я тебе позвонить?
— Конечно.
— О похоронах они там ничего не сказали?
— Нет. Попозже я попытаюсь связаться с Лээсом. Он ведь обещал все узнать.
Похороны майора Алликмяэ в Таллине прошли тихо и незаметно: как раз в это время в Москве умер генералиссимус Сталин.
Где жить? Главный инженер Юкс подал надежду, что удастся зацепиться в городе, и Вамбо Пальтсер не хотел неожиданным отъездом в деревню разрушать эту перспективу, тем более, что его собственные желания полностью с нею совпадали. Все еще может наладиться, если только выдержать, если только перетерпеть, не сдаваться и побеждать один день за другим.
С каждым днем становилось все труднее. Комендант общежития хотел все точнее знать, когда же Пальтсер в конце концов освободит свою койку. Было бы очень приятно сказать коменданту: «Мой поезд уходит утром в 5.30», как сказал когда-то в Тарту один гордый и оскорбленный молодой человек. Теперь молодой человек стал старше и был далек от пустых вспышек обиды. Теперь он уже перешел на старший курс в школе жизни, он знал цену вещам и не считал для себя невыносимо унизительным пробормотать извинение и попросить у коменданта отсрочки. Еще несколько дней. Еще два-три дня.
На машиностроительном заводе обещали рассмотреть вопрос о его приеме на работу. В заводском общежитии есть свободное место. В электромеханической ремонтной мастерской его оформили бы на работу сразу, но, к сожалению, у столь маленького предприятия нет жилплощади. Трамвайному тресту необходима рабочая сила, однако на свободное место в общежитии нельзя рассчитывать, пока двух парней не призовут в армию. Возможности, к сожалению, не совсем точно соответствующие потребностям.
Оформиться на работу на машиностроительный завод не удалось. Парни из трамвайного треста получили отсрочку до весны из-за учебы. На вагоноремонтном заводе в общежитии уже шли внутренние отделочные работы, требовалось подождать еще месяц-два! Месяца два!
А где жить?
— Ты иногда ходил к сестре в гости, разве они не могли бы приютить тебя на время? — беспокоился Тралль. Он был расстроен неудачами Пальтсера больше, чем сам неудачник.
— После университета я у них прожил несколько недель.
— Ну?
— Неохота беспокоить.
— Так-то оно так, — вздохнул Тралль и сжал зубы, а острые его скулы вздулись.
Еще тогда зять советовал переселиться к матери в деревню. Почему бы нет? Жилье есть, работы хватит на несколько поколений. Вот из-за этого-то практичного конторского служащего с его советами Пальтсер больше не ходил к сестре. Потому что стоит ему только сказать шутливым тоном: «Ну, Сайма, твой брат опять безработный и бездомный», — как из другой комнаты выйдет, скрипя протезом, инвалид Отечественной войны. Сядет на стул, погладит темную кучерявую головку дочери, словно пытаясь защитить ее от невидимой злобы мира, и начнет поучать, как должен человек сам стараться выправить свою покореженную жизнь.
Но все это еще ничего. А вот позже, когда человек с покореженной жизнью соберется уходить, сестра пойдет провожать его в переднюю. К ее стареющему лицу ничуть не подходит это виноватое выражение. Как будто брат и так не понимает, что сестра помогла бы и приютила, если бы Пауль так сильно не возражал.
Где же жить?
Недостижимость различных почти реальных возможностей начала постепенно утомлять и вызвала в глазах блеск, который можно увидеть у затравленных животных. Чувство неуверенности — это еще не настоящий страх, но оно ему сродни. В такие дни даже молодой человек слышит сквозь гул жизни тему небытия и в бессонные ночи истязает себя мыслями, которые старики вынуждены считать по праву своими: жизнь проходит. Если в молодости не заложен хороший фундамент для плодотворной поры зрелости, вся жизнь проскальзывает сквозь пальцы, как сухой песок, потому что в пожилом возрасте уже поздно что-либо начинать. В старости можно лишь слегка отшлифовать сделанное ранее, кое-где дополнить.
Михкель Тралль был глубоко огорчен предстоящей неизбежной разлукой с другом. Не то что нервный Мартма. Тот злорадствовал по поводу увольнения Пальтсера. Теперь вдруг и Пуур, и даже Луми узнали, какой крепкий парень этот Пальтсер, какими знаниями он обладает и сколько пользы мог бы получить завод от его опытов, если бы человеку дали возможность работать. Но видите, не дают ведь, не дают! Подлая похвала Мартмы действовала на нервы, и не только Пальтсеру, но и Траллю. Подавленный, словно загнанный в тупик, он напрасно искал ответа на вопрос: что же происходит на самом деле? Классовая борьба? Так говорит Пальтсер. Парень пытается еще сохранять на лице улыбку, говорит, что он лишь ничтожный побочный продукт великой классовой борьбы. Но зачем нужны классовой борьбе побочные продукты, если есть подобные Мартма бесспорные продукты! Их-то и прижимайте, а настоящие люди пусть делают дело.
В последнее время Тралль по вечерам уходил. Где он бывал, об этом не говорил ни слова. Только пыхтел себе под нос и курил больше, чем когда-либо раньше.
Однажды вечером причина его таинственных отлучек выяснилась. Вамбо уже давно лежал под одеялом, когда его сосед появился и стал раздеваться у своей постели. Пальтсеру хотелось поразмышлять, и он притворился спящим, решив, что молчаливый Тралль вскоре спрячется с головой под одеяло. Но тот небрежно подвинул стул, со скрипом присел на край койки и даже засвистел мелодию из фильма о Микки-Маусе. Пальтсер, возможно, продолжал бы притворяться, но шорох спичечной коробки в руках у соседа вызвал сильное желание закурить.
— Разбудил тебя своей возней?
— Ничего. Все равно не спится. Сегодня ходил к Юксу... Он сказал, что надежды терять не стоит, что он уже начал разузнавать. Но черт его знает. Комендант дал отсрочку на два дня, это уж окончательно.
Тралль заботливо повесил свои широкие коричневые брюки на спинку стула, где уже висел пиджак, и, запустив руку под рубашку, чтобы почесать волосатую грудь, произнес с деланной небрежностью:
— Сегодня нашел тебе комнату.
Пальтсер резко приподнялся на локте.
— Мне? Каким образом? А ты сам?
— У тебя пепел упал на простыню. Я сам? А что мне, старому пню...
— Не согласен. Ты что же, думаешь вечно жить в общежитии?
Тралль долго устраивался поудобнее на скрипучей кровати, затем глубоко затянулся и начал осторожно:
— Что одному годится, не всегда подходит другому. Не беспокойся, когда-нибудь и я устроюсь. Комната неважная. Дом каменный. Правда, есть и печь, но старая, плохо греет, сатана.
