устройство высокочастотной установки? Ведь если не теперь, то через четыре—пять лет создастся положение, когда невозможно будет себе и представить помещение для закалки без нагревательного аппарата, работающего на высоких частотах.
Инженер Юкс взял из-под проекта толстую пачку бумаг, покопался в них, нашел то, что искал, и поманил нервничающего посетителя поближе.
— Почитайте, Пальтсер, почитайте этот документ. Как видите, наконец получим долгожданное сокровище.
От радостного волнения Пальтсер покраснел. Такого ошеломляющего сюрприза он никак не ожидал. До сих пор дело стопорилось из-за огромной стоимости аппарата. Теперь, казалось, все заботы будут разрешены разом. Лудильщики смогут отправить свои газовые печи в засолку и наконец-то начать работать по-человечески. И закалка точных деталей примет теперь совсем другой вид. Быстрота и точность уже не за горами.
— А где же его установят? — спросил Пальтсер, едва сдерживая волнение: огромный аппарат мог отнять у экспериментатора даже его нынешний жалкий уголок, но при удачном размещении мог стать и прекрасней базой для опытов.
— Это — пустое дело. Тут сейчас такая стройка заварится, что только держись.
— Ясно. Во всяком случае в нынешнее помещение для закалки аппарат не поместится. Три газовых печи по крайней мере следует сохранить, а если разломать старый горн, площади все равно не хватит.
Главный инженер вдруг поднял усталые глаза и воззрился на стоящего у стола человека, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Подождите-ка, но ведь вас... в субботу был разговор... гм... Вас вызывали в отдел кадров?
— В отдел кадров? — Пальтсер застыл в напряженной позе. — Нет. Я ничего не знаю. А в чем дело?
При упоминании об отделе кадров у «человека с прошлым» екнуло сердце, хотя он и не знал за собой никаких новых грехов. Он вспомнил, с какой точностью выполнялись все формальности при его поступлении на завод, и несколько успокоился.
— Я зайду туда?
— Ну, если вас еще не вызывали... Не знаю, может быть, следует подождать.
— Естественно. Конечно. Извините, что побеспокоил.
— Да нет, ничего. Я вас очень хорошо понимаю.
Пальтсер побежал обратно со смутным чувством. На лице Юкса трудно было что-либо прочесть. Возможно, он не хотел болтать об известном ему секрете, пока отдел кадров не скажет свое слово. К увольнению с завода, казалось, нет никаких причин. Следовательно — перевод на другое место. Ничего иного как будто не могло случиться.
В дверях цеха он столкнулся с мастером смены.
— Вы из кадров?
— Нет. Я был у главного инженера.
— Ага. Тогда знаете что, идите сейчас же в кадры.
Пальтсер повернулся и теперь уже нормальным шагом направился в контору. Какое-то глубокое предчувствие начало создавать фантастическую картину повышения. Терять соседство помещения для закалки инструментов совсем не хотелось. Но все руководящие должности в цехе экспериментальных инструментов заняты. С точки зрения опытов лучше всего работать поближе к автоматическим штампам, туда приходит больше всего материалов для опытов. В свое время он говорил об этом с Юксом. Очевидно, Юкс запомнил. Но нечего радоваться преждевременно. У Юкса других дел немало, и никогда не бывает в точности так, как поначалу думается или хочется. Во всяком случае, что-то должно измениться, и едва ли в худшую сторону. Все-таки выстоять восьмичасовую смену у станка ради зарплаты, а потом вместе с лудильщиками второй смены возиться в переполненном помещении — это не база для творческой работы. Жизнь развивается. Завод расширяется и — высокая частотность, высокая частотность! Не слишком ли много хорошего сразу? Разумнее предположить, что случится нечто плохое. Может быть, какая-нибудь работа в отрыве от завода? В таком случае надо будет заартачиться, ведь тогда все опыты пропадут зря. Ну, что еще?
Пальтсер стоял в коридоре и судорожно пытался думать о худшем исходе. Не для того, чтобы, думая о плохом, втайне надеяться на лучшее, как это часто делают мнимые скептики. Ему просто неловко было думать о какой-либо руководящей или контролирующей должности в цехе экспериментальных инструментов, поскольку такая должность, дающая лучшую возможность для организации опытов, связана все-таки с повышением, а серьезный работник начинает думать о нем лишь тогда, когда соответствующее предложение уже ему сделано.
Будь что будет.
В канцелярии, заставленной шкафами и столами, сидела худая пожилая женщина. Прямые седые волосы с отдельными темными прядями ложились на воротник вязаной кофты. Острый крючковатый нос опускался почти до тонкой верхней губы, и все ее костлявое лицо напоминало голову птицы. Поэтому могло показаться удивительным, что, заговорив, она не каркнула, а произнесла мягко и нараспев:
— Пальтсер Вамбо Херманович?
— Да.
— У вас отец и брат за границей?
— Возможно, так.
— Что значит — возможно?
— У меня нет с ними никакой связи с тех пор, как они уехали...
Казалось бы, Пальтсер должен быть достаточно опытен в формулировке таких ответов. Но он почему-то говорил медленно. Наверное, потому, что мысль его была занята вопросом: зачем они опять об этом спрашивают?
— В то время моря были минированы и шла война, — добавил он в пояснение.
— Значит, вы до сих пор ничего о них не знаете?
— Нет, ничего. Все написано в анкете.
— Да. Написано. Но ведь они состояли в «омакайтсе», этого вы не указали.
— Но я-то там не состоял.
— Вы служили в немецкой армии.
— Это у меня указано. Сведений о других не требовалось.
— Могли написать об этом в автобиографии.
Пальтсер не отвечал. Молчание не всегда означает согласие. Отец и брат всю жизнь были ярыми националистами, и их мелочность и жестокость вызывали в молодом математике чувство отвращения еще тогда, когда все жили под одной крышей. Теперь об этих двух мужчинах остались лишь обрывки воспоминаний. Почему он должен связывать их биографии, их мелочные идеалы со своей биографией и со своими идеалами?
— Я могу заново написать автобиографию, так, как это желательно. Но едва ли я сам от этого стану лучше или хуже.
— Видите ли, Пальтсер, мы не можем вас держать на заводе. Вы живете в заводском общежитии?
— Да, — ответил Пальтсер глухо, уже зная, что здесь, в этой комнате, нет смысла терять время. Сразу же к Юксу, сейчас же.
— Вам следует учесть, что и место в общежитии автоматически подлежит освобождению.
—
