Кот просто поржал, а Шпилевский получил двойку. Как и всегда, Антрацит не хотела ничего замечать. Помнила, как Кот переебал её по спине указкой, не иначе.
На большой перемене началось знакомство одноклассников. Белобрысый амбал, которого звали Романом, ожидаемо примкнул к Дэну, Зябе и Коту. Он, указывая пальцем на тощего, с которым сидел за одной партой на уроке Кукушки, гадко скалился и, наклонившись к Дэну, шепотом что-то рассказывал. Тощего тоже звали Романом. Рома Артаусов. И его тоже быстро записали в «лохи». Правда чморили не так, как Шпилевского или меня. Артаусов был особенным, вернее его мать была особенной. Она работала в школе и вела информатику у старших классов. Поэтому его редко пиздили, чаще всего предпочитая плеваться в него бумагой или вываливали в портфель химические реактивы.
Помимо белобрысого, к Дэну присоединились еще двое – Антон Зайченко с погонялом Заяц, что ожидаемо, и тощая, как виноградная лоза, Аня Куркина. И если Заяц был типичным уродом, то Куркина больше походила на Кота, предпочитая издеваться с выдумкой. Однако это не мешало ей хорошо учиться, и Куркина была уверенной хорошисткой. От неё доставалось всем: и пацанам, и девчонкам, причем девчонок она любила особенно.
Остальные были серой массой. В меру тихие, в меру шумные, в меру уродливые. Кто-то мог отвесить подзатыльник Шпилевскому, если тот, задумавшись, зависал на месте. Кто-то мог помочь Коту затащить в туалет очередного несчастного. А кто-то перенял тактику Лазаренко. «Моя хата с краю, нихуя не знаю». Правда, в десятом появилась еще одна ворона. Не мой однофамилец. А настоящая «белая ворона». Сергей Рыченко, которому на третий день старшаки дали погоняло Нефор.
Небольшого роста, но крепкий. Волосы длинные, до плеч, и расчесанные на прямой пробор. Кривая спина и правое плечо, как горб, слегка приподнятое.
Он перевелся в нашу школу из Окурка – района, до одури похожего на наш. И сразу дал понять, что в обиду себя не даст, несмотря на проблемы со спиной. Когда Кот на большой перемене обозвал Нефора «хуйлом горбатым», Серый молча поднялся с пола, на котором сидел, подложив под жопу рюкзак, схватил прислоненную к стене швабру технички и переебал Кота по спине, после чего отскочил в угол и выставил черенок вперед, как бы предупреждая, что любой, кто сунется, сразу получит пизды. Зяба попытался выхватить черенок из рук Нефора, но отлетел в сторону, когда ему отсушили правую руку. После школы уроды еще раз попытались доебаться до новенького, но тот вытащил из кармана китайскую «бабочку» и, ловко раскрыв её, предупредил, что порежет любого, кто к нему подойдет. Причем говорил он это настолько уверенным и будничным тоном, что даже Дэн не рискнул залупаться на него. Потом Дэн попытался вовлечь его в свой круг, потому что ему понравилась наглость и независимость Нефора, но тот мотнул головой и отказался. Он вообще от всего отказывался. Не проявлял инициативу, не чморил лохов, приходя в школу, протягивал руку всем. Даже Шпилевскому. Изредка я видел, как он курил перед уроками за углом школы. Старшаки в глаза называли его Нефором, а за глаза Горбатым. Причем Кот постоянно озирался, не стоит ли за спиной ебанутый гном со шваброй в крепких руках.
Однажды Антрацит, которую муха за жопу укусила, предъявила ему за внешний вид. Мол, одевается, как чмо, волосы длинные и все в таком духе. Антрацит вообще часто доебывалась за внешний вид. Если какая-нибудь девчонка красила губы, математичка тут же выставляла её шалавой и обсирала перед всем классом. Кроме своих любимиц, конечно. С Нефором не прокатило.
– Это что за внешний вид? Где это видано, чтобы ученик мужского пола носил длинные волосы, как женщина?! – обдавая Серого слюной заявила она. – Увижу завтра с космами, отправишься на педсовет!
– Я не буду подстригаться, – невозмутимо ответил Нефор, заставив математичку поперхнуться. – Мы в свободной стране живем, и каждый может самовыражаться, как хочет.
– Что за бред? – сипя, спросила она. Серый пожал плечами, говоря, что ему как бы похуй и на неё, и на педсовет. Я вообще не понимал, хули Антрацит на него взъелась. Одет он был во все черное, но чистое. Черные джинсы, чуть потертые на коленях. Черная майка «Ария» и черные берцы, надраенные кремом. Волосы у него тоже всегда были чистыми и пушистыми, словно он мыл их каждый день перед школой.
– Бред – это то, что вы заставляете ученика состричь волосы, потому что вам это не нравится. Хотя ваш макияж похож на людоедский из Австралии, – отчеканил Серый, заставив Дэна и других старшаков заржать на весь класс. Антрацит, чье ебало побурело от ярости, схватила Нефора за руку и попыталась поднять, на что Сергей буднично ответил: – Отпустите. А то руку сломаю!
– Вон из класса! Завтра в школу с родителями! – заорала математичка, трясясь, как безумная жаба. Нефор молча поднялся, сложил учебники в сумку и вышел из класса, как ему и сказали. Я так и не увидел ни единой эмоции на его лице, словно ему на все было похуй. А может, так оно и было на самом деле.
Я сидел с ним на двух уроках. На географии и на биологии. И когда Нефор немного обвыкся, мы с ним однажды разговорились. Тогда многое стало понятно.
– Мне спину сломали в седьмом классе на Окурке, – буркнул он, когда я спросил о его особенности. – Шпань местная. Увидели одинокого хайрастого пиздюка, идущего домой поздно вечером, и доебались. Я одному по ебалу дал сразу, как тот подошел, а остальные меня завалили. Пиздили долго, а старшой их потом арматуриной меня перетянул по спине. Хуй его знает, но повредил какой-то нерв. Потому я такой гнутый. Други мои потом нашли их кодляк и отпиздили всех, да только хули? Прошлое не вернешь и спину обратно не выгнешь.
Он так спокойно об этом говорил, что я невольно восхитился его силе. Он не жаловался, не ныл. Он просто жил дальше и никому не давал себя задевать. Старшаки его уважали и не трогали, а Кот пиздел на него только в тех случаях, когда рядом отиралось побольше народу, но границ не переступал. Помнил ту пиздюлину шваброй.
– Что на Окурке, что здесь, – сказал он, когда мы готовили совместный доклад по географии. – Однохуйственно. Стерпишь раз, и тебя чморить будут до конца жизни. В старой школе я до восьмого класса каждый день с кем-нибудь закусывался. Когда проебывался, когда нет. Ты вот хули терпишь этих уебков? Ладно, Дэн. Он здоровый. А Зяба?
– Не знаю, – хмыкнул я. Вопрос
