на них своим веером из металлических пластин, и двое в страхе убегают.
Первый и второй. Нашел себе клинок по росту… (Напоследок они выкрикивают оскорбления.)
Самурай. Тандзиро! Конечно, ты пребывал в полном неведении, когда твой приказчик подделывал печати, но это не снимает с тебя вины. Поэтому на совете мы решили, что если всю сумму ты внесешь частями в течение нескольких лет, то к тебе можно будет проявить снисхождение и забыть этот проступок. По решению совета завтра утром ты должен передать в нашу платежную контору двадцать рё – в качестве очередного взноса. Тебе это доставит некоторые хлопоты, но ведь такая сумма – не более чем одна сотая часть всего долга. Считай, что тебе повезло.
Ни слова больше.
Но порой молчанье
Красноречивей слов,
Ведь перед нами
Советник князя.
Должность такова,
Что уж сама она внушает трепет.
Выпорхнула птичка из ветвей –
Все-то ее перышки промокли!
Утренняя сакура в росе.
На заре ойран Коноито,
Гостя проводив, сидит одна
В чайном домике «Приют туманов».
С чаркою целительной в руках,
Смотрит, как хозяева хлопочут,
Вынося из зала для приемов
Грязные тарелки, чашки, блюда…
В гостиную входит гейша Ёнэхати, которая живет теперь в Фукагаве. Коноито глубоко задета ее поведением, хотя и понимает что Ёнэхати на роль возлюбленной Тобэя толкнуло чувство признательности, а вовсе не сердечное влечение.
Коноито. Ёнэхати-сан, ты знаешь, что я горда и поклялась самой себе не опускаться до жалоб и колкостей. Это самый твердый мой зарок. Но не слишком ли многое мне приходится терпеть? Конечно, То-сан – мужчина, он мог увлечься, настоять на своем… Но то, что ты мне так отплатила за мою доброту и помощь, переходит все границы…
Ёнэхати. Да, ойран. Каких бы упреков вы мне ни высказали, я все принимаю. Любые мои оправдания будут выглядеть как искусные отговорки. Но дело обстоит все же не так, как вы думаете.
Коноито. С самого начала я понимала, что моей репутации может быть нанесен урон. Я, видимо, ошиблась, когда решила помочь тебе таким образом.
Ёнэхати. Не говорите так! Это я виновата. Действительно, вчера вечером господин Тобэй приходил сюда, а я его сопровождала. Но я была уверена, что господин Тобэй идет к вам, ойран. Я постеснялась заходить с ним за стены квартала, поэтому отправила посыльного с запиской для вас, а сама пошла в чайную на берегу канала, окружающего квартал. По дороге я встретила госпожу Нобуцугу, и поскольку мы давно с ней не виделись, то обе ударились в воспоминания. Ночь я провела в Яманосюку, а наутро пошла встретить господина Тобэя. Заодно и вас, ойран, хотела повидать. И вдруг мне говорят, что То-сан вчера вечером отсюда ушел в другое место и больше не возвращался. Представляете себе мое удивление? Я не знала, что и делать!
Коноито. Мало ли что наговорят эти люди из чайных, когда им хорошо заплатили… (От невеселых дум глаза ее влажнеют.)
Ёнэхати. Конечно, ваши укоры не напрасны, но если бы вы знали, как я измучилась! Сначала я была очень счастлива, что благодаря помощи То-сана смогла уйти из квартала и получить свободу, а если уж быть совсем откровенной – смогла поддерживать Тандзиро. И это все сделала ваша доброта, ойран. Я не нахожу слов, чтобы описать ее.
Однако То-сан, который всегда казался мне человеком светских правил, повел себя так, словно для него не существует других женщин. Изо дня в день: в гостиной, в чайном домике, в закусочной у причала – гостем моим был всегда То-сан, менялось лишь место встречи. И он, которому я так обязана, вынуждал меня любовью вернуть долг благодарности – мы часами сидели лицом к лицу, и мне некуда было отступать. Не раз я решительно с ним говорила, урезонивала его, плакала и умоляла – я уже не думала о том, что он сочтет меня своекорыстной, а хотела лишь исполнить свой долг перед вами, ойран. И хозяин чайного домика у причала, и все наши гейши – и так и эдак пытались они вмешаться, помочь… Каждый раз, когда я думала, что теперь уж он окончательно рассердился и больше меня не позовет, – на следующее утро или к вечеру он являлся и бывал так любезен, что я не находила слов! Я бывала с ним язвительна, я пила сакэ чайными чашками – думала, это охладит его страсть. Несколько раз я отказывала ему, ссылаясь на болезнь, но он приходил меня навестить в мою комнату, был ласков, приносил подарки… А ведь я всего лишь гейша, которую от случая к случаю приглашают для увеселения, – и вдруг внимания ко мне больше, чем к иной девушке, имеющей постоянного покровителя. Так больно чувствовать, что за спиной тебя называют и гордячкой, и выскочкой… А я только и думала о том, чтобы помочь Тан-сану в его беде да не быть неблагодарной по отношению к ойран, хоть как-то отплатить за добро. Каждый месяц я ходила на поклонение в храм Югасан, тысячекратно творила молитвы в храме Мёкэн-сама… Даже тогда, когда я распевала на пирушках грешные земные песни, я не раз поминала вашу доброту, ойран. Прошу, не отказывайте же мне в своем расположении!
Доказательство ее искренности – слезы, стоящие в глазах.
Коноито. Прости меня, я виновата. Я никак не думала… Просто он давно уже здесь не был, и вестей от него никаких – отсюда все мои сомнения. Но твой рассказ означает, что причина – в перемене его чувств. Он полюбил тебя. Узнаю характер То-сана! Такой опытный, знает тысячу вещей, а сердце – переменчиво, как ветер. И если он чего-то хочет – так всей душой. Таков уж То-сан. Ну а раз он так – значит и я могу…
До конца она не договаривает. Но можно догадаться, что, хотя мудрая ойран Коноито и принимала внимание Тобэя, не этот мужчина по-настоящему владел ее потаенными чувствами.
Ёнэхати. Так, может быть… (Шепчет что-то ойран на ухо.)
Коноито. Да? Неужели и про Хан-сана?
Ёнэхати. Как он только узнал!
Коноито. Противный! (Улыбается своим мыслям.)
Ёнэхати. Такой до всего докопается, его не проведешь. Вот поэтому…
Коноито. Вот поэтому, будь он еще чуточку щедрее, ты бы в конце концов им увлеклась. Не так ли?
Ёнэхати. Вовсе нет. Ни за что!
В это время в гостиную
