста — и мальчишки и девчонки, высыпали на улицу, прыгая, да руками размахивая.
— Дядя Лесьяр! Дядя Лесьяр летит! — кричали радостно. Вот тут Веша с Анисьей еще боле опешили. Дети Хозяина Топи точно доброго дядюшку встречали.
Опустились на землю, и ребятня Лесьяра живо обступила, в объятиях стискивая.
— Ну, полегче, — вроде и голос недовольный у колдуна сжатого в детских руках, да только не ругается на них, прочь не гонит, а только руки поднял, метлу от малышни спасая, да стоит-терпит, пока те успокоятся.
— А кто это с тобой, дядя Лесьяр? — спросила девчушка лет пяти. Сама в сарафанчике беленьком, красной росписью расшитом, в руке — кукла тряпичная. Косички вот с ленточками заплетены, а щечки, что у того хомячка. Губки бантиком надула и смотрит на Анисью с Вешкой, глаза щуря.
— Привел к вам кое-кого. Позаботиться надобно. Могу я то тебе доверить, Калинка? — и говорит сурово так, точно со взрослой, да миссию почетную вверяя. Остальные тоже от него оторвались и к девушкам обернулись. Было тут всего семеро ребятишек. Трое девчонок, да четверо мальчишек. Самому старшему лет двенадцать на вид, а Калинка, почитай, самая младшая. Девчушка Анисью взглядом строгим не по годам смерила и кивнула Лесьяру, который на немку им указал.
— Добрались, наконец? — из дверей послышался старушечий голос. Скрипучий, низкий, но бойкий. А после и сама обладательница показалась. Вешка обмерла. Бабуська сама седая, волосы в небрежный пучок собраны, да поверх платок накинут, нос горбатый, а глаза зеленущие, точно у какой мавки. В ушах — серьги тяжелые, на шее ожерелье с каменьями. Ступила она на лестницу, подол приподнимая, чтоб не наступить на оный, а Вешка не сдержавшись туда
